Любовь после «Дружбы» - Зайончковский Олег Викторович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/4
• Следующая

Известно по книжкам, что лес для индейца — родная стихия. Так-то оно так; только надо понимать разницу, что одно дело — американский книжный лес, а другое — наш, русский. Это в их, американском, лесу, если правильно ступать, можно даже ночью передвигаться бесшумно и незаметно; а в нашем, как ни ступай, — сплошной треск под ногами. Это там индеец, дитя природы, может говорить на языке птиц и зверей; а тут… как заухает кто-то в чащобе, засвистает, заплачет — поговори на таком языке! А дух в нашем лесу стоит тяжелый, словно в старой избе, — так и ждешь, что объявится вдруг хозяин, схватит тебя за шиворот и спросит грозно: «Ты почто сюда забрался, негодник?»

Одним словом, в ночном невымышленном лесу наши городские индейцы почувствовали себя неуютно. И тут оказалось, что они не окончательно утратили способность к воображению. Против их воли фантазия населяла невымышленный лес вымышленными существами — безымянными и оттого пугающими. Шляться таким способом Гарику с Генычем еще не доводилось, поэтому лесной отрезок пути показался им самым захватывающим.

Но важно было еще не потерять в потемках нужную тропинку и не сбиться с дороги. Поэтому, когда впереди в просветах деревьев показались электрические огни, оба индейца вздохнули с облегчением. Эти огни означали, что друзья добрались наконец до цели.

Огни, впрочем, были довольно редкими и немногочисленными. Лагерь — эта общность из общностей — давным давно «отбился». Фонари, поставленные в опорных точках, светили с одной только целью — показать, что под ними нет ни живой души. А живые души спали в маленьких домиках, разбросанных по территории. Замерев и прислушавшись, можно было даже уловить нежную носовую разноголосицу, доносившуюся из открытых окошек.

Индейцы легко перемахнули через решетчатый железный забор и уже на территории лагеря затаились в тени каких-то кустов. Теперь только они сообразили, что не выработали заранее план своего набега. Вообще-то их вело сюда желание острых ощущений, но получилось так, что этих ощущений они достаточно хватили еще по дороге. Идея «устроить кипиш» сейчас вдохновляла их меньше, чем когда они сидели в детсадовской беседке. Друзья закурили, пряча сигареты в кулаках. Они делали вид, что размышляют, а в действительности оттягивали принятие решения. Наконец Геныч предложил не слишком уверенно:

— Давай, слышь, орать им в окна: «Пожар! Пожар!» — они и напугаются.

Гарик пожал плечами:

— Можно…

Друзья покинули свое укрытие и крадучись подобрались к ближайшему домику. Гарик заглянул в окошко, и на него пахнуло теплым телесным духом. Так пахнет ребенок, слегка вспотевший и раскрывшийся во сне.

— Знаешь… — прошептал Гарик, — давай не будем делать большой кипиш.

— А какой ты хочешь?

— Маленький.

— Это чё? — не понял Геныч.

— Я говорю — давай лучше к девчонкам запоремся.

Мысль о том, чтобы ограничиться малым кипишем вместо большого пришлась Генычу по душе. Он фыркнул для порядка, но согласился. В конце концов воровать белых женщин было доброй индейской традицией.

Но Геныч (даже он) не знал, что одна из здешних женщин была уже, можно сказать, сворована. С ней Гарик вот уже несколько месяцев секретно гулял и даже целовался. Звали ее Надя, и сейчас она тоже спала где-то здесь в одном из домиков, но уже не пионерским, а чутким сном вожатого, потому что по весне Надя вступила в комсомол и ее общественный статус повысился.

Впрочем, где находился домик девочек-вожатых, Гарик знал, — ведь он сам еще прошлым летом отбывал в «Дружбе» свой пионерский срок. Главное было не ошибиться окошком — их в домике было два, по числу палат. Когда друзья подобрались к одному из этих окошек и высунули головы над подоконником, то почувствовали уже не детский кисломолочный дух, а волнующий аромат девичьего будуара. В сущности, несложный аромат этот состоял из запаха цветов, собранных в поле днем, и мыла, которым чистоплотные девочки не забывали пользоваться перед сном.

Еще несколько секунд Гарик с Генычем набирались решимости, а потом… негромко призывно посвистели. Теперь они уже не хотели никого пугать, но даже без криков о пожаре реакцию на их появление предсказать было трудно. Не было у друзей никакой уверенности, что палата не разразится возмущенным визгом и что в их индейские головы что-нибудь не полетит.

Обошлось однако без визга. В первую минуту друзьям вообще показалось, что их свиста не услышали. Но вот из палаты донесся явственный скрежет кроватных пружин, шорох, босые шаги… и в окне появилась фигура, обернутая простыней. Вглядевшись, друзья узнали ее…

— Здорово, Ленка! — Геныч широко и глупо заулыбался.

Да, это была Котова — знакомая девчонка из параллельного класса. Ленка протерла глаза и тоже их опознала.

— Вы что это здесь шляетесь? — спросила она без особого удивления и зевнула. — Увидят вас — знаете, какой кипиш поднимется?

Нечесаная со сна, драпированная в простыню Ленка выглядела довольно живописно — во всяком случае, интереснее, чем в школе. Однако принимать гостей в столь поздний час она была не расположена.

— На фиг вы нам нужны… — протянула Ленка раздумчиво и снова зевнула. Но потом смягчилась: — Ладно, сейчас Надьку спрошу.

Сердце у Гарика прыгнуло. Угадали! С первой попытки они попали в нужное окно.

В палате с минуту о чем-то шушукались, после чего Ленка вернулась.

— Так и быть — залезайте. Покурить-то у вас есть?

Помогая друг другу, Гарик с Генычем забрались в окно. В палате таких размеров поместилось бы четыре пионерских койки, но это была палата вожатых, и кроватей в ней оказалось всего две. Одна была пустая, разворошенная, а в другой, натянув простыню по самый нос, лежала Надя.

Геныч, не слишком церемонясь, плюхнулся задом в Ленкину кровать и полез в карман за сигаретами, а Гарик с замиранием сердца подошел к Наде. Он наклонился, приблизился к ней, чтобы увидеть ее глаза. Надя смотрела на него молча, и глаза ее в темноте загадочно блестели.

— Можно к тебе? — спросил он шепотом.

Так же молча она подвинулась, давая ему место. Потемки ли придали Гарику смелости или то, что Надя так готовно подвинулась, но, опустившись на кровать, он не сел, а боком осторожно прилег, подставив под себя локоть.

• Предыдущая
• 2/4
• Следующая