Приключения Питера Джойса - Ярмагаев Емельян - Страница 23

• Предыдущая
• 23/62
• Следующая

— Где колечко с индийским изумрудом? Давай сюда, я его проиграла. И ожерелье твое, и браслеты. — Весело посмотрев на нас, она добавила: — Сейчас вы разинете рты, как акулы. Я всё проиграла. Всё.

Уриэл, утешая, сказал:

— О, вы еще отыграетесь, миледи.

— Нечем, — бойко сказала миледи. — Я продула капитану все деньги за Соулбридж — словом, всё дотла — и еще осталась должна. Я теперь нищая, как этот славный мальчик, — и она дружески хлопнула юнгу по плечу.

Вдруг она рассвирепела:

— Нечего таращиться на меня, как ошпаренные цыплята! Ну, да, мы нищие, у нас нет ни фартинга — наоборот, я еще должна какие-то там сотни фунтов! А все этот сволочной шторм. У меня плохо работает голова в шторм!

Не обращая более ни на кого внимания, она кинулась на свою постель и скоро захрапела.

— Я всегда знала, что с мамой случится что-нибудь подобное, — рассудительно заметила Алиса, прихлебывая кофе. — Она такая невезучая.

— П-пожалуй, матроса из меня не выйдет, — а, мистер Уорсингтон? — сказал Генри.

Кто сразу сник, так это именно Уриэл. Банкротство Лайнфортов не входило в его расчеты — тем более, что в них, может быть, входил брак с мисс Алисой?

Мы поговорили и разошлись, не подозревая, что по фитилю бежит огонь в образе юнги, который со всей резвостью своих молодых ног спешил к матросам передать неслыханную весть.

Когда я спустился в спардек, слух мой снова поразила пиратская песенка:

Едет, едет поутру

К судьям леди Киллигру.

Кличут трубы на заре,

Луч блестит на топоре…

Тут мне встретился Бэк, который, навострив уши, слушал песню. Остановил меня и с несвойственным ему пылом потребовал объяснения, кто такая леди Киллигру и что за подвиг она совершила.

— Уж я-то знаю леди Киллигру! — ревниво вмешалась мисс Алиса, неизвестно как появившаяся над нашими головами у трапа. — Ее портрет висел в галерее Соулбриджа. Жестокосердная крючконосая ведьма! — Презрительно фыркнув, добавила: — Это моя прабабка.

Не обратив никакого внимания на эти исторические комментарии, Бэк просил меня открыть, что означают слова баллады. Я рассказал, что фантазия англичан приписала прабабке мисс Алисы судьбу совсем другой женщины, жившей на противоположной стороне Ла-Манша. Это была не англичанка, а француженка, красавица Жанна де Бельвиль. Когда ее мужа, рыцаря Оливье де Клиссона, которого она страстно любила, казнили в Нанте — это случилось триста лет назад, — то она продала родовой замок и землю, снарядила эскадру и мстила в море правым и виноватым.

Бэк притих — в нем происходила усиленная работа мысли. Глубоко вздохнул: «Как жаль, что она не англичанка!»

— Не жалейте, — зло донеслось сверху. — Хотите — подарю медальон с ее портретом? На нем ей всего семьдесят с небольшим!

Туманными глазами Бэк посмотрел вокруг, отвернулся и побрел прочь. Да, мисс Алиса недаром беспокоилась: он влюбился — самым настоящим образом влюбился в леди Бельвиль-Киллигру! Ему давно не хватало поэзии сильных чувств, он втайне о них мечтал — и вот он нашел их в призраке прекрасной и страшной женщины, которая так неистово любила и ненавидела. А что удивительного? Именно такие трезвые натуры, как Бэк, тянутся к необычайному и роковому. Что-то должно было расшевелить этого не в меру рассудительного парня — пробудить его ум и сердце, и пусть для этого послужит хоть мрачный образ мстительницы из Нанта.

Меж тем в песочных часах мятежа содержимое верхней склянки уже переместилось в нижнюю. Рука судьбы начала переворачивать эти часы. И кто ей помог? Капитан.

Команда почти не видела его со дня отплытия. Это был заурядный кавалерист, яростно презирающий знание, всякие тонкости с высоты своего драгунского самомнения. Душа таких людей — как бесхитростная скульптура дикаря. Когда он вывалился из своей каюты в рубашке и штанах, без мундира, и падающей походкой мертвецки пьяного человека совершил несколько ошеломительных зигзагов по шканцам, все матросские головы повернулись в его сторону. Капитан поскользнулся и тяжело шлепнулся на зад. Потом сумел опереться руками на палубный настил и приподняться.

— О, и здесь пол качается! — открыл он с изумлением. — Вез-де он ка-чается!

И негодующе хлопнул ладонью по доскам палубы. Взрыв матросского хохота потряс палубу. Из всех люков, из-за мачт и строений появились люди. Сначала моряки подбирались к капитану с опаской, потом смелей и смелей.

— По ко-ням! — неистово заорал капитан. — Что за дур-рацкие рожи?! Др-рагун должен быть пьян, но в седле. В сед-ле! Тр-руби сбор!

Живое кольцо вокруг него сомкнулось. Восторгу моряков не было предела.

— Наддай, капитан, — поощряли они. — Ставь все паруса!

— Держи правей на два румба: слева — грот!

— Не расшибись о камбуз!

Я между тем не спускал глаз со штурмана. Сперва морж наблюдал за этой сценой с интересом взрослого к игре мальчишек. Потом поманил боцмана и что-то ему сказал. Коротышка боцман выслушал, кивнул и скрылся. Через минуту я нашел его глазами: он копошился у старинного палубного фальконета, свободно вращающегося на высоком вертлюге. Такой фальконет на небольшом расстоянии мог наделать немало бед, если учесть, что он легко поворачивался под любым углом. Боцман возился с ним, забивая в дуло всякую дрянь: болты, гнутые гвозди, скобы, крупную дробь. Мне приходилось видеть раны от такой картечи: зрелище не для слабонервных.

Итак, боцман трудился над фальконетом, команда резвилась, штурман что-то замышлял. Я снял с борта деревянное ведро на длинном смотанном конце и спустил его вниз. Корабль шел фордевиндом левого галса [106], то есть во всю мощь туго набитых ветром парусов, и мое ведерко, нырнув в исполосованную пеной воду, помчалось вдоль борта назад; я вытянул его с натугой, а затем поставил у шлюпки так, чтобы оно было под рукой.

На месте, где капитан давал свое представление, то есть у правого борта шкафута, стало что-то уж очень тихо. Боцман вытянулся у пушки в полной готовности. Я наблюдал за матросской компанией, и мне стало жутковато. Игра продолжалась, но в другом стиле.

— Где деньги? — негромко допрашивали капитана матросы. — Деньги, которые ты выиграл у леди? Это наше жалованье. Подай их сюда!

Старый канонир, озлобясь, схватил капитана за ворот рубахи и потряс, как куклу.

— Ты, мерзкое пьяное чучело, — сказал он с отвращением, — сейчас ты отдашь наши деньги! Ты и моря-то не видал, пивная ты отрыжка, в карты дулся, лошадиный ты навоз, а мы на тебя работай! Где матросское жалованье? В поясе или в каюте? — И он занес квадратный кулак.

— Назад! — прогремел штурман. Он двигался на матросов шагами ожившего памятника, под мышкой был зажат палаш, в обеих руках длинные пистолеты. — Назад, английский пес-бульдог! Я — стреляйт!

Матросы повернулись к нему, а я отбежал прочь, поближе к ведру, и оказался за спиной боцмана и штурмана — оба они стояли лицом к толпе. Раздался рев, свистки, в штурмана полетела свайка. Острый конец ее, дрожа, впился в палубу у его ног. Штурман взвел оба курка и крикнул боцману: «Готово?»

— Готово, сэр, — отозвался боцман. Он наклонился, подняв плечи и пригнув голову, так что из-за его спины мне было видно дуло фальконета; правой рукой боцман наводил его, в левой держал горящий фитиль. На миг мне представилась палуба, черная от трупов, и больше я не колебался: сделал несколько шагов вперед, поднял ведро, размахнулся — и удачно окатил водой не только фитиль, но и боцмана и пушку.

При таком обороте дела матросы толпой бросились на командиров. Я стоял к ним ближе и успел, кинувшись вперед, загородить штурмана от немедленной расправы, в награду за что получил от него удар рукояткой пистолета по голове, поэтому в последующей затем свалке плохо разобрался. Помню пистолетный выстрел, дым, быструю смену искаженных лиц, бешеные движения… Штурман как-то увернулся от атакующих и кинулся на шканцы, а оттуда на ахтеркастель.

Первые нападающие, которые последовали за ним туда, были убиты выстрелами в упор. Стреляли помощники капитана. Толпа бурно отхлынула назад. Тело капитана, мертвого или живого, валялось на том же месте, боцман исчез, палуба заполнилась вооруженными переселенцами; среди них я увидел Боба ле Мерсера. Матросов жадно расспрашивали о том, что произошло, и по лицам новых людей, большей частью коттеджеров, было видно, что возмущение на верхней палубе получило полную поддержку нижней.

• Предыдущая
• 23/62
• Следующая