Продавец троллей - Якобсен Бент - Страница 51

• Предыдущая
• 51/55
• Следующая

— А что там случилось? — спросил Бомстаф. — Чего эта скотинка так испугалась?

Ответ не заставил себя долго ждать, потому что Мельвин опять принялся звонить в колокол, и все повторилось снова. Во второй раз было ещё труднее заманить Боффина обратно на борт.

— Чтобы больше никто в продолжение этого рейса не смел звонить в колокол! — зычным голосом объявил Бомстаф, поняв, чего испугался Боффин. — Иначе у нас кончится варенье раньше, чем мы войдём в Бискайский залив.

Гудвин наблюдал за всей этой сценой со стороны. Наморщив лоб, он глубоко задумался. Его очень заинтересовало, что Боффин, оказывается, так боится колокольного звона.

По мере того как корабль, пройдя Гибралтарский пролив, двигался к северу, Гудвин освобождался от прежних опасений. Барометр все падал, падал и падал, и погода все портилась, пока наконец не начался ураган. На «Элинор» все были заняты, потому что надо было то и дело поднимать и убирать паруса, и Гудвин, имевший за плечами большой опыт, так как сам в молодости немало плавал на кораблях, часто становился за штурвал. В такую погоду требовалось много сил, чтобы удерживать «Элинор» на нужном курсе. Корабль скрипел и зарывался носом в разбушевавшиеся волны, но, чем больше злилась непогода, тем веселее делался Бомстаф. В отличие от своей команды из четырёх матросов, совсем обессилевшей от тяжёлой работы, без которой корабль не удержался бы на плаву, капитан чувствовал себя превосходно при шторме. Ветер трепал его бороду, но он только смеялся, когда очередная волна, перехлёстывающая через борт, поливала всех с головы до ног солёной водой. Если не считать Бомстафа, Боффин, кажется, был единственным существом на борту, которому морское путешествие пришлось по вкусу, за исключением холодных брызг и дождя: тролль терпеть не мог мокрого. Пользуясь килевой качкой, он придумывал себе все новые забавы и был страшно доволен этими играми. Для начала он прицепился к лампе, которая висела в каюте; Анри застал его там качающимся вниз головой в такт корабельной качке. Когда мимо проходил кто-нибудь из команды, Боффин хватал у него с головы шапку или вырывал трубку и гигантским прыжком, перевернувшись в воздухе, приземлялся на свои широкие ступни, а приземлившись, молниеносно скрывался вместе с добычей. Через день вся команда дружно обыскивала корабль от носа до кормы в поисках тайников Боффина, где он запрятывал отнятые у людей предметы. Бегать за Боффином было бесполезно — он был таким проворным, что его невозможно было поймать. В тихую погоду Анри иногда удавалось его схватить, потому что мальчик сам был необычайно быстр и ловок. Но при качке даже Анри не мог угнаться за Боффином. Боффин как по волшебству мог промчаться из конца в конец хоть посередине палубы или обежать корабль по краю, смотря как ему вздумается, причём сильнейшая качка никак не сказывалась на его прыти. Анри же, чтобы не упасть, вынужден был хвататься за что-нибудь руками, так что догнать Боффина он не мог.

— Просто невероятно! — восторженно восклицал Анри, перекрикивая шум урагана, чтобы его услышали Бомстаф и Гудвин. Все трое стояли, уцепившись за стенку каюты, чтобы не упасть, так как волны кидали «Элинор» туда и сюда, словно щепку. — Ведь Боффин бежит по палубе как ни в чём не бывало, как будто нет никакой качки!

— Я согласен с тобой, что это невероятно! — без энтузиазма откликнулся Бомстаф, не уточняя, что он при этом имеет в виду. В этот момент ему трудно было радоваться, глядя на проделки Боффина, потому что утром тот стащил у него любимую трубку.

— У тролля, должно быть, просто невероятное чувство равновесия, — восторженно продолжал Анри. От дождя и солёных брызг — поди разбери отчего, когда вода льётся со всех сторон, — все его смуглое личико было мокрое, и на фоне серого моря и серого неба глаза и лицо мальчика светились, точно фонарик в ночи. Глядя на него, и Гудвин, и Бомстаф почувствовали, как им делается тепло и светло на душе. — Самое поразительное то, что Боффин словно бы чувствует заранее, куда корабль должен наклониться в следующий миг.

Наблюдательность мальчика не изменила ему, несмотря на шторм, и он был прав. «Элинор» не кланялся равномерно, как это бывает при обыкновенном волнении, а прыгал резкими, непредсказуемыми скачками, которых не мог предугадать даже такой опытный морской волк, как Бомстаф, привыкший держать равновесие. Гудвин старался не заразиться тем восхищением, с которым Анри наблюдал за Боффином. Если бы не Анри, ему легче было бы решиться на то, чтобы использовать осколок чёрного кристалла для ловли троллей. Гудвин смотрел перед собой на палубу. Боффин развлекался одной из своих излюбленных игр. Он свернулся в клубочек и перекатывался туда и сюда, в зависимости от наклона палубы, пока, наткнувшись на какое-нибудь препятствие, не начинал катиться, как мячик, в другую сторону. Гудвин вздохнул. Насколько легче было бы жить без лесных троллей, но, с другой стороны, тогда бы он не узнал ничего из того, что ему довелось повидать за это время.

Несмотря на страшную бурю, корабль Бомстафа благополучно прошёл через все испытания. «Элинор» был не так уж и молод, однако это был прочный и добротно построенный корабль с надёжным килем, так что не приходилось жаловаться, а качка — это для корабля в порядке вещей. В один прекрасный день буря вдруг прекратилась, барометр пошёл вверх, и вскоре в разрыве туч, которые стали быстро уноситься к западу, проглянуло голубое небо. Подгоняемый свежим летним ветром, «Элинор» переплыл Бискайский залив и вышел в Ла-Манш.

На следующее утро Гудвин поднялся наверх из каюты. Едва его голова высунулась на палубу, как он ощутил в воздухе что-то такое, что вызвало у него беспокойство. Он огляделся вокруг и по правому борту увидел обрывистые прибрежные утёсы Англии. Гудвин замер, глядя на это зрелище. Вот уже почти год прошёл с тех пор, как он покинул Англию, и только теперь по-настоящему почувствовал, что скоро будет дома. Но это чувство не вызвало в нём незамутнённой радости, потому что он подумал обо всём, что пережил за это время, и понял, что ему будет не хватать странствий и приключений. Больше всего ему будет не хватать Бомстафа и Анри, и даже попугая Кастанака. Но сейчас ему не давало покоя другое.

Он пошёл на нос и долго стоял там, глядя на белые утёсы, погружённый в свои мысли. К нему неспешно подошёл Гектор и с громким вздохом сел рядом, как будто это ему приходилось мучиться разными тревожными мыслями. Как всегда, Гектор всей тяжестью привалился к ноге Гудвина, и Гудвину было приятно почувствовать рядом с собой своего друга. Где пёс, там обыкновенно был и попугай. Очень скоро он подлетел и уселся на голову Гектору. Почистив пёрышки, он решил, что больше не может выдержать этого тяжёлого молчания.

— Ну что ты стал и повесил нос, дурья башка! Смотри, как бы тебе не обрасти мхом!

Гудвин усмехнулся. Даже нахальные комментарии попугая будут ему вспоминаться, вызывая улыбку, когда он вновь окажется в своём трактирчике в Комптон Бассете. Но вот тролли! Как быть с троллями? И в этот миг Гудвин вздрогнул от неожиданности. Прямо перед ним возле бушприта медленно появилась густая кисточка. Затем показались верхние половинки больших овальных глаз и, наконец, возник похожий на картофелину носище. Боффин положил нос на кромку перед Гудвином и посмотрел ему в глаза. Гудвин вздохнул. Никогда не знаешь, что выкинет озорной тролленыш! Вот сейчас Боффин перелез через борт и по внешней стороне добрался до самого бушприта. Ну как поступить с троллями? Странные глазищи тролля неотступно следили за Гудвином, словно Боффин хотел прочесть его мысли. Гудвин как зачарованный глядел в глаза тролля, такие же синие и бездонные, как море, не в силах оторваться.

• Предыдущая
• 51/55
• Следующая