«Титаник» плывет - Юденич Марина - Страница 45

• Предыдущая
• 45/57
• Следующая

— Какой ты умный, Стив! Женщины у нас, конечно, не пьют! Очень смешно. Ха-ха.

— Я этого не говорил. И вообще, пей на здоровье! Почему нет, в конце концов?

— Потому, что я больше не хочу.

— Тогда не пей!

— Ага! Ты хоть знаешь, что там творится?

— Где — там? Везде такое творится!

— В маленьком бассейне на второй палубе.

— Маленький — это, значит, персональный? У кого-то в апартаментах?

— Ну да. Персональный. Его наливают.

— Ну и замечательно. Искупаешься — полегчает.

— Шампанским.

— Красиво живете. Купаться, впрочем, не стоит.

— Она будет купаться. Это точно. А потом придется пить.

— Кажется, я понял, о чем он толкует. Долли Дон в своем репертуаре. Даже не смешно.

— Ну и пусть убирается к своей Долли Дон!

— Сейчас уберусь. Скажите только, когда мы придем в Атлантику? Точное время.

— При чем здесь Атлантика?

— Глупая женщина. Второй раз повторяю. Глу-па-я! Будем плавать.

— С Долли Дон?

— Какой такой Долли Дон?! Мы с ребятами из Тюмени договорились нырнуть.

— В шампанское?

— В океан, дурында! Атлантический, между прочим. С палубы.

— Вот этого не надо! Очень прошу, мистер Потапов! Все! Пора сворачивать веселье.

Стив решительно потянулся за рацией. Алекс ошалело уставился на Полину.

— Он действительно собирается нырять?!

— И нырнет, можете не сомневаться. А уж ребята из Тюмени — тем более.

— Это что такое — Тюмень?

— Что-то вроде Техаса. Только намного холоднее. Бал между тем продолжался.

— Но скажите мне, Эрнст, отчего вы до сих пор не женаты?

Близорукие глаза Эмилии Крис излучали тепло и… сострадание.

Странная женщина!

Наследница одного из самых значительных состояний Америки — Патрику Крису принадлежала гигантская сеть супермаркетов от Аляски до Флориды, — дожив до тридцати семи лет, умудрилась остаться в старых девах.

При том, что выйти замуж, вне всякого сомнения, хотела.

Это было в высшей степени странно. И в то же время легко объяснимо. Достаточно было просто взглянуть на Эмили. Всего один раз.

Стервой — упаси Боже! — она не была.

Существа отзывчивее и добрее не нашлось бы ни в одной приличной гостиной от Сиэтла до Бостона.

В Старом Свете, впрочем, тоже.

Но!

Существо это, похоже, даже не догадывалось о том, что в мире существуют косметика и fashion-дизайн, аэробика, йога, фитнес-центры… Не говоря уже о пластической хирургии. И прочих достижениях медицины, поставленных на службу ее величеству Красоте.

Отнюдь.

Свой тридцать восьмой год Эмилия Крис встречала точно такой, какой создала ее мать-природа.

А та в данном случае сработала из рук вон плохо.

Маленькие глаза мисс Крис были отчаянно близоруки. Волосы — редки и бесцветны. Кожа — слишком бледна.

Фигура казалась удивительно нескладней. Голос звучал глуховато.

Но, несмотря на это, сердце Эрнста фон Бюрхаузена дрогнуло.

С величайшим изумлением он обнаружил, что не может ей солгать(?!).

А правда была горькой и очень болезненной.

Сомнительное ремесло барона не отразилось — как ни странно! — на некоторых жизненных принципах, взятых на вооружение, возможно, не им самим, а далекими предками.

«Женщин не пристало использовать в качестве инструмента. В ратных и карьерных делах, бизнесе, политике… Нигде. И — никогда» — вот что в переводе на современный язык гласил один из них.

Эрнст фон Бюрхаузен — каким-то немыслимым образом! — умудрялся следовать ему на протяжении всей жизни. Даже в самые трудные периоды. Женат он был лишь однажды. По страстной, почти неземной любви.

Карэн — молодая художница, англичанка, повстречалась барону, как и полагается в таких случаях, на экзотическом острове. Превосходная яхта одного из старинных приятелей, на беду, принесла Эрнста к его берегам. Шумная компания решила сделать небольшую остановку — остров манил покоем, ароматом цветущих деревьев, тенистой зеленью пальм.

Карэн жила здесь уже несколько месяцев. В крохотном бунгало на самом берегу уютной бухты. Днем купалась и писала пейзажи, которые иногда покупали туристы. Вечерами подрабатывала официанткой в небольшом баре — остров ей порядком надоел, но денег на обратный билет не было.

Поэзию вообще и Гейне — в частности Эрнст фон Бюрхаузен не жаловал.

Но, увидев Карэн, почему-то немедленно вспомнил сентиментальную балладу про белокурую грустную нимфу — Лорелею.

И чуть не прослезился.

Через три дня он сделал ей предложение, соорудив из пальмовых листьев два символических кольца.

Компания была в восторге.

Обратный — к берегам Средиземного моря — путь прошел под знаком этого события. Шампанское лилось рекой.

В день венчания барон Бюрхаузен надел на палец невесты тонкое золотое кольцо, опутанное снаружи узкой полоской платины, — точную копию того, что сплел на острове из сочных пальмовых листьев. Второе такое же украсило безымянный палец его левой руки. На всю жизнь, как хотелось думать барону.

Отправляясь в свадебное путешествие, он окончательно опустошил банковский счет — первый серьезный урон сбережениям Эрнста нанес подарок, о котором, как выяснилось, давно мечтала невеста.

Карэн хотела красную «Ferrari». И, разумеется, получила ее. На следующий же день.

А через двадцать девять дней — Эрнст и сейчас помнил каждый — Карэн оставила его ради молодого скотопромышленника из Австралии.

Бешенство, поразившее британских коров, подняло спрос на его продукцию. Парень не растерялся и всего-то за пару лет сколотил приличное состояние. Теперь австралиец с энтузиазмом скупал антиквариат на аукционах Старого Света.

Что, собственно, и свело их с бароном. В недобрый час.

На прощание Карэн назвала мужа мерзким обманщиком, лакеем и жалким прихлебателем.

— Твой удел — подбирать объедки бывших приятелей. Но когда-нибудь им надоест. Тебе просто дадут пинка — и наступит конец. Голодная смерть под забором.

Так сказала она. И ушла.

— Это ужасно. Неблагодарно. Подло. Безбожно, наконец. Представляю, как вы страдали. Трудно поверить, но я очень хорошо представляю себе это. Так больно, когда предают. Как они не понимают?

Барон фон Бюрхаузен внимательно смотрел на Эмили Крис. И казалось, видел ее впервые.

Мешковатое платье до пят невозможного розового цвета с убогой розочкой на целомудренном корсаже куплено было, наверное, в «Marks & Spenser» [54]. Толстые стекла очков в уродливой оправе безобразно увеличивали глаза — Эмили была похожа на рыбу. Пучеглазую, грустную рыбу, заточенную в тесном аквариуме.

Но Эрнст фон Бюрхаузен — неожиданно для себя — снова вспомнил ненавистного Гейне.

Лорелея больше не казалась ему хрупкой блондинкой.

Что это вообще такое — цвет волос?

Каприз природы или удачная находка искусного куафера — не более!

Но глаза у настоящей Лорелеи совершенно точно были именно такими — глубокими, добрыми и печальными.

Простая истина. И очевидная.

Странно, что прежде он не понимал этого.

Очень странно.

Они говорили долго.

— Удивительное чувство, Эрнст. Кажется что мы знакомы целую вечность. На самом деле я впервые увидела вас только позавчера.

— Позавчера? Не может быть. Я вас не видел.

— Вы меня не заметили. Но это ничего. Я-то вас разглядела, хотя было темно.

— И где же?

— В гараже. Папа едва ступил на борт — сразу помчался проверять машину. Он помешан на своих авто. И меня потащил за компанию. Мы спустились на лифте. А вы как раз доставали что-то из своей машины. Она такая красивая. Маленькая, черная и похожа на какое-то насекомое. Симпатичный жучок-паучок из сказки. Правда?

— Да-а-а… Действительно. Вам правда понравилось?

— Очень.

Впервые за время их беседы Эрнст фон Бюрхаузен солгал. Почему? Зачем?

• Предыдущая
• 45/57
• Следующая