Дюрер - Зарницкий Станислав Васильевич - Страница 78
- Предыдущая
- 78/93
- Следующая
Время не сгладило их вражды, они по-прежнему терпеть не могли друг друга. Вилибальд отмахивался от нее как от назойливой мухи. Но не мог избавиться от «безбожников», под которыми подразумевал братьев Бегамов и Андреа. К теоремам Евклида «безбожники» не проявляли никакого интереса. Стычки между ними и Пиркгеймером обычно начинались тогда, когда в паузах Вилибальд сам принимался задирать учеников, потешаясь над их желанием перекроить мир заново. Теперь у него появился новый конек: он осуждал Лютера за то, что тот дал неграмотному крестьянину возможность толковать библию.
«Безбожники» этого вынести не могли, бросались в спор, однако все их доводы опытный софист разбивал о легкостью. Это доставляло ему удовольствие, и он покидал мастерскую, радуясь одержанной победе. На следующий день повторялось то же самое. Перевод Евклида не двигался с места. Пока стороны изматывали друг друга в дискуссии, Дюрер разбирал свои рукописи, решительно отказываясь втягиваться в спор.
Так продолжалось недели две, потом Евклид надоел Пиркгеймеру, и он перестал появляться в доме Дюрера. А к этому времени мастер навел порядок в своих рукописях и увидел, что в одну книгу не уложится, придется писать несколько. Тема первой уже обозначилась: она будет вводить читателя в основной труд, назвать ее можно было бы «Руководство к измерению с помощью линейки и циркуля». Над ней Дюрер и начал работать. Заодно решил испытать на практике те приборы, которые призваны облегчить труд художника. Некоторые из них по его чертежам нюрнбергские мастера уже сделали и доставили к нему в мастерскую. Снова отправилась кукла в дальний темный угол — до изучения движений пока не дошло. Почти всю комнату занял огромный стол, наскоро сколоченный. Стала мастерская походить на все что угодно, но только не на ателье живописца. В стены набили гвоздей, потянулись от них к стоящим на столе предметам сотни тонких нитей, фиксируя проекции и ракурсы, разобраться в которых мог лишь сам мастер. Дюрер метался от одного предмета к другому, переставлял их, путал нити. Часами рассматривал какую-нибудь чашку через поставленное под наклоном стекло или в отверстия, прорезанные в досках. Агнес, Сусанне и слугам было строго-настрого запрещено появляться в мастерской. Не дай бог нарушат порядок. А какой там порядок! Комнату уже месяц не мели, пыль, осколки разбитых стекол усеяли дол. В углах громоздятся ящики и приборы, обманувшие ожидания мастера.
И все же Дюрер доволен: опыты со стеклянной пластиной оказались успешными. При определенном наклоне и соответствующем расположении источника света она верно передавала контуры объекта: бери карандаш и рисуй. Но этот способ был известен давно, мастер его лишь проверил. А вот другой прибор изобрел сам. Маленькое отверстие в доске, обеспечивающее постоянную зафиксированную точку наблюдения. Глядя в него одним глазом, художник штрих за штрихом наносит на бумагу изображаемый объект. При известном навыке рисовать оказывалось так же просто, как прижимать лист бумаги к матрице. В сочетании с учением о центральной перспективе, которое он теперь обосновал путем опыта, предлагаемый им метод гарантировал точную передачу действительности.
Итак, он нашел решение задачи, которую некогда поставил перед собою — добиться, чтобы на рисунке все было таким, как в жизни. Полагал, что сделал тем самым первый шаг к постижению красоты, и приступил к подготовке гравюр для будущей книги. На столе сменяли друг друга испытанные им приборы. Проверив еще раз полученные данные, мастер садился в сторонке, Зебальд занимал его место, и Дюрер тщательно зарисовывал и расположение приборов, и наиболее характерную позу живописца. Много было смеха, когда он, решив показать, что эти машины годятся и для изображения живой натуры, заставил Бартеля Бегама улечься на стол. Мальчишка не мог и минуты пролежать спокойно, паясничал, словно шут в балагане. Потом принялся читать стихи Сакса. В них в угоду патрициям высмеивалась глупость крестьян и ремесленников, похотливые повадки их жен. Невдомек было Бартелю, что эти стихи оскорбляют слух мастера, который, не в пример другим, никогда не насмехался в своих гравюрах над братьями по сословию. Сказал Бартелю, чтобы тот прекратил безобразие, но шаловливый парень не собирался слушаться. Кончилось тем, что Дюрер изобразил Бартеля на своем рисунке в виде голой женщины. Обидно? Вот так-то, нечего над другими зубы скалить.
Это была уже не первая вспышка гнева у мастера. В последнее время он стал раздражителен сверх меры. Любой пустяк выводил его из себя. А ведь, казалось, не было у него особых причин выходить из равновесия. Был он всецело занят любимым делом — даже известие о смерти Адриана VI, якобы отравленного кардиналами, прошло мимо него, помощники его безотлучно находились на месте, Агнес притихла и вообще избегала появляться в мастерской. Произошло же то, что, осматривая его хитроумные приборы, бросил Вилибальд вскользь замечание: вместо прежних канонов, связывавших живописцев, изобретает он, Дюрер, колодки, которые скуют их по рукам и ногам: смотри в дырочку и рисуй только то, что видишь. Неужели это и есть прекрасное, о котором он столько говорил? Напрасно Дюрер утешал себя, что то, над чем он сейчас работает, лишь начало его изысканий, что он еще ответит на вопрос о сущности прекрасного. Нет, зачем себя обманывать, опять прекрасное улизнуло от него. А ведь он думал, что уже близко подошел к разрешению вопроса, стоит только сделать еще одно последнее усилие и… Работал он теперь больше по инерции. Раз книга начата, она должна быть закончена уже потому, что он не может лишить преемников накопленного им опыта. Жаль, конечно, что законы прекрасного откроет не он. Впрочем, ведь это не последняя книга. Он еще напишет другие, проведет новые опыты, все заново обдумает. Только вот время! Где его взять?
Все-таки он убедит Пиркгеймера в своей правоте, убедит — не словами, а делом. Что же касается приборов, то он готов показать Вилибальду, как можно работать с их помощью, и тот увидит, что сделано не так уж мало. Усадив друга перед своим прибором, Дюрер очень быстро сделал его портрет. Рассматривая рисунок, выразил Вилибальд непонимание, зачем нужны все эти хитрые приспособления, когда Дюрер великолепно справился бы и без них. Да, но не у всякого такой опыт. А так живописцам будет легче учиться. Там, где ему, Дюреру, потребовались годы, им будет достаточно нескольких недель. Пиркгеймер не стал спорить. Заметил лишь: тогда слишком много художников разведется, останутся они без куска хлеба. Серия портретов известных людей, с которыми встречался мастер, пополнилась изображением Пиркгеймера. По его настойчивой просьбе Дюрер несколько подправил на гравюре перебитый нос и обрядил его в богатую шубу. Слаб человек — даже Вилибальд не избежал соблазна продемонстрировать потомкам свое благосостояние.
Повздорил вскоре Дюрер в очередной раз с Пиркгеймером: почему-то все считают, что у него, у Дюрера, собственных занятий и планов быть не может и всякую просьбу он должен исполнять беспрекословно. А дело было в том, что при распродаже Региомонтановой библиотеки приобрел Вилибальд труды Птолемея, перевел их с греческого на латинский и собирался теперь издавать. Правда, типографа он еще не нашел — они будто перевелись в Нюрнберге. Но это, может быть, и к лучшему: тем временем Альбрехт успеет проиллюстрировать его рукопись. Но мастер, к удивлению Пиркгеймера, отказался. Сослался на то, что должен заканчивать собственную книгу. Вилибальд обиделся — оказывается, не только типографы перевелись в Нюрнберге, но и художники.
К началу лета 1524 года Дюрер вчерне закончил свой труд об измерениях. По крайней мере, продравшись сквозь дремучий лес математических премудростей Евклида, изложил их простым языком, понятным для всякого ремесленника. Наиболее сложная часть работы осталась позади. Дальше, как он надеялся, будет легче. Ему предстояло изложить то, что мастера давно уже применяли на практике, опираясь на отцовский и дедовский опыт. В надежде, что это не последняя его книга, он отказался от помещения в ней рассуждений о живописи и ее предназначении, собираясь вернуться к этому предмету позже.
- Предыдущая
- 78/93
- Следующая
