Деревня восьми могил - Екомидзо Сэйси - Страница 40

• Предыдущая
• 40/61
• Следующая

Без лишних слов Харуё пошла к себе и вскоре вернулась с зажженным фонарем.

– Тацуя-сан, не страшно одному?

– Не волнуйся. Постараюсь быстро вернуться.

Оставив перепуганных Харуё и Котакэ, я взял фонарь, пошел в кладовую к сундуку, открыл его и привычными движениями спустился в темноту.

Подземный ход уже стал для меня, так сказать, своим, заблудиться в нем я не мог. Я пролез под хорошо знакомую арку в скале, добрался до развилки и взял влево, направляясь к «Обезьяньему креслу».

Вот это место, совсем близко. Но стоп! Там кто-то есть! Я остановился и спрятал фонарь за спиной. Со стороны «Обезьяньего кресла» исходил тусклый свет.

Пот катился у меня со лба, горло пересохло, язык, казалось, прилип к нёбу.

На тот случай, если понадобится зажечь фонарь, я приготовил спички, а пока поспешно погасил его.

К счастью, находившийся в тоннеле человек, кажется, ничего не заметил. Тусклый свет по-прежнему мигал, освещая поворот. Стараясь ступать бесшумно, я ощупью двигался в сторону поворота и прошмыгнул чуть дальше его.

Стоит повернуть за угол, и откроется вид на площадку с «Обезьяньим креслом»; там и притащился загадочный незнакомец. По всей видимости, этот человек освещает фонарем как раз «Обезьянье кресло».

Прислонясь спиной к стене, бочком, как краб, я пополз к молельне. Когда ползти оставалось совсем немного, я невольно вскрикнул от изумления:

– Нотт-тян!

– Ой!

Норико тут, в такое время! Она в растерянности повернулась в мою сторону и высоко подняла фонарь, чтобы осветить большее пространство тоннеля.

– Тацуя! Это ведь ты, Тацуя! Ты где?

Я подбежал к Норико и крепко сжал ее плечи. Необъяснимое теплое чувство захлестнуло меня.

– Нотт-тян! Ты… Зачем ты пришла сюда?

Норико ласково прильнула к моей груди:

– Я ждала тебя. Надеялась, что ты придешь сюда. Я приходила сюда и прошлой ночью, и позапрошлой. Мы ведь так давно не виделись!

О боги! Ради встречи со мной, вдохновляемая эфемерной надеждой, она не страшится ни тьмы, ни бездонных пещер, ни других опасностей! Какая же она трогательная! Меня затопила теплая волна.

– Действительно давно. Прости! Я был весь в заботах и не имел возможности выбраться сюда.

– Да что ты! Какие могут быть извинения! Харуё так тяжело болела, а тут еще я со своими приставаниями. Мне надо извиняться. Ах, я так счастлива, что удалось встретиться!

Я нежно обнял Норико, крепко прижал к себе. Она с нескрываемой радостью принимала мои ласки. Сердца наши забились в унисон; мы будто стали одним целым.

Я долго нежно гладил ее мягкие волосы, но наконец вспомнил, что не время сейчас предаваться ласкам, и тихонько убрал руки с ее плеч.

– Нотт-тян! – позвал я.

– Да, любимый!

– Ты когда пришла? За это время ничего необычного не произошло?

Мой вопрос застал Норико врасплох. Она робко взглянула на меня:

– Да… Да, Тацуя. Произошло… Когда я дошла до развилки, услышала жалобные крики. Испугалась и осталась стоять на месте. И тут кто-то быстро-быстро прополз мимо меня. Маленького росточка, вроде как обезьянка…

Наверняка то была Котакэ-сама. Затаив дыхание, я спросил:

– И что же ты сделала?

– Ничего. Так и стояла, не двигаясь. Опять где-то крикнули – раза два или три. Вроде бы звали на помощь. Я, хоть и была перепугана, пошла искать, откуда раздавались крики…

Я был потрясен мужеством Норико.

– Крики о помощи слышались и потом?

– Да. Я шла на крики, но они постоянно удалялись. А потом их и вовсе не стало слышно. Наверное, кричавшую женщину уволокли далеко в глубь пещеры.

Некто уволок плачущую, взывающую о помощи несчастную старушку в мрак бездонной пещеры… У меня от этой страшной картины кровь застыла в жилах, задрожали колени, язык прилип к нёбу.

Я снова зажег фонарь, и вместе с Норико мы обошли и осмотрели место, именуемое «Обезьяньим креслом».

Так и есть. На влажной земле остались беспорядочные следы, по которым понятно было, что кого-то тащили по земле в темную глубину пещеры.

Коумэ в руках преступника – кто бы он ни был – подобна воробышку в клюве орла, зайчонку в зубах кровожадного зверя,

– И что, Нотт-тян, женщина совсем перестала взывать о помощи? Или крики издалека не доносились?

– Точно не могу сказать. Но крики эти до сих пор звучат в ушах… И наверное, долго не оставят меня…

От жутких воспоминаний Норико передернуло.

Я поднял фонарь и еще раз внимательно оглядел место, где мы находились, – это было довольно широкое пространство, можно даже назвать его площадкой. Видимо, далее лабиринт еще более запутан.

– Тацуя, давай пойдем туда дальше!

– А ты не боишься?

– Нет. Если ты рядом. – Норико сверкнула белозубой улыбкой.

Норико родилась недоношенной, на месяц раньше срока, и потому физически была слаба. Но сколько в этом хрупком теле мужества! Хотя, может быть, это не совсем так. Возможно, любовь и доверие ко мне порождали и необычайное мужество, и неиссякаемый оптимизм. Если рядом любимый человек, никакие опасности не страшны. К тому же, как я уже отмечал, Норико была сущим ребенком, чистым, простодушным.

– Да, пожалуй, пойдем дальше, только сначала получше осмотримся тут.

Слова Котакэ об ожившем и задвигавшемся «Будде» запали мне в душу. Надо выяснить, в чем тут дело. Я направил свет фонаря вверх. Да, так и есть. Жутковатый «самурай в доспехах» по-прежнему сидел на каменном ковчеге и из-под забрала шлема грозно взирал вниз восковыми глазами, но его расположение, если сравнить с прежним, хорошо запомнившимся мне, несколько изменилось. Следовательно, кто-то отодвигал труп в сторону, снимал крышку.

И тут я с ужасом вспомнил, что оставил внутри золотые монеты. Сохранились ли они там?

– Нотт-тян, подожди меня немного, я должен заглянуть в ковчег.

Я влез наверх, передвинул труп, снял с ковчега крышку и приступил к изучению его содержимого. И сразу же покрылся противным липким потом: внутри золотых монет не было.

Кто-то все-таки обнаружил золото и стащил его. Ужас! Я почувствовал не только отчаяние, но и злость на самого себя. Почему?! Почему я не унес монеты? Почему мне пришла в голову нелепая мысль оставить их на месте?

Одна монета весит около сорока трех моммэ[36], чистого золота в ней приблизительно восемьдесят процентов, то есть не менее тридцати моммэ.

Сейчас цена одного моммэ золота – две тысячи иен, иными словами, одна монета может стоить шестьдесят четыре тысячи иен. Следовательно, я потерял около двухсот тысяч иен. Целое состояние! Мне было так жаль потерянных денег, что я скрежетал зубами, не в силах сдержать себя.

Но важнее другое: эти пропавшие золотые монеты – вернейшее свидетельство того, что где-то в этих пещерах скрыто несметное богатство. Не пришло ли это в голову и тому, кто украл три золотых? Если да, то, несомненно, и он примется за поиск сокровища. И в таком случае я приобрел в его лице серьезнейшего соперника.

Ах, ну почему же я не спрятал золото в безопасном месте?!

– Что-то не так, Тацуя? Нашел что-то?

Восклицание Норико вернуло меня к действительности.

– Да нет… Ничего интересного.

Я вытер пот со лба, опустил на ковчег крышку, подвинул на прежнее место «самурая в доспехах» и спрыгнул на землю.

– Что с тобой? Ты такой бледный…

Еще бы нет! Я испытывал такое отчаяние, будто лишился руки.

– Ничего-ничего, все в порядке. – Этой фразой я пытался успокоить в первую очередь себя самого. – Этот тип, Нотт-тян, прятался за спиной «самурая в доспехах». В это время ничего не подозревающие Коумэ-сама и Котакэ-сама подошли к объекту своего почитания. Когда они закончили молиться, неожиданно сверху спрыгнул человек, схватил Коумэ-сама и скрылся в глубине пещеры.

– Какой ужас! – В испуге Норико широко раскрыла глаза. – Но зачем бабушки пришли в такое место?

• Предыдущая
• 40/61
• Следующая