Голубица в орлином гнезде - Юнг Шарлотта - Страница 48

• Предыдущая
• 48/61
• Следующая

На следующий день, с восходом солнца, в чаще ущелья укрывалось двадцать адлерштейнских рейтаров, держащих каждый коня за узду. Позади были слуги и работники, вооруженные топорами, косами, сохами, некоторые даже луками. Мейстер Мориц облегся по военному, в шляпе, латах, наручниках, с мечом и с новым в то время оружием – пистолетом, оба барона надели блестящее рыцарское вооружение – совершенно одинаковое, начиная от золотой шпоры, до орлиного пера, красовавшегося на верхушке их шлема. Они с нетерпением ходили взад и вперед, стараясь открыть неприятеля. Ждали они так долго, что начали подозревать фальшивую тревогу. Но наконец, поблизости послышался шорох, а за ним поспешные шаги и бряцание оружия. Эббо кинулся в седло, и подал сигнал. Мейстер Мориц подошел к нему.

– Удержите ваших людей, барон, – сказал он. – Пусть неприятель яснее выкажет свои намерения. Не надо, чтобы о нас сказали, что мы напали на него врасплох, в то время, как он ехал на императорский призыв.

– Мы бы только действовали наступательно, также как он поступал с моим отцом, – прошептал Эббо, едва сдерживаясь при виде блестевшего оружия на том берегу.

Оба брата впервые увидали врага своей семьи. Он в полном вооружении сидел верхом на крепком вороном коне. По-видимому, то был человек с громадным запасом сил, но отяжелевший с годами. Близнецы могли бы узнать его по дракону, украшавшему шлем, не имея надобности в проклятии, сорвавшимся с губ Шнейдерлейна, Когда к берегу подошел вооруженный отряд, превышающий двенадцатью человеками отряд адлерштейнских партизан, за которым следовали люди, несшие солому и смоляные факелы, граф скомандовал остановиться и, казалось, отдал некоторые приказания.

– Злодей! он подстрекает их и теперь, – начал Эббо.

– Нет, – перебил Мориц, – ничто нам не доказывает, что он не идет мирно в лагерь.

Сгорая от нетерпения, Эббо удержал своего коня в то время, как Шлангенвальд направлялся к прежнему руслу Браунвассера; там он остановил коня и, как статуя, держась на стременах, воскликнул:

– Лентяи еще не на ногах! Мы разбудим их… Факелы вперед! А теперь…

Серый конь Эббо вздрогнул.

– Кто осмеливается тревожить моих работников? – воскликнул Эббо.

– Мне все равно, кто бы вы ни были!.. – отвечал граф. – Когда я вижу чужих, находящихся без дозволения на моих землях, то сжигаю их хижины.

– Назад! – закричал Эббо. – Кто коснется до одного камня на Адлерштейнской земле, – раскается!

– Вот как! – сказал граф. – Так вот тот молокосос мещанской породы, который называет себя бароном Адлерштейнским?

– Граф, – возразил Эббо, – я вызываю тебя в качестве рыцаря, и, как законный владетель Адлерштейна, провозглашаю свои права на эту землю!

– Так ты этого хочешь? – сказал граф, принимая тяжелое копье из рук конюха.

И, спустя забрало, он осадил коня, чтобы лучше пустить его с разбега. Эббо сделал тоже самое; Фридель с одной стороны, Иером фон Шлангенвальд с другой – выстроили своих людей, как бы для сражения, и ждали исхода битвы между двумя предводителями. Они напали друг на друга с поднятым копьем, но не нанеся ран. Тогда каждый обнажил меч, и стал наступать один на другого, как вдруг Гейнц увидал, что Шлангенвальдский стрелок целится в юного барона, и тотчас предупредил его.

С этой минуты свалка сделалась общая, и посреди ее Фридель потерял из вида главный поединок между графом и братом. Вдруг послышался тяжелый треск, за ним крик победы слился с воплем агонии, и обе стороны поняли, что начальники их пали. Фридель увидал, что Эббо упал под коня; над ним склонился неприятель, чтобы зарезать его. Он кинулся на этого человека и сбросил его с седла, нанося удар мечом; тогда он позвал своих, и те окружили его. Партизаны Шлангенвальда, видя своего господина павшим, отступали в беспорядке перед силой Адлерштейна, несмотря на то, что превышали их количеством. Однако, только что Фридель заметил, что прогнал врага с поля сражения, как им снова овладело беспокойство о брате, и он поспешно вернулся назад в сопровождении Морица, предоставляя людям своим погоню за врагом. На зеленой траве лежали распростертыми с одной стороны серый конь Эббо и под ним его господин, – с другой, тяжелое тело графа. Несколько раненых и убитых лежало на камнях и на берегу реки.

– Эббо, мой Эббо, взгляни на меня! – кричал Фридель, спрыгивая с лошади и развязывая шлем брата.

– Фридель!.. – прошептал слабый голос. Вблизи находилось несколько работников, и с их помощью освободили из-под лошади молодого рыцаря; который не мог удержаться от стонов, хотя Фридель поддерживал его по возможности осторожнее. Тогда убедились, что рана, нанесенная ему в грудь мечом графа, не была опасна, но что мушкетная пуля пронзила его бедро прежде, нежели ударилась в бок лошади. Кроме того, оно было раздражено судорожными движениями околевавшего животного. Эббо был почти без памяти; но когда Мориц смыл его лицо и смочил губы, в то время, как брать поддерживал его в своих объятиях, он открыл глаза и сказал:

– Убил я его? Не он, а выстрел сразил меня. Пойди узнать это, Фридель, и заставь его сдаться.

Фридель повиновался, оставив брата на руках Шлейермахера, и подошел к низвергнутому врагу. Все обиды Адлерштейна действительно были отомщены, ибо кровь лилась ручьем из глубокой раны выше ключицы и слабая рука графа бессознательно блуждала около крючков нагрудника.

– Дайте, я вам помогу, – сказал Фридель, становясь на колени и забывая приказание брата из жалости к умирающему, и снял его шлем.

Лицо его, суровое и грубое, так почернело от солнца и горело от невоздержания, что даже близость смерти не могла его заставить побледнеть. Выражение ненависти отразилось в его взгляде, и он вздрогнул от изумления и бешенства, когда встретился глазами с Фриделем.

– Опять, тигренок! Я думал, что покончил с тобой! – проворчал он, но Фридель, весь погруженный в мысль, которая его более чем когда занимала, не слыхал этого и наполнял водой шлем Эббо. Он поднес его к губам графа и, наклонясь сказал:

– Граф, битва теперь кончена. Именем неба заклинаю вас, скажите, где мне найти отца?

– А! ты хотел бы его найти? – сказал Шлангенвальд, устремляя взгляд на заплаканное лицо юноши, а рука его блуждала у пояса, словно в нервной судороге умирающего.

– Да, я бы вас вечно благословлял, если бы мог его освободить!

– Так знай же, – сказал граф, пристально глядя на юношу, – знай же, что твой злодей-отец невольник у турок: если только он не там… как я надеюсь… где сын его, подлый выродок…

Внезапный блеск, и за ним выстрел сопровождал эти слова; Фридель подался назад, пошатнулся, потом упал. Эббо, в ужасе, на половину приподнялся, призывая брата.

– О стыд! измена! – закричал Мориц.

– Я беру вас в свидетели, что не сдался, – сказал граф. – Это проклятое отродье наконец истреблено!

И он закрыл глаза с дьявольской улыбкой. Все это произошло с быстротой молнии. Фридель, бросившийся к брату, в минуту своего падения приподнялся на одной руке, схватил другой руку Эббо, и сказал:

– Это ничего, успокойся! – И он снова хотел прилечь на колени Эббо, как вдруг из его левого бока хлынула черная кровь.

– Ах, барон Фридель! – воскликнул Мориц. – Изменник не дал промаха. Ваша рана не из легких!

И, с помощью одного из работников, он начал хлопотать о способе переноски раненых в замок.

Эббо все лежал на траве, прислонясь к руке Фриделя. Они смотрели друг на друга, поглощенные обоюдным созерцанием.

– Господин барон, – сказал наконец Шлейермахер, – будет ли у вас силы протрубить в рог, чтобы созвать ваших людей.

Эббо попробовал, но силы ему изменили. Встряхивая свое оцепенение, Фридель взял рог и начал в него трубить по всем направлениям, но ценой новых потоков крови.

Гейнц уже повернул назад и, возвратясь первый к своим молодым господам, ужаснулся найти их обоих опасно раненых. Пока из досок, припасенных дли постройки моста, изготовляли род носилок Фридель сказал:

• Предыдущая
• 48/61
• Следующая