Прыжок в ничто - Беляев Александр Романович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/61
• Следующая

— Но у меня есть прислуга Мэри.

— А у меня Жак.

— Здесь, на Венере, нет личной прислуги. Нам предстоит тягчайшая борьба с суровой, незнакомой природой. И мы должны напрячь все наши силы, создать крепкий трудовой коллектив.

— Ком… ком… коммуну?

— Дело не в словах, барон.

— От… отказываюсь.

— Не отпущу от себя Мэри!

— А я иду! — воскликнул профессор Шнирер. — И мы все должны идти. Работать на земле, а жить на лоне природы. Среди мирных животных и растений…

— Хороши мирные животные и рас… рас…

— …Обрабатывать землю. Собирать урожай. Пасти стада. Питаться плодами земли. И никаких машин, никаких рабочих вопросов, никаких революций.

— Нне пойду.

— Отказываюсь, — вторила леди Хинтон.

— Что за тупоумная публика! — тихо сказал Винклер Гансу.

— Погоди, они сами побегут. «Кто не работает, тот не ест». Кроме того, у меня есть верное средство выгнать их на работу, — так же тихо ответил Ганс.

Под шум спорящих он вынул большой бриллиант и, будто нечаянно, начал катать его по столу перед глазами леди Хинтон.

— Откуда это у вас? — подозрительно спросила она, мигом переменив тон.

— Нашел на дороге, леди Хинтон.

— Бриллианты на дороге не валяются.

— Венерианка обронила, может быть? — с насмешкой спросил барон.

— Возможно, — ответил Ганс. — И венерианки, очевидно, очень рассеянные женщины. Такие камушки мы встречали на всем пути. Вот, не угодно ли полюбоваться? — Ганс засунул руку в карман и высыпал горсть крупных самоцветов. Затем вынул из походной сумки большой слиток золота и небрежно бросил на стол. — Они здесь валяются, как булыжники.

— Золото! Алмазы! Бриллианты! Изумруд! — воскликнула леди Хинтон, наваливаясь на стол и протягивая руки к груде самоцветов.

Стормер покраснел, барон стал бледен. Глаза епископа блеснули алчностью. К драгоценностям потянулись дрожащие руки: толстые, поросшие рыжими волосами — Стормера; бледно-синие, с вздувшимися венами — барона; пухлые — епископа; тонкие, с длинными пальцами и розовыми ногтями — Делькро… Толстые, худые, красные, белые пальцы сбились в шевелящийся клубок. Пассажиры тяжело дышали, разгребали кучу, отталкивали чужие жадные руки.

— Бриллиант! Шестьдесят каратов!

— Восемьдесят!

— Дайте мне!

— Да не отнимайте же!..

— Я только посмотрю!

— А вот этот! Какая прелесть!

— На пятьдесят тысяч фунтов!

— Миллион!

Леди Хинтон зажимала в левой руке бриллиант чистейшей воды. Даже Эллен забыла о своей печали и смотрела на это неожиданное богатство как зачарованная.

Камни быстро разошлись по рукам. Из-за самородка золота разгорелась горячая ссора.

Ганс рассмеялся.

— Не жадничайте, господа, — сказал он. — Уверяю, что каждый из вас может набрать этих камней и золота целый мешок. Сомневаюсь только, что эти стекляшки обогатят вас.

— Это не стекляшки, молодой человек! — наставительно произнесла леди Хинтон, не понявшая Ганса. Она все еще жила в мире земных ценностей.

— Где это вы нашли? — спросил Стормер, прижимая под полою пиджака к животу слиток золота.

— Я уже говорил вам: на дороге. По пути к заливу. И если мы переселимся туда…

— Разумеется!

— И возможно скорее! Что вы скажете, леди Хинтон? Вот так Венера! Вот так планета! Недаром ее назвали именем богини красоты. Нет, ради этого стоило полететь в звездолете. Черт возьми, мы будем богаты как крезы! Да что крезы! Крезы будут нищими по сравнению с нами…

— А завтра нам нечего есть, мистер крез, — вернул Цандер разгоряченные головы к печальной действительности.

— Долой золото! Долой драгоценности! — вдруг закричал Шнирер. — Это валюта! Мать спекуляции! Это борьба! Это кровь!.. — И он снова заговорил о своей пасторальной идиллии. — Но я против коммуны, против централизации населения.

— У нас будут Англия, Франция, Германия, — сказал Стормер. — Что ж, это неплохо! — И начал подсчитывать в уме народонаселение будущих государств. Англия: он, Стормер, Хинтон, Эллен, Уэллер, Пинч, Мэри… Жаль, что погиб Блоттон, он олицетворял бы английскую армию. Военный министр. Итого: Англия — шесть человек… Германия: трое Текеров. Шнирер с дочерью, Цандер, Винклер, Фингер. Восемь, больше, чем в Англии. Но им что! Германию будет ослаблять классовый антагонизм. Франция: Маршаль, Делькро, ну и Жак в качестве колониальной части империи. Франция нисходит на роль второстепенной державы. «Золотые россыпи достанутся Англии, то есть мне. Что может сделать одна женщина и дохлый барон!» — Да, это неплохая мысль, — продолжал Стормер уже вслух. — «Правь, Британия!», «Боже, храни короля!». Я думаю, толковый король…

— Может найтись и толковая королева, — величественно возразила леди Хинтон со своего троноподобного кресла. — «Тоже подбирается к золотым россыпям!» — подумала она.

— Это решит выбор! — ответил Стормер. И он начал подсчитывать шансы: «За меня: я сам, конечно, голос Пинча, — припугну щенка, обещая в крайнем случае должность министра… гм… и только… А за Хинтон:

Уэллер, конечно, Эллен, Мэри обработают… Хорошо, что нет Блоттона… Как бы не прошла королевой! Нет, лучше без голосования, напролом, по-наполеоновски».

— Эти дела «государственной важности», — с иронией сказал Цандер, — мы пока оставим. Собирайтесь в дорогу. Не берите с собою ничего лишнего. Помните, что личных слуг на Венере не существует. Завтра выступаем на рассвете.

— А вы?

— Я остаюсь в ракете для ее охраны. Притом я не теряю надежды, что мне удастся наладить связь с Землей.

Начались новые сборы, новый отбор вещей. Леди Хинтон и на этот раз не рассталась со своим замшевым мешочком, пополнив свои сокровища двумя крупными бриллиантами. На заре прозвонил колокол. Началось «переселение народов».

Горячий дождь больно стегал по лицу. Кругом пар, дым, туман. Грохочут громом облака, грохочут вулканы. Дрожит, гудит почва от скрытых вулканических сил. Жутко… Леди Хинтон шествует, опираясь на руку епископа. Скользит под ногами мокрая, каменистая почва. Длинная ряса епископа и подол широкого платья леди Хинтон путаются в ногах, цепляются за острые камни. Струйки горячей воды текут по лицу, спине, груди. У леди — лицо жертвы, ведомой на заклание.

— Боже мой! Никогда я не думала, что…

— Прошу вас, остановитесь, — сказал епископ, отдуваясь.

Он положил в лужу узлы — свой и леди Хинтон, поднял полы рясы до пояса и связал их узлом. Леди Хинтон отворачивается. Она шокирована. Епископ с открытыми ногами! Мало того что неприлично, это почти противоестественно.

— Советую и вам, мадам, сделать то же.

— То же? — с негодованием восклицает леди.

— Да, то же. Здесь не до этикета. Мы и так отстали и рискуем заблудиться. Нас никто не видит.

— Нет, нет. Идем, — решительно отвечает леди Хинтон.

Епископ кряхтит, поднимает узлы. Плетутся дальше.

— Эй, эй, епископ! Хинтон!

Что за непочтительность! Это голос, кажется, мясника Стормера. Леди наступает на подол, падает. Уэллеру с трудом удается поддержать ее грузное тело. Он измучен, зол. Говорит грубо, повелительно:

— Я же говорил вам. Из-за вас мы отстаем.

— И это лорд епископ! Что делает с людьми Венера!

От обиды, усталости, оскорбления, досады леди Хинтон готова заплакать. Где ее выезды, вымуштрованные лакеи, понимающие ее с одного взгляда?..

— Да ползите же, черт возьми, иначе мы не будем ждать вас! — кричит Стормер.

Леди Хинтон вздыхает. Поистине скорбный путь.

Ганс идет впереди, осматривает почву. Вот здесь были найдены перья и лужа крови. Их теперь нет, смыли дожди.

А вот и выход самоцветов. Ну, здесь уж, наверно, будет остановка.

— Ппомогите мне фвстать. Я уппал и лежу, кажется, на пбриллиан-тах… колются… — раздается в тумане голос барона.

— Ого! Вот они, россыпи! Ффу! Даже в жар бросает! — рычал Стормер.

Леди Хинтон почувствовала неожиданный прилив сил. Уже не думая о приличиях, она высоко подоткнула платье и потянула за собой епископа.

• Предыдущая
• 50/61
• Следующая