За Волгой земли для нас не было. Записки снайпера - Зайцев Василий Григорьевич - Страница 30
- Предыдущая
- 30/63
- Следующая
— Я в плен не сдавался, русские солдаты воюют неправильно, они обманывают.
В дневное время пленного отправлять на берег Волги невозможно. До наступления темноты ждать нужно целый день, а за день может произойти много перемен. Для большей надежности решили связать фашиста и положить на сохранность в лазарет Клавы. Связанного фашиста, как мешок с мякиной, положили к стене около отопительной батареи.
С Масаевым мы по-настоящему, даже роскошно позавтракали. Бессонные ночи, усталость брали верх, силы покидали нас. Старший лейтенант Большешапов дал нам на отдых три часа. Масаев спустился в подвал, открыл железную дверь, ткнулся в угол среди тяжело раненных солдат и захрапел. За мной пришел Николай Логвиненко и потащил к командиру батальона капитану Котову на доклад.
Старший адъютант захватил свои бумажки, и мы все втроем стали пробираться среди развалин в контору метизного завода, в подвале которого находился штаб батальона. Помещение подвала большое. С восточной стороны двойные железные двери. Около стены стоял двухтумбовый канцелярский стол темного цвета. Между стеной и столом красовался обитый черным бархатом диван. На столе в кожаных сумках стояли телефонные аппараты.
Из окна подвала была видна высокая башня. С высоты этой башни снайпер артиллерист Василий Феофанов корректировал артиллерийский огонь. Связь с командным пунктом артиллерии он держал по рации.
От усталости у меня ноги подкашивались, покачивало из стороны в сторону.
Рядом с комбатом сидел командир батареи Илья Шуклин. Он улыбался, а капитан Котов был бледный-бледный, руки тряслись, ноздри раздувались.
Спокойствие и улыбка капитана Шуклина как бы освежили меня.
Лейтенант Федосов выбрал минутный перерыв в разговоре и доложил разгневанному комбату о прибытии. Капитан окинул меня с головы до ног, потом рявкнул на Федосова:
— Отведите в блиндаж, дайте отдохнуть часа два, потом придете…
Я вышел из подвала. В городе шел бой. По-прежнему в воздухе гудели фашистские самолеты, пахло дымом и гарью. Около стены были установлены два противотанковых орудия. Возле них крутился широкоплечий веселый солдат. Он встретил меня, как старого приятеля.
— Будем знакомы, — сказал он на ломаном русском языке. — Гавриил Дмитриевич Протодьяконов, якут. Командир сказал: «Танки фашистские нужно бить здесь». А ты кто?
Я назвал себя.
— Хорошо знаю тебя, хорошо. Тебе надо шибко спать. Иди в мою яму. Мешок, подушка есть. Хорошо с тобой выспимся.
Гавриил провел меня в свой блиндаж, и я улегся на его постель из досок от снарядных ящиков, но мне она показалась мягче любой перины.
24 октября нашу группу снайперов — Грязева, Морозова, Шайкина, Куликова, Двояшкина, Кострикова и меня — перебросили на участок соседнего полка, восточный склон Мамаева кургана.
Нам отводился участок на высоте 102,0 — самый неудобный и опасный: траншеи вырыты под уклоном, расстояние до фашистской передовой — метров сто пятьдесят. Раньше этот участок обороняли солдаты из роты противотанковых ружей. Неделю назад командир роты был ранен. Его отправили в медсанбат, а рота без командира несла большие потери. Бронебойщиков хоронили тут же, в окопах. Теперь в роте осталось всего два человека. Время от времени они переползали от бронебоек к пулеметам и палили в сторону противника, создавая видимость, будто здесь все в порядке, народу много…
Невдалеке от высоты бил родничок. Свежая, чистая вода манила к себе фашистов, и они, как рассказал нам выделенный в полку проводник, не видя опасности со стороны бронебойщиков, стали приходить сюда по утрам с бачками и термосами. Того и жди, устроят тут коллективное умывание… «Хороший объект для снайперов», — подумал я и попросил проводника:
— Пока не рассвело, веди нас скорее к месту.
Проводник ответил:
— Быстро нельзя. Перед рассветом тут фашисты в каждую воронку швыряют гранату, каждый кустик поливают автоматной очередью. Боятся, проклятые. Дорогу за водой огнем прожигают…
— Давайте броском! — предложил Саша Грязев. Я поддержал его.
Проводник оказался смелым. Сделали один бросок, второй — и оказались на краю оврага, по дну которого сочился ручей, вытекавший из родника.
Припали к земле. Кругом мертвая тишина, даже ракеты не взлетают. Это плохо: не к добру такая тишь, окапываться опасно.
Ползем дальше, ищем воронку или пустой окоп. Снайперу ползти неудобно: закинутая за спину винтовка то и дело сваливается, приходится часто останавливаться, поправлять, а тут еще автомат нужно беречь от песка: песок — беда для него.
Спустились на дно оврага, прижались к расщелине, и тут разразился фашистский пулемет. «Ну, теперь под этот шум можно действовать посмелее», — подумал я. Но пулемет работал недолго. Только я хотел пересечь дно оврага, как проводник остановил меня:
— Сейчас снова начнет строчить…
На наши каски сверху посыпалась земля — пулемет бил по восточному склону оврага.
— Сейчас, как только он умолкнет, — сразу рывком через овраг и спрячемся вон за тем выступом, — подсказал проводник. — Там наша рота…
Сделали рывок, спрятались.
— Где же рота?
— Пойду искать, — сказал проводник. — Только сначала послушайте мой план. Я буду продвигаться и громко разговаривать, а то, не ровен час, вдруг фашисты перебили всех наших и меня схватят. Либо свои за чужого примут… Крикну вам, позову — только тогда идите. Поняли?
— Да.
— А если напорюсь на фашистов, наступайте по траншее. Наши пулеметы вон там: один, — он показал на юг, — с этой стороны, держит под обстрелом железнодорожный мост и склоны высоты; второй — строго на север, обстреливает водонапорные баки. Два ручных пулемета завернуты в плащ-палатку, зарыты в песок. На том месте лежит помятая осколком немецкая каска. Гранаты и патроны ищите в той же траншее, пять шагов на восток, и сразу направо, там небольшой склад…
Проводник ушел, мы остались на месте, притаились. Слышим сигналы проводника: «Дорога, дорога», — повторяет он. Хорошее русское слово, по нему всегда можно узнать — кто говорит, русский или немец. Немцы это слово не умеют произносить, у них получается «гарока». На этом слове проваливаются даже немецкие разведчики, переодетые в нашу форму. Как скажет «тарока», так и попался.
- Предыдущая
- 30/63
- Следующая
