Последние Рюриковичи и закат Московской Руси - Зарезин Максим Игоревич - Страница 2

• Предыдущая
• 2/126
• Следующая

До присоединения Новгорода в состав московского княжества входили территории бывшей Владимиро-Суздальской Руси. С 1317 года, когда Юрий Данилович получил ханский ярлык на великое княжество Владимирское, московские князья рассматривали владимирский стол как свою вотчину. Поэтому все последовавшие приобретения можно рассматривать как реализацию этих полномочий. Господин Великий Новгород был не только самостоятельным государством, но и древнейшей самобытной цивилизацией. Присоединение Новгорода имело принципиально иное значение, чем предыдущие территориальные приобретения Москвы. Москва, наконец, выходила из своего северо-восточного угла на общерусский простор, обретала реальную перспективу перерастания в национальное государство. Смысл этого события в полной мере осознавал Иван III. В послании великого князя к новгородцам в марте 1471 года впервые в официальном документе московский князь был назван государем всея Руси.

Знаменательным проявлением этих перемен стал неожиданный шаг великого князя. Накануне новгородского похода 1471 года Иван пригласил в Москву всех епископов, своих братьев и зависимых от него князей, бояр и воевод, то есть, как указывает Г.В. Вернадский, был дан наказ собраться «всем боярским сынам» и дворянам, находившимся на его службе. «Это была по существу национальная ассамблея церковных и государственных лидеров, аристократии и дворянства», которую, по мнению историка, можно считать «прототипом земского собора XVI и XVII веков»[1]. С.О. Шмидт предполагает, что подобного типа совещания в конце XV – первой половине XVI века происходили нередко и попросту еще не выявлены исследователями[2].

Скорее всего «Национальную ассамблею» можно назвать высшим экспертным советом в форме сословно-представительного органа. Обратим внимание, что на «ассамблее» обсуждался вопрос не политический – выступать или нет против новгородцев (он был уже решен), а технический, узкопрофессиональный – в какое время лучше отправляться в поход. Роль квалифицированных советников в государственном управлении Иван во время на примере правления своего отца. По замечанию Костомарова, характер княжения Василия II решительно изменился в лучшую сторону после того, как он… потерял зрение. «Очевидно, – заключает историк, – что именем слепого князя управляли умные и деятельные люди… – митрополит Иона, князья Патрикеевы, Ряполовские, Кошкины, Плещеевы, Морозовы, славные воеводы – Василий Оболенский и его сын Стрига-Оболенский и Федор Басенок, но более всех митрополит Иона»[3]. Еще более определенно выражается Г.В. Вернадский: «Для судеб Москвы было счастьем, что в это время в разных группах сторонников Василия обнаружилось несколько одаренных государственных деятелей и военачальников»[4]. Созыв Национальной ассамблеи – совещательного органа гораздо более широкого по составу, чем Боярская дума – стал возможен благодаря формированию нового политического самосознания московской элиты. «Увидев себя в сборе вокруг Московского Кремля, новое, титулованное боярство взглянуло на себя как на собрание… властителей Русской земли, а на Москву как на сборный пункт, откуда они по-прежнему будут править Русской землей, только не по частям… а совместно, совокупно… Теперь… их прежняя власть… превратилась в собирательную, сословную и всеземскую», – отмечал В.О. Ключевский. Причем «сами московские государи поддерживали среди них этот взгляд»[5]. В таком случае даже Боярская дума как бы превращалась из исполнительного в представительный орган, но не в смысле того, что территории выбирали своего представителя, а властитель территории представлял ее в общегосударственном правительственном органе.

Появление представительных органов в Европе было продиктовано противоречиями между сословиями и конфликтами внутри правящей верхушки и оформляло сложившийся баланс сил и структуру общества. Социально-политическая ситуация, сложившаяся в Московской Руси, отличалась коренным образом, и, соответственно, отсутствовала надобность в такого рода органах. Появление земских соборов в Московской Руси продиктовано иными обстоятельствами. Значительно расширилась территория Московского княжества, собственно княжеский удел трансформировался в национальное государство, существенно усложнился процесс государственного управления – расширились функции, изменился масштаб требующих решения проблем. Но с ростом территории и превращением Москвы в центр собирания Руси здесь начала формироваться политическая элита, способная решать новые задачи.

Когда же происходило наиболее интенсивное сложение этой политической элиты? М.Е. Бычкова в работе «Состав класса феодалов в России в XVI веке», суммируя выводы С.В. Веселовского, А.А. Зимина и американского историка Н. Шэлдс-Колман, говорит о стабильности боярской верхушки Московского княжества, предки которой начали свою службу при Иване Калите, при этом подчеркивая, что эти исследования анализируют ситуацию до середины XV века[6]. Однако, как отмечал Ключевский, именно со второй половины XV столетия состав московского боярства глубоко изменяется: из 200 родовитых фамилий конца XVI века более 150 вошло в состав московского боярства именно с середины XV века[7]. В течение двух – трех десятилетий московская элита обновилась более чем на три четверти. «Служилое князье если не задавило, то закрыло старый слой московского нетитулованного дворянства».

Рост влияния новой волны московской элиты нетрудно проследить по тому, как изменялся состав Боярской думы. Наиболее ранний список бояр времен Ивана III относится к 1475 году. Из 11 бояр большинство – шестеро – составляют старомосковские фамилии: Василий Федорович Образец, П.Ф. Челяднин, братья Тучко Морозовы, Григорий Морозов и Василий Китай. Четверо относятся к служилым князьям – трое Патрикеевых (Иван Патрикеев, два его племянника – Иван Булгак и Даниил Щеня, а также А. В. Оболенский). Ярославский удельный дом представлял князь Федор Хромой. Прошло без малого четверть века, и картина значительно меняется. В Боярской думе образца 1498 года из того числа бояр шесть представляют служилых князей (Иван Патрикеев, Даниил Щеня и новое поколение клана Патрикеевых – сын Ивана Юрьевича и его зятья: Василий Патрикеев и Семен Ряполовский, а также двое Оболенских), двое удельных Ярославских князей и только трое старомосковских бояр – братья Яков и Семен Захарьевы, А.Ф. Челяднин[8].

Среди иммигрантов выделялись выходцы из Литвы – так называемые «выезжане» – Воротынские, Одоевские, Трубецкие, Вяземские, Голицыны, Вельские, Куракины. Переход литовских православных магнатов на службу московскому князю начался с Кревской унии 1386 года и продолжался до женитьбы Василия III на Елене Глинской, когда на службу Москве перешли Дмитрий Вишневецкий, Федор Мстиславский. В великое княжение Ивана III ключевую роль в правительстве играл Гедеминович Иван Патрикеев, а в армии – «литовец» Оболенский и «тверич» Холмский, руководившие военными действиями против Новгорода.

Федор Михайлович Мстиславский приехал в Москву в 1526 году и сразу же занял почетное место в московской элите: стал старшим членом Боярской думы и вступил в брак с племянницей великого князя Василия Анастасией. За что такая милость? Государь скорее имел основания не доверять Мстиславскому – его отец удельный литовский князь Михаил Иванович Заславский (Жеславский), праправнук Явнутия Гедиминовича, в 1499 году получивший в удел Мстиславское княжество, подался было с уделом на сторону Москвы, но после победы литовцев при Орше (1514) вернулся к литовскому государю.

• Предыдущая
• 2/126
• Следующая