Исс и Старая Земля - Вэнс Джек Холбрук - Страница 21

• Предыдущая
• 21/98
• Следующая

Итак, появилась Симонетта, и я, как уже говорил, был этим поражен до глубины души. Вместо серьезного, справедливого и облеченного властью Титуса Помпо, каким я его себе представлял, я увидел эту мощную даму. Симонетта — женщина весьма странная и выглядит не менее странно: волосы на голове собраны в какой-то сноп, кожа как белый воск, глаза маленькие и прозрачные, как янтарь. В ней есть нечто дикое, непредсказуемое и опасное. Она, без сомнения, женщина сильных и многих страстей, которые обычно держит в кулаке, но только до тех пор, пока ей хочется их так держать. Голос у нее грубый и как бы придушенный, но она может говорить и почти музыкально. Кажется, ею руководят, скорее, инстинкты или подсознание, чем формальный разум. Впрочем, и Клайти такая же.

По этому случаю ни та, ни другая не обратили друг на друга особого внимания, и обменялись лишь быстрыми и простыми формальностями. Но дело не в этом, мы приехали в Йиптон отнюдь не для обмена любезностями, а для обсуждения наилучшей координации наших усилий для достижения общей цели.

Я полагал, что являюсь главным членом делегации, и потому сразу перешел к делу, так как считал себя обязанным выразить философию ЖМС именно в том виде так, как я ее представлял, причем в самом точном и определенном порядке. Словом, у Симонетты не должно было оставаться никаких неясностей относительно нашей основной точки зрения. Клайти же начала вести себя невыносимо вульгарно, просто грубо, она вмешивалась в мою речь, перебивала, делала нелепые замечания и даже повысила голос, когда я заявил, что являюсь одним из самых влиятельных членов партии. Клайти со всем своим нахальством и беспардонностью стала демонстрировать Симонетте, что, так сказать, они с ней товарищи по оружию, этакие рыцари истины и доблести. Я еще раз попытался вернуть разговор в нужное русло, но Симонетта заявила, чтобы я «попридержал язык», что было уже окончательным оскорблением. А Клайти, вместо того, чтобы обидеться на такое унижение товарища стала сама язвить и насмехаться, говоря что-то вроде того, что если я не прекращу изливаться, то они никогда не смогут действительно заняться делом. И так далее в том же духе.

Словом, стала говорить Клайти. Симонетта послушала ее несколько секунд, но ей снова что-то не понравилось. «Буду абсолютно честной, — заявила она. — Люди со станции Араминта причинили мне много горя и зла, и главная цель моей жизни — мщение. Я собираюсь уничтожить Деукас, как ангел гнева, и стану настоящей хозяйкой Араминты. Моя месть будет столь сладка, что превысит все известные мне до сих наслаждения! Все почувствуют на себе мою Ярость!»

Клайти сочла необходимым все же прервать эти излияния. «Но это нисколько не относится к целям ЖМС! И мы намерены уничтожить тиранию Хартии и позволить расцвести человеческому духу!»

«Может, оно и так, — согласилась Симонетта. — Хартия действительно должна быть заменена учением о мономатике, которое станет будущим всего Кадвола».

«Что это за учение? Я хотела бы с ним ознакомиться, только покороче», — подхватила Клайти.

«Учение о мономатике есть ультимативная панфилософия — это Путь Существования и Жизненное Совершенство!»

Тут Клайти так и осела. Джулиан едва успел поддержать ее, и быстренько постарался занять ведущее место в разговоре. Он начал рассуждать о новом Кадволе и утверждал, что при подлинной демократии любое верование должно быть священно. Он заявлял, что будет защищать эту точку зрения своей жизнью или смертью и так далее и тому подобное. Симонетта стучала пальцами по столу и, по-моему, не слушала. Я уже понял, куда дует ветер, и решил изложить факты напрямую, открыто, раз и навсегда. Я сказал, что подлинная демократия — иногда известная как нигилизм — эквивалентна полной путанице понятий. Всем известно, что правление некоего комитета ничуть не справедливей, чем правление черни. Для настоящего прогресса власть должна быть представлена единственным, но решительным лицом, чья честность и компетентность не оставляют ни у кого никаких сомнений. Потом я заявил, что хотя и не имею страсти к власти, экзигенция ситуации требует, чтобы я взял на себя эту колоссальную ответственность со всеми последствиями. Они были обязаны согласиться со мной, но… Симонетта посмотрела на меня в упор и приятнейшим голосом спросила, а действительно ли я уверен в том, что таким лицом должен быть мужчина.

Я ответил утвердительно и сослался на уроки истории. Женщины крайне нужны любому обществу благодаря своим уникальным функциям и инстинктам, но в мужчине сконцентрирован высший дух, мудрость, сила, настойчивость и харизма, без которых не может быть лидера.

«А какую же роль вы отводите в своем новом царстве Клайти Вердженс?» — вдруг поинтересовалась Симонетта.

Вероятно, я говорил слишком увлеченно и поспешил заметить, что слово «царство» здесь не совсем уместно, и вообще к обеим сидящим рядом представительницам прекрасного пола я испытываю самое искренне уважение. Клайти может заниматься искусством и торговлей, а Симонетта — образованием. Оба поста чрезвычайно важны и…

— Ты чудо, Каткар! — не выдержал и расхохотался Чилк.

— То, что я утверждал, было не больше, чем просто универсальные трюизмы…

— Однако сыр от этого воняет не меньше.

— Размышляя об этом теперь, я, конечно, признаю, что был неосторожен. Я полгал и Симонетту, и Клайти существами разумными и реалистическими, знакомыми с элементарными фактами истории. Но я ошибся.

— Похоже, и в самом деле так. Ну, а дальше?

— Джулиан сказал, что теперь мы все уже высказались и теперь должны разобраться с расхождениями. Итак, наша общая цель заключается в том, чтобы сбросить мертвый груз Хартии, а это дело непростое. Симонетта согласилась, но для начала пригласила позавтракать. Мы вышли на террасу, смотрящую в лагуну, где нам подали неплохой ланч из рыбного паштета, хлеба из морской пшеницы, мидий и вин с Араминты. Неожиданно я выпил больше, чем обычно или, возможно, в вино было что-то подмешано. Иными словами, я неожиданно заснул.

Проснулся я уже во флаере. Меня уверили, что мы летим домой, на Штрому, хотя рядом не было ни Клайти, ни Джулиана. Мы летели слишком уж долго и приземлились, к моему удивлению, на Шаттораке. Я протестовал, возмущался, но тут же был посажен в собачью дыру и закрыт. Прошло два дня, и передо мной поставили условие: или я становлюсь тюремным поваром или остаюсь в дыре. Я выбрал первое. Вот, собственно говоря, и все.

— Где находятся флаеры?

— Это не мой секрет, — поморщился Каткар. — Я отказываюсь обсуждать подобные вещи вообще.

— Но ведь вы человек разумный, не так ли? — самым спокойным образом спросил вдруг Шард.

— Разумеется. Разве это еще не всем ясно?

— Шатторак будет атакован теми силами, которые есть в распоряжении Станции, и если вы откажетесь в точности сообщить местонахождение флаеров, и кто-нибудь из наших сотрудников погибнет, вы будете признаны виновным в убийстве и понесете соответствующее наказание.

— Но это несправедливо!

— Называйте, как хотите. Мы в Бюро «Б» справедливостью называем преданность положениям Хартии.

— Но я член ЖМС и прогрессист! Я считаю Хартию архаическим пережитком, архивной пылью!

— А мы в таком случае будем считать вас не только пацификом, но ренегатом и убийцей, и накажем без всякого снисхождения и сожаления.

— Это меняет дело, — сдался Каткар. — Флаеры находятся в подземном ангаре на восточном склоне Шатторака, там, где раньше был путь извергавшейся лавы.

— Как они охраняются?

— Этого сказать не могу, поскольку никогда там не бывал. Не знаю я и того, сколько там машин.

— Сколько всего обслуги?

— С десяток или чуть больше.

— Все йипы?

— Нет. Механики — люди из других миров, но о них я тоже ничего не знаю.

— А что насчет космической яхты Помпо? Как часто она там появляется?

— За время моего там пребывания — дважды.

— Видели ли вы после этой поездки в Йиптон Намура?

— Нет.

— А Бардуз — каковы его функции?

• Предыдущая
• 21/98
• Следующая