Дарю вам память - Юрьев Зиновий Юрьевич - Страница 65
- Предыдущая
- 65/87
- Следующая
Она прошептала Александру Яковлевичу:
— Смотрите!
— Подождем, посмотрим, что они предпримут. Не думаю, чтобы они были очень агрессивны…
— А если они все-таки…
— У нас же здесь более двадцати оххров. Объединив поля, они бы танк остановили, не то что этих двух пауков…
Старший охотник и сопровождавший его Яр Комани остановились, не доходя нескольких десятков шагов до башни преобразователя.
— Мне кажется, господин старший охотник, я заметил какое-то движение вон за тем большим камнем, — прошептал Яр Комани.
— Чепуха, — неуверенно ответил старший охотник. — Оххры не шевелятся. Если они обернутся камнем там или чем-нибудь другим, так они и остаются надолго. Давай-ка проверим полеметром.
— Слушаюсь, господин старший охотник. — Охотник вытащил прибор. Стрелка неподвижно стояла на красном.
— Ого, да их тут не один!
— А ты говорил, шевелятся, — уже увереннее сказал старший охотник. — Бесформенного заставить шевелиться — все равно что булла — произносить речи.
— А что в этой башне, господин старший охотник?
— Никто не знает, на кой им эти башни. Но эта вот новая. Давай-ка посмотрим.
Они осторожно двинулись к башне. Она была сделана из какого-то полированного материала, который отражал оранжевое небо и два маленьких голубых солнца. «Что за башня, на кой она бесформенным? Что они, так не могут валяться на своих холмах?» — подумал старший охотник и машинально схватился за слинку. Теперь и ему почудилось, что за ноздреватой скалой у подножия башни что-то пошевельнулось. Он выждал секунду и на всякий случай выстрелил. Пуля сухо цокнула о башню и отскочила рикошетом. В ту же секунду из-за скалы выбежало двуногое нелепое существо и пронзительно закричало, размахивая руками. Другое такое же чудовище, чуть покрупнее, дернуло первое за руку, потянуло вниз.
Старший охотник выстрелил еще раз.
— Вот гад! — закричала Татьяна Владимировна. — Я тебе покажу, как по башне стрелять!
— Да не по башне он стреляет, по нас!
— По нас? Да вы что, смеетесь?
Татьяне и в голову не могло прийти, что этот мультипликационный паук может стрелять в нее. Она вырвала руку из руки аптекаря и вскочила на ноги.
Уговаривать и спорить времени не было. Александр Яковлевич сбил Татьяну с ног и бросился вперед, петляя, как заяц.
Он не боялся. Все это абсолютно не имело никакого касательства к Александру Яковлевичу, к аптеке, в которой невозможно повернуться в те дни, когда привозят тюки с ватой, ко всей его тихой и размеренной жизни старого холостяка. Заведующие аптеками вообще не бросаются на четырехногих пауков в шлемах, которые к тому же стреляют из чего-то похожего на детские пистолетики.
Все это не имело никакого отношения к цитаткам, за которые прятался всю жизнь. Эти слова смирения и отчаяния не могли иметь отношения к человеку, который встал навстречу врагу.
Он бежал, и заклинания о суете сует больше не тревожили его. Он стал сильным и бесстрашным. Никто во всей Вселенной не мог теперь помешать ему защитить любимую.
Александр Яковлевич ударился обо что-то плечом и очень удивился, потому что зацепиться было ровным счетом не за что. «Ах, да, это же они в меня попали», — сообразил он, но раздумывать было некогда. Да и не нужно, потому что аптекарь перешел уже на управление инстинктами. Это они заставили его ударить ногой по тонким членистым лапкам одного паука и схватить за шею второго. Шея была мускулистой и билась в руках аптекаря, но он продолжал сжимать ее.
Внезапно оба паука замерли. Из-за башни бежал Штангист.
— Ну и напугали вы нас, Александр Яковлевич! Зачем вы выскочили? Еще несколько шагов — и мы все равно удержали бы их общим полем.
Как, как объяснить мудрому оххру, что погнал аптекаря вперед не разум, а древняя и вечно юная ярость воина защитника?
Ах да, он же ранен, подумал Александр Яковлевич и теперь испугался. Здесь же нет ничего дезинфицирующего, абсолютно никаких перевязочных материалов, да и без антибиотиков дело может быть дрянь.
Ранение, наверное, было нешуточное, потому что правое плечо так и скручивало, оно непроизвольно подергивалось. По-видимому, поврежден сустав. Александр Яковлевич осторожно потрогал плечо левой рукой. Что за наваждение, плечо было целым. Попробовал поднять руку — поднималась. Но он же ясно ощутил удар, когда бежал. Ах да, как же он забыл? Ведь не из земной плоти и крови он, а из бог знает чего, что и пули, оказывается, не боится…
И ощутил Александр Яковлевич вместе с радостью и сожаление, потому что успел уже где-то в самых глубинах сознания представить себе взволнованный испуг Татьяны, да вы же ранены, льстящие хлопоты женщины, перевязывающей воина, ничего, пустяки, я потерплю…
И вот пожалуйста, синтетическая плоть его подергалась, покрутило ее — и затянуло рану мгновенно, как будто ее и не было, попробуй убеди теперь Танечку, только посмеется.
— Что с вами? — кинулась к нему Татьяна Владимировна.
— Да, пустяки, ничего особенного, — небрежно сказал Александр Яковлевич и оттого, что не сказал ничего про рану, почувствовал себя настоящим мужчиной — сдержанным и сильным, будто всю жизнь был воином, защитником и никогда даже не слышал таких слов, как дибазол с папаверином, корвалол или экстракт крушины.
— Какие пустяки, когда они же в вас почти в упор стреляли! — сказала Татьяна.
Интересно, подумал Александр Яковлевич, почему это у нее дрожат губы? Неужели из-за меня испугалась? Нежность, целый водопад нежности обрушился на него, и он прерывисто вздохнул, чтобы не задохнуться. А не задохнуться было трудно еще и потому, что Татьяна висела на шее старого аптекаря и тело ее вздрагивало от беззвучного плача, настоящего бабьего плача, в котором были и радость, и горе, и чувство вины. Скоро сорок, муж законный дома остался, дочь Верка, а она здесь… Да что говорить, когда сказать нечего, а сердце так и схватывает, так и схватывает.
— М-да, однако, — послышался голос Ивана Андреевича, — картина более чем неожиданная. На далекой планете под двумя голубыми солнцами обнимаются два, казалось бы, солидных человека, и на них смотрит десяток оххров и два оцепеневших паука…
- Предыдущая
- 65/87
- Следующая