Выбери любимый жанр

В конце ноября - Янссон Туве Марика - Страница 18


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

18

Не один час сидела Филифьонка за кухонным столом и играла на губной гармонике все уверенней и вдохновенней. Звуки сливались в мелодию, а мелодия становилась музыкой. Забыв обо всем на свете, Филифьонка играла песни Снусмумрика и свои собственные. Ей не было дела до того, слушает ее кто-нибудь или нет. За окном в саду было тихо, все эти ползучки исчезли, стояла обычная темна ночь, ветер крепчал.

Филифьонка так и заснула за кухонным столом, уронив голову на лапки. Она проспала до самого утра, пока часы не пробили половину девятого; тогда она проснулась, огляделась вокруг и сказала про себя: «Какой беспорядок! Сегодня будет генеральная уборка».

19

В тридцать пять минут девятого, когда утро еще было погружено в темноту, стали открываться окна – одно за другим, матрацы, покрывала и одеяла водружались на подоконники, по дому, поднимая густые облака пыли, гулял отличный сквозняк.

Филифьонка наводила порядок. Во всех котлах кипятилась на плите вода, щетки, тряпки и тазы вылетали, пританцовывая, из шкафов, а балконные перила разукрасились коврами. Из всех генеральных уборок эта была самая генеральная. Обитатели дома, стоя на пригорке, смотрели с удивлением на Филифьонку, а она, повязав голову платком и обмотавшись три раза огромным маминым передником, сновала из дома на балкон и обратно.

Снусмумрик вошел в кухню за своей губной гармошкой.

– Она лежит на полочке под плитой, – сказала Филифьонка мимоходом. – Я обращалась с ней очень осторожно.

– Если хочешь, можешь подольше подержать ее у себя, – неуверенно заметил Снусмумрик.

Но Филифьонка деловито ответила:

– Возьми. Я куплю себе новую. Да смотри, не наступи на мусор.

До чего же приятно было снова заняться уборкой! Она знала точно, где прячется пыль. Мягкая, серая, довольная собой пыль пряталась в уголках и думала, что лежит в полной безопасности, ха-ха! Большая метла Филифьонки перевернула все вверх дном, вымела личинки моли, пауков, сороконожек и прочих ползучих, и прекрасные реки горячей воды с мыльной пеной унесли все это. Немало пришлось побегать с ведрами, но до чего же было весело.

– Люблю, когда женщины делают уборку, – заявил Онкельскрут. – Вы предупредили Филифьонку, чтобы она не трогала платяной шкаф предка?

Но платяной шкаф был уже вымыт, к тому же вдвое старательнее, чем все прочие вещи. Нетронутым оставалось только зеркало на внутренней стороне шкафа, и оно тускло светилось.

Постепенно все вовлеклись в уборку, кроме Онкельскрута. Носили воду, выколачивали ковры, натирали пол. Каждый взялся мыть по окну, а когда все проголодались, то пошли в кладовку и съели остатки вечернего пиршества. Филифьонка ничего не стала есть, она ни с кем не разговаривала, у нее не было на это времени и желания! Она то и дело насвистывала, легкая и гибкая, она носилась как ветер, ей хотелось как бы наверстать упущенное, восполнить то потерянное время, когда ею овладевали одиночество и страх.

«Что это было со мной? Я сама была каким-то большим серым клубком пыли... С чего бы это?» Этого она никак не могла вспомнить.

Итак, великолепный день генеральной уборки подошел к концу. К счастью, дождя в этот день не было. Когда спустились сумерки, все уже было расставлено по своим местам, все было чистым, блестящим, и дом удивленно смотрел во все стороны только что вымытыми оконными стеклами. Филифьонка сняла с головы платок и повесила на вешалку мамин передник.

– Вот так, – вздохнула она. – А теперь я поеду домой и наведу у себя порядок. Давно пора.

Они сидели на веранде все вместе, было очень холодно, но предчувствие скорого расставания, скорых перемен удерживало их, не давало расходиться.

– Спасибо тебе за уборку, – сказал хемуль с искренним восхищением.

– Не за что меня благодарить, – ответила Филифьонка. – Иначе я и не могла поступить. И ты могла бы сделать то же самое. Я тебе говорю, Мюмла.

– Ведь вот что странно, – продолжал хемуль, – иногда мне кажется, будто все, что мы говорим и делаем, все, что с нами происходит, уже было с нами когда-то, а? Вы понимаете, что я хочу сказать? Все на свете однообразно.

– А почему все должно быть разнообразным? – спросила Мюмла. – Хемуль – всегда хемуль, и с ним случается всегда одно и то же. А с мюмлами иногда случается, что они быстренько уезжают, чтобы им не пришлось делать уборку! – Она громко засмеялась и похлопала себя по коленкам.

– Неужто ты никогда не переменишься? – спросила Филифьонка с любопытством.

– Да уж надеюсь! – ответила Мюмла.

Онкельскрут переводил взгляд с одной на другую, он очень устал от уборки и от их пустой болтовни.

– Здесь холодно, – сказал он. Потом с трудом поднялся и пошел в дом.

– Вот-вот выпадет снег, – заметил Снусмумрик.

На следующее утро пошел первый снег. Маленькие и твердые снежинки выбелили все вокруг. Сильно похолодало. Филифьонка и Мюмла простились с остальными гостями на мосту. Онкельскрут еще не проснулся.

– Это было очень полезное время, – сказал хемуль. – Я надеюсь, что мы когда-нибудь соберемся вместе с семьей муми-троллей.

– Да, да, – рассеянно ответила Филифьонка. – Во всяком случае, скажите, что фарфоровая ваза от меня. Кстати, какой марки эта губная гармошка?

– «Гармония-2», – сказал Снусмумрик.

– Счастливого пути, – пробормотал хомса Тофт.

А Мюмла добавила:

– Поцелуй Онкельскрута в мордочку. Да не забудь, что он любит огурцы и что речку называет ручьем!

Филифьонка взяла свой чемодан.

– И следите за тем, чтобы он принимал лекарства, – строго приказала она. – Хочет он того или нет. Сто лет – не шуточки. Иногда можете устраивать вечеринки.

Филифьонка пошла вперед по мосту, не оглядываясь, не зная, идет ли за ней Мюмла. Они исчезли в снежной завесе, окутанные печалью и облегчением, которые всегда сопровождают расставание.

Снег шел весь день, стало еще холоднее. Побелевшая земля, отъезд Филифьонки и Мюмлы, чисто вымытый дом наложили на этот день отпечаток неподвижности и задумчивости. Хемуль стоял и глядел на свое дерево, потом отпилил дощечку, положил ее на землю. Потом просто стоял и смотрел по сторонам. Несколько раз он входил в дом и постукивал по барометру.

Онкельскрут лежал на диване в гостиной и думал о том, как все переменилось. Мюмла была права. Он вдруг обнаружил, что ручей это не ручей, а извилистая, бурная река с заснеженными берегами. Он больше не хотел удить рыбу. Он положил себе на голову бархатную подушку и стал вспоминать о том веселом времени, когда в ручье водилось много рыбы, а ночи были теплые и светлые, и когда все время случалось что-нибудь интересное. Приходилось бегать прямо-таки до ломоты в костях, чтобы успеть за всем уследить, а спать и вовсе было некогда, разве что прикорнуть ненадолго, а как весело он смеялся тогда... Онкельскрут встал, чтобы побеседовать с предком.

– Привет, – сказал он, открыв дверцу шкафа. – Снег идет. Почему это теперь нет ничего интересного, а только так, одни пустяки? Куда подевался мой ручей? – Онкельскрут замолчал, ему надоело говорить с тем, кто никогда не отвечает на вопросы.

– Ты слишком стар, – сказал Онкельскрут и постучал тростью. – А теперь, когда пришла зима, ты еще больше состаришься. Зимой всегда ужасно стареешь, – и Онкельскрут взглянул на своего друга и еще подождал.

Все двери верхнего этажа были распахнуты в пустые, начисто вымытые комнаты, воздух был чист и свеж, уютного легкого беспорядка как не бывало, ковры расположились строгими серьезными прямоугольниками, и на всем лежал отпечаток холода и снежного зимнего света.

Онкельскрут почувствовал себя всеми забытым и закричал:

– Что? Скажи хоть что-нибудь!

Но предок не отвечал, он стоял в своей не по росту большой пижаме и молча таращил на Онкельскрута глаза.

– Вылезай из своего шкафа, – строго сказал Онкельскрут. – Они тут все переделали по-своему, и теперь только мы с тобой знаем, как все выглядело сначала! – И Онкельскрут довольно сильно ткнул предка тростью в живот. Послышался звон разбитого стекла – старое зеркало треснуло и рассыпалось; только в одном длинном узком осколке Онкельскрут успел заметить озадаченное выражение лица предка, но и эта зеркальная полоска тут же упала, и на Онкельскрута глядел теперь лишь коричневый лист картона, который не мог ему сказать вовсе ничего.

18
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело