Слишком много привидений - Забирко Виталий Сергеевич - Страница 22

• Предыдущая
• 22/64
• Следующая

— Тише, — шепотом попросил я, послушно открывая форточку, — хозяйку разбудишь.

— Пошел ты к едреной фене! — повысил голос краб.

Я молча перенес оскорбление и прикрыл дверь на кухню, сразу сообразив, что, начни я увещевать краба, он из вредности заорет как благим, так и отборным матом на всю ивановскую.

Увидев над холодильником бра, я щелкнул выключателем, и кухня осветилась. Нет, вовсе не краб завтракал в потемках. Уничтожал бутерброды невидимый «грызун», а краб топтался у тарелки, широко расставив клешни, и пытался его ухватить. Клешни беззвучно щелкали в пустоте, а бутерброды продолжали потихоньку убывать.

Я отставил закипевший чайник и принялся искать растворимый кофе. Найдя, приготовил чашку кофе и, прихлебывая, стал от нечего делать наблюдать за странным поединком. Со стороны на все на это посмотреть — идиотизм, и только. Полный.

— Смотри, сам не попадись, — заметил я с иронией. — Ему мясо крабов очень нравится. Знаешь, с каким аппетитом он вчера креветок уплетал? Вместе с панцирями.

— Ты меня с морскими блохами не равняй! — презрительно процедил краб и скосил на меня глаза на коротких стебельках. — Поумней их буду…

Это было его роковой ошибкой. Левая клешня опустилась До уровня тарелки, и краб попался на зубы «грызуна». Кончик клешни хрустнул и исчез в пустоте.

— Вай-вай! — пискляво завопил краб. —Бедная моя клешня! Отвлекают тут всякие…

— А ну не ори! — прошипел я. — Еще одно громкое слово, и выброшу в форточку к чертовой матери!

Чтобы придать вес своим словам, я щелчком отправил за окно окурок. Однако на краба это не произвело никакого впечатления.

— Что значит не ори?! — продолжал он верещать. — Я тут, понимаешь, клешни теряю, а мне — не ори! Да я такой тарарам устрою! Я в суд на вас подам! В Европейский парламент… В Организацию Объединенных Наций… В Лигу защиты животных…

Я не на шутку рассвирепел. И так настроение ни к черту, а тут еще нелепая козявка начинает права качать! Ни слова не говоря, схватил краба за целую клешню и вышвырнул в форточку. В воздухе краба перевернуло и закружило как тарелку. Пролетев метров двадцать, он спланировал на асфальт и забренчал по двору подобно пластмассовой игрушке.

Обернувшись к столу, я зло вперился в жующую пустоту.

— И ты прекращай, — мрачно сказал. — А то и на тебя управу найду.

Чавканье оборвалось, так сказать, на полуслове. Была, значит, какая-то управа на «грызунам и он о ней прекрасно знал.

Помыв чашку и убрав со стола, я осторожно заглянул в комнату. Люся спала — наша перебранка с крабом ее не разбудила. С минуту я любовался обнаженным телом, вольно раскинувшимся на кровати, и опять меня охватило желание. Захотелось подойти к ней, поцеловать и затем юркнуть в постель, и чтобы ее голова вновь покоилась на моем плече. И пусть потом плечо хоть отсохнет…

Горький комок подкатил к горлу, сердце тоскливо сжалось. Не будет этого. Никогда. На цыпочках я осторожно прокрался в прихожую, открыл дверь и вышел на лестничную площадку. Как вор, укравший кусочек чужого счастья.

Дома я первым делом позвонил в больницу и поинтересовался здоровьем Владика. Честно говоря, после того, что у нас произошло с Люсей, кошки на душе скребли.

С Владиком все было нормально, он уже на пять минут приходил в себя, а теперь спал. Светлана Анатольевна заверила, что волноваться нечего, все идет хорошо и дня через два его переведут в общую палату.

Переговорив с реаниматологом, я положил трубку и в сердцах выдернул шнур телефона из розетки. Нет, не желал я смерти Владику, но белая зависть, проснувшаяся во мне, когда увидел у его больничной койки сострадающую Люсю, похоже, начала менять окраску.

Пройдя на кухню, открыл холодильник, достал бутылку водки. Сознание непроизвольно отметило, что холодильники у нас с Люсей одинаковые — двухкамерные «Nord», — и стоят в одном и том же углу, естественно, с поправкой на зеркальность планировки квартир. От воспоминания о сегодняшней ночи стало так паршиво, что я тут же высосал половину бутылки из горлышка.

Захмелел почти сразу, но на душе отнюдь не полегчало. Наоборот, стало еще горше. Явный признак алкоголизма. Впрочем, то, что происходило со мной последние полтора месяца, было ничем не лучше белой горячки.

Я сел за стол, вылил остатки водки в стакан, дотянулся до дверцы холодильника, снова открыл и обшарил внутренности глазами в поисках закуски. Выбирать было не из чего: пакет молока и бутылка кетчупа — вот и все содержимое холодильника. Естественно, взял кетчуп. Прихлебывая из стакана и запивая томатным соусом из горлышка, я прикончил водку.

Ну зачем, зачем я ее поцеловал? Так все хорошо до этого было… Хороший парень Владик, хорошенькая девочка Люся… Прекрасная пара. И надо же, позавидовал, в постель к Люсе влез. Выбрал момент. Ничем не лучше ночных грабителей оказался. А Люся ко всему прочему еще и девушкой была. В общем, напакостил как мог. Но больше всего, наверное, самому себе. Ни одна женщина мне так душу не переворачивала, как Люся. И с чего вдруг? Казалось бы, ничего особенного. Ну переспал, с кем не бывает… И со мной бывало. Но вот поди же ты…

Я попытался отхлебнуть еще водки, однако стакан оказался пустым. В безмерном пьяном удивлении я развел руками и смахнул со стола бутылку с кетчупом. Она упала на пол рядом с блюдцем, в которое я наливал молоко для «грызуна», и разбилась вдребезги.

Все, аут. Дошел до ручки.

Грузно поднявшись из-за стола, на нетвердых ногах добрел до дивана и упал на него. Не раздевшись, не сняв туфель. И уснул. Не впервой.

Снился мне кошмар, в котором присутствовали Рыжая Харя, «вольный художник» Шурик со своей змеей, каменно-ликий каратист, оживший бронзовый командарм на знаменитом скакуне с сияющими гениталиями, красный, будто вареный, краб с надкушенной клешней и еще какие-то неясные, разномастные твари. Чуть ли не вселенское столпотворение. Чистилище с триптиха Босха, да и только. И будто бы этот триптих с одного края монотонно и непреклонно обкусывает невидимый «грызун», а все персонажи суетятся и возмущаются уменьшающимся полем их жизнедеятельности.

Когда я открыл глаза, показалось, что сон продолжается. Или спал с открытыми глазами и теперь, когда очнулся, подумал, что открыл глаза.

В комнате было накурено, не продохнуть. За столом сидели Рыжая Харя, каратист, краб и какая-то неизвестная полураздетая девица. На столе лежала горка золотых монет, стояли бутылки, стаканы, доверху заполненная окурками пепельница. Все присутствующие азартно резались в карты, но курила только девица, причем дымила, как заводская труба эпохи застоя, не выпуская сигарету из угла рта.

— Ах, я опять проиграла! — жеманно воскликнула она. Прилепившаяся к губе сигарета заходила ходуном, осыпая пеплом стол. Заученным жестом стриптизерши девица расстегнула бюстгальтер, сняла его и бросила на краба.

— «Please CONTROL YOURSELF!!!» — сказала она.

— Больно надо! — возмущенно заверещал краб, с трудом выкарабкиваясь из хитросплетения бретелек. — Не разбрасывай интимные вещи, твой лифчик похож на глубоководный трал!

Я тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения. Ничего у меня не получилось. Четверка картежников продолжала как ни в чем не бывало оккупировать комнату. Девица, сидевшая ко мне лицом, заметила мое движение.

— Хозяин проснулся! — пискнула она. — Он, оказывается, голубоглазенький! Иди к нам, сыграем на раздевание!

Она зазывающе повела плечами и потрясла впечатляющей грудью.

Промычав нечто нечленораздельное, я с трудом сел на постели и снова замотал головой. Тяжелая была голова, похмельная. Но если бы в ней и имелся осмысленный ответ, из-за пересохшего горла я бы вряд ли что вымолвил.

Попытался встать, опираясь руками о диван, но не смог. Руки в локтях подламывались, ноги в коленях не держали.

— Опохмелись.

Рыжая Харя протянула мне высокий стакан. От вида жидкости в стакане меня передернуло, и я отчаянно замотал головой.

• Предыдущая
• 22/64
• Следующая