Клетка для мятежника - Якоби Кейт - Страница 117

• Предыдущая
• 117/123
• Следующая

К тому же Эндрю хотелось хоть ненадолго забыть...

— Пойдем, — прошептала Хелен. — Я расскажу тебе про Лиама, если хочешь.

— Да, — ответил Эндрю, — только немного погодя. А сейчас не могли бы мы где-нибудь посидеть?

Хелен усмехнулась.

— Я знаю как раз подходящее место.

Теперь ему снился не зимний мороз. Ему представилось дождливое лето, по западным равнинам по колено в грязи тащились запряженные быками телеги обоза армии, которую Роберт не мог узнать. Бросок к лесу, к удобному месту для битвы, был для воинов жизненно важен; однако местность эта была далеко от границы: война шла не с Майенной, войско сражалось с Врагом. Роберт должен был выйти на бой с Врагом, должен был на этот раз победить, сделать так, чтобы Враг не мог больше расстраивать его планы, мешать ему осуществить задуманное.

Однако дожди лили такие сильные, что разлившаяся река смыла мост — та самая река, течение которой унесло Вогна... Еще один мост, дальше к югу, дал бы возможность найти укрытие в лесу; там можно было бы дать отдых животным и людям перед битвой с Врагом. Если не удастся собраться с силами, они все погибнут, да, все... погибнут...

Роберт сел в постели; глаза его были широко раскрыты, он задыхался, лихорадочно искал в темноте хоть лучик света.

О боги! Что за сон! Как могло... сон был не его!

Роберт поднялся, налил себе вина и осушил кружку так поспешно, что грудь заболела. Свечей зажигать он не стал. Даже теперь он не мог заставить себя признаться в том, что боится темноты.

Кроме того, его пугала не эта темнота.

Как могло ему присниться чье-то воспоминание?

Воспоминание Нэша...

Только воспоминание ли? Может быть, разум Роберта снова сыграл с ним злую шутку, поставив на место Нэша, заставив видеть все его глазами? Обычным сном такое никак нельзя было назвать...

Роберт лег, натянул на голову одеяло, намеренно окружив себя непроглядной тьмой, и, закрыв глаза, принялся делать дыхательные упражнения, которые всегда помогали ему заснуть, даже после кошмара.

В сон он погрузился немедленно; сон был иным — обычным для Роберта. Он стоял на мокрой от крови земле поля битвы. Меч готов был выскользнуть из его бессильных пальцев, глубокие раны кровоточили, жизнь его еле теплилась... А Нэш, хоть и изувеченный, возвышался над ним, уверенный в победе.

Почему Нэш так уверен, что победит, а Роберт проиграет? Неужели уверенность Роберта, что он сможет убить Ангела Тьмы Словом, была просто глупостью?

Но если не Словом Уничтожения, то как? О боги, как, во имя всего святого, сможет он уничтожить это торжествующее зло? Как сможет искоренить скверну, прежде чем она захлестнет и поглотит его?

Колдовское зрение сказало Роберту, что Союзница бесшумно приближается сзади, готовая предать, готовая встать между ними, как сделала в прошлом, как сделает и сейчас...

Но сделает ли? Предаст ли она его снова?

И во сне Дженн собрала всю свою силу и нанесла ему удар, расколов под его ногами землю, заставив сам воздух наполниться печалью.

Роберт бросил последний взгляд на небо, на проливающие дождь тучи. Теперь он знал, что ему следовало сделать, и понял, что такое настоящее сожаление.

Оно было так похоже...

Оно было в точности похоже на гнев.

На гнев, которого он себе не мог позволить.

Он вдруг снова оказался на ногах, глядя в лицо Дженн, ожидая ее предательства... и тут, задохнувшись, чувствуя, как страх побеждает мужество, открыл рот и...

И произнес Слово Уничтожения. Ослепительный свет охватил Союзницу у Роберта на глазах, мгновенно обратил в пепел, опалил землю, оставив ее безжизненной.

— Нет! — Роберт подскочил на постели, потом поднялся на ноги. Сердце его колотилось, он ничего не видел и не слышал, тошнота согнула его пополам. Нет, нет, нет. Никогда.

Однако он сделал это. Во сне сделал. Восемь лет снится ему един и тот же сон, и впервые...

Шатаясь, Роберт добрался до умывальника, и его вырвало. Роберт натянул сапоги и куртку, сунул за пазуху Калике. Действовать — вот что ему необходимо. Только он все еще не мог свободно дышать, не мог видеть, чувствовать, слышать...

Прикосновение чьей-то руки заставило его подпрыгнуть на месте. Повернувшись, Роберт увидел перед собой Финлея, заспанного и встревоженного. В руке его была свеча.

— Роберт! С тобой все в порядке?

Роберт не мог найти слов для ответа; он мог только сделать то, что делал всегда. Роберт побежал.

Кровь.

Кровь повсюду. Восхитительная, сладкая кровь, взывающая к нему. Он чувствовал ее запах, она была везде — в воздухе, на полу, пропитывала одежду этой суки и этого святотатца-священника.

— Убрать его! Убрать мать девочки! Отведите ее в соседнюю комнату и свяжите так, чтобы она еле могла дышать. Ею я займусь, когда освобожусь. Подай мне шар! Вот так. Поверни девочку, чтобы кровь текла на шар. А теперь осторожно вытащи клинок из сердца. Медленно! Проклятие, ты все испортишь! Вот, вот. Пусть течет понемногу, иначе шар не успеет все впитать. А ты найди бадейку, деревянную, большую. Собери простыни и одежду и попытайся выжать из них как можно больше крови. Не потеряй ни капли!

Нэша трясло, запах крови кружил ему голову. Эликсир! Панацея от боли, которая внезапно охватила все его тело.

Так она все-таки осмелилась: убила его дитя, чтобы лишить его целительной крови. Де Массе прятал их обеих все эти годы, строил за его спиной козни, чтобы лишить его предназначения, которое обещала ему его собственная кровь.

Кровь, кровь... Такая влекущая, все еще теплая, темно-красной струйкой текущая на пористую поверхность шара, блистающая, радующая все чувства, соблазнительная, неотразимая...

— Уведите священника. И выкиньте отсюда мебель. Пусть в комнате останется только кровать. Когда выпустите из девочки всю кровь, уничтожьте и ее тоже. Труп сожгите. Я хочу, чтобы от него ничего не осталось. И согрейте воды. Я вымоюсь и буду готов к тому моменту, когда вы закончите.

Столько лег... Сто тридцать четыре, если быть точным. Это не та кровь, о которой говорилось в пророчестве, но все же она кровь от крови его, и этого достаточно. Он омолодится, получит еще столетие полнокровной жизни. У него будет больше колдовской силы, чем у десяти повелителей Даззира. Да, силы. Теперь он сможет взять все, что пожелает.

Союзница будет принадлежать ему — и на этот раз Враг не сумеет его остановить.

Ветер пригибал верхушки деревьев, срывал с них сухие листья, клонил к земле ветви, словно оплакивая погибшее дитя, страдающую мать, священника, который сделал больше, чем хотел, но все же недостаточно.

Годфри не мог заставить себя открыть глаза. Он просто позволил вытащить себя из коттеджа и привязать к стволу ближайшего дерева, заткнув рот кляпом. Годфри знал: им займутся позже.

Понял ли Нэш, кто он такой? Потрудился ли хоть взглянуть на него?

Ужасная уверенность переполняла Годфри. Де Массе не солгал, но смерть его была напрасной, а Годфри... Годфри потерпел неудачу. Ему следовало рассечь горло и вены или отравить девочку. Почему де Массе об этом не подумал? Он ведь был воином. Только они с Валеной считали, что время в их распоряжении будет. Еще несколько минут — и этого хватило бы. Полчаса — и Нэш проиграл бы.

Годфри потерпел неудачу из-за того, что медлил, задавал вопросы, хотя и не сомневался в ответах, — просто потому, что стремился оттянуть казавшееся ему омерзительным деяние. Исповедаться он никогда не сможет, не сможет явить на свет божий всю глубину своего греха: он был повинен не только в убийстве, но и в добровольном промедлении. Первые дни его в сане епископа, навсегда оскверненные провалом — и как человека, и как священника.

Значит, Нэш получит кровь, которая ему нужна. Годфри станет оплакивать Люсару до того момента, когда Ангел Тьмы отнимет у него жизнь. А потом Люсаре предстоит вечно лить слезы...

• Предыдущая
• 117/123
• Следующая