Голубица в орлином гнезде - Юнг Шарлотта - Страница 43
- Предыдущая
- 43/61
- Следующая
– Очень нужно, – говорили они, – сеять новые семена, разве для их отцов старых не хватало?
Всякая работа, сверх того, которую они привыкли до сих пор делать, была им ненавистна. А деньги, что им предлагал Эббо, мало их соблазняли; им было гораздо приятнее сидеть на солнце или спать в дымных хатах. О виноградниках же на Адлерштейнской горе никто никогда и не слыхивал.
Эббо горячился, он прибегал даже к крутым мерам, но вскоре, стыдясь своих вспышек, старался загладить их наградами и ласковыми словами; но ему отвечали ворча, что в деревне лучше бы желали смотреть на своего благородного властелина, когда он катит воспламененное колесо с холма в праздник св. Фридмунда. Если бы не Коппель и некоторые другие более покорные слуги, все проекты земледельческой реформы не привели бы ни к чему. Кроме того, кроткое вмешательство Фриделя немало помогло делу.
Около этого времени, граф Шлангенвальдский вернулся в свой замок. Несколько лет он провел в своих владениях в Штирии, но в одной жестокой схватке с некоторыми соседями был убит старший сын графа. Король римлян приказал врагам немедленно примириться, и это до того взбесило старика Шлангенвальда, что он вернулся в Швабию, более свирепый и мстительный, чем когда-либо. Начался ряд враждебных действий против Адлерштейнского замка. Однажды в замок прибежал пастух, плача от бешенства: трое вассалов Шлангенвальда отняли у него четырех самых лучших баранов, а самого избили алебардами на самых адлерштейнских землях. В другой раз зажженная головня, брошенная одним из шлангенвальдских рейтаров, сожгла весь запас дров у Йовста-угольщика. Однажды свиньи не возвратились домой, – на другой день их нашли убитыми пиками. Наконец, из Гельсбахского ущелья пропал единорогий бык, выписанный Эббо из Ульма. Потом узнали, что его посолили на зиму для графа Шлангенвальдского.
Христина старалась уверить своих сыновей, что граф может быть вовсе и не участвует в грабежах своих людей. Она велела Эббо написать письмо графу, и рассказать ему все дело. Письмо отвез один послушник, никакой другой посол не мог бы исполнить это поручение безопасно. Хотя Эббо и объявил, что считает этот шаг бесполезным, но все же с нетерпением ждал ответа. Ответ был получен через монаха монастыря св. Руперта. Вот слова этого письма:
«Знайте, Эбергард, барон Адлерштейнский: ваш род вредил мне помышлением, словами и делами. Ваш прадед похитил мои земли у Спорного Брода. Дед украл мою скотину и сжег мельницы. Потом, во время наших войн, убил брата моего деда Иоганна и навек изувечил двоюродного брата Матиаса. Отец ваш убил восемь человек моих вассалов и опустошил мои поля. Вы сами требуете теперь, как свою собственность, мои земли у Спорного Брода, и пользуетесь податью, которая мне принадлежит по праву. Вследствие чего, объявляю вам войну, вам и всем тем, кто соединится с вами Таким образом, я буду поддерживать свою честь против вас и ваших.
Вольфганг, граф Шлангенвальдский. Иероним, граф Шлангенвальдский, его кузен».
Затем следовал длинный список имен союзников Шлангенвальдских. Широкая печать, с изображением геральдической змеи Шлангенвальдов, была приложена к этому документу.
– Негодяй! – вскричал Эббо. – Это вызов!
– Вызов! – повторил Фридель. – Да ведь вызовы запрещены законом.
– Законом! Ему мало дела до законов! Разве так поступают с лигой? Ведь мы дали клятву, что не будем защищать сами себя.
– Нам надо жаловаться маркграфу Виртенбергскому, – сказал Фридель.
Действительно, им одно только и оставалось в настоящем случае. Хотя такой образ действий и не нравился Эббо, но он так недавно еще принял присягу, и совесть не позволила ему нарушить ее. Кроме того, ни один из враждующих ни в каком случае не мог завладеть замком другого, и Эббо оставалось только вымещать свою досаду на беззащитных шлангенвальдских крестьянах. Оставалось только рассказать все маркграфу, который в качестве предводителя Швабской лиги должен был оказать ему правосудие. Не медля долго, Эббо стал собираться в путь и выбирать людей для конвоя; он настойчиво требовал, чтобы Фридель остался с матерью. Ни за что на свете Эббо не хотел признаться, что в этом случае советы и поддержка сэра Казимира были бы для него весьма нелишними.
С сильным беспокойством смотрела Христина на удалявшегося сына; отъезд этот живо напомнил ей тот роковой отъезд, что оставил ее вдовой. Фриделю также тяжело было отпускать брата без себя; но он понимал, до какой степени было необходимо, чтобы он и несколько воинов, остававшихся в замке, появлялись по временам на всех пунктах, открытых для неприятеля; было необходимо, чтобы никому не пришло в голову об отсутствии владельца. Фридель старался успокоить мать, говоря, что по всей очевидности, на Эббо не могут напасть врасплох, как то случилось с их отцом.
Несколько времени спустя голубое знамя возвратилось благополучно в Адлерштейн, но Эббо был мрачен и раздражен; маркграф Виртенбергский обошелся с молодым бароном безукоризненно вежливо, но прочитав вызывающее письмо, рассмеялся и сказал, что это ничтожная выходка со стороны Шлангенвальда, и что лучше всего не обращать на это никакого внимания.
На кражу быка и на побои вассалов маркграф очевидно смотрел, как на вещи слишком ничтожные, чтобы обратить его внимание. В качестве имперского барона, сэр Эбергард обязан был защищать границы своих владений; ему предоставлялось полное право вешать грабителей, пойманных на его землях, а лига не была обязана смотреть за его быками.
Эббо рассказал все подробности своего свидания с маркграфом какому-то рыцарю, который делал с ним часть обратного пути из Штутгарта. Тот объяснил ему, что в этом приеме, со стороны маркграфа, нет ничего удивительного; что Шлангенвальд не только его старинный друг, но что еще к тому же Виртенбергский маркграф требует для себя Швабию, как Лен; следовательно, прямое подчинение Эббо императору, без посредства маркграфа, не могло быть приятно для последнего.
– Что же делать? – спросил Эббо.
– Сожгите несколько хижин, принадлежащих Шлангенвальду, – отвечал рыцарь.
– Но несчастные крестьяне не виноваты.
– Да, да! Посмотрели бы вы, откажутся ли они ограбить вас при первом случае. «Давайте и берите» – вот правило империи. Пошлите в ответ Шлангенвальду такой же вызов с длинным списком имен, и научите его уважать вас.
– Но я дал клятву не прибегать к самоуправству.
– Что ж вы через это выиграете? Если лига не хочет охранять ваши интересы, – охраняйте их сами.
– Я буду жаловаться императору и уведомлю его, как управляется лига.
– Молодой человек! если бы император обязан был смотреть за безопасностью света в собственных владениях, ему и одного этого дела было бы уже слишком много. Вам надо бы иметь за себя у императора какого-нибудь ходатая, который бы мог защищать ваше дело лучше, чем вы сами, своим правдивым разговором. Нет ли у вас сестры, которую бы вы могли выдать за какого-нибудь знатного барона, который бы поддержал вас, и силой руки и своими советами?
– У меня только брат-близнец.
– А! так вы Адлерштейнские близнецы! Кажется другой Адлерштейн искал союза с вашей матушкой. Да, лучшей поддержки вы не могли бы найти, он и молодой король Макс все равно, что два пальца на одной руке.
– Это невозможно! – сказал гордо Эббо. Уверенный, что услышит точно такой же совет и от мейстера Годфрида, Эббо раздумал ехать с ним советоваться. Некоторое время, Гейнц и Гатто надеялись даже на возвращение старых привычек, а сердце Христины наполнилось смущением и боязнью, когда сын объявил, что Шлангенвальд будет наказан за все свои злодеяния при первой дерзости, какую себе позволит.
Эта первая дерзость сделана была в начале зимы. Шайка рейтаров опустошила отдаленное поле, где Ульрих засевал скудный запас ржи. Известие об этом вовремя дошло до замка, и близнецы, в сопровождении Гейнца, Коппеля, двух конюхов из Ульма и толпы крестьян, внезапно напали на грабителей, затушили огонь и преследовали врага до самой деревни Шлангенвальд.
- Предыдущая
- 43/61
- Следующая
