Трубка снайпера - Зарубин Сергей Михайлович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/76
• Следующая

У родника выпрямился солдат, стал собирать оружие. Трофеев было много — он складывал их на камень. На холодной руке немца, осевшего под берёзкой, ровно тикали часы, и, подумав, Номоконов снял их. Он знал: ровно в полночь у своих кто-то стреляет в небо светлыми пулями, и у ловушек, зарытых в землю, сапёры встречают людей, выходивших за передний край. Случается, что блуждают солдаты в сырой долине, сбиваются с пути. Таёжный человек не потеряет свой след, выйдет точно к проходу задолго до последнего срока, однако с машинкой времени на фронте всё-таки лучше. Мало часов у лейтенанта. Сокрушаясь, он выдал их не всем.

Не мешкая, солдат отправился к большой сосне. Он посмотрел вверх, но густые ветви, закрывавшие звёздное небо, не дали рассмотреть того, кто пришёл убивать, а теперь висел на сучьях. Номоконов решил было забраться на дерево, сбросить фашиста вниз, забрать у него документы, но, подумав, подмигнул темноте:

«Хоронить придут, отвязывать».

Стрелок разыскал винтовку немца, отнёс её к роднику, а потом решил сходить к повозке. Он забрал у возницы автомат и, что-то вспомнив, вдруг вынул свой острый охотничий нож. Вглядываясь в темноту, озаряемую далёким светом ракет и лесных пожаров, Номоконов прилёг к убитой лошади и обкорнал у неё гриву.

Ночной воздух по-прежнему доносил спокойные звуки, и, возвратившись к источнику, солдат подошёл к берёзке. По старому обычаю своего народа он мысленно попросил у любимого светлого деревца прощения за рану, срезал колечко бересты и накрутил её на конец ствола своей винтовки. Теперь Номоконов чувствовал себя властелином ночи. Среди больших и малых звуков его слух по-прежнему не улавливал собачьего лая, а больше он ничего не боялся. Ракетчик явится, разведчики приползут? Долго придётся им искать охотника, умеющего скрадывать и брать на мушку ночных зверей. До утра проканителятся немцы. Бегать зачнут, стрелять по сторонам. Для того и береста на винтовке зверобоя, чтобы ударить по огню самого опасного фашиста, а самому ускользнуть в сторону, в темноту.

Склонившись к воде, Номоконов уловил едва различимый звон холодных струек, выбивающихся из недр. Он представил, как на дне родника кипят круглые комочки земли, и приподнялся. Стрелок ещё днём думал о том, как отвадить пришельцев от уголка, где человеку, птицам и животным природа подарила место для наслаждения жизнью, отдыхом и покоем. Напрасно ругался сапёрный командир Колобов: всяким хламом набивал свои карманы Номоконов. Рука солдата ещё днём нащупала в кармане брюк крепкий комочек шпагата. Кто-то выбросил возле блиндажа, а Номоконов поднял и приберёг. Шибко пригодится теперь! Стрелок потихоньку открыл затвор немецкой винтовки, почувствовал пальцами, как пружина приподнимает патрон с острой пулей, и пополз по тропинке. Вот здесь, на возвышении, в камнях он укрепит «насторожённое» оружие, между двумя кустиками протянется ниточка смерти. Таёжный следопыт презирает такой способ охоты: в тайге только слабые старики, потерявшие былую силу и ловкость, оставляют взведённые ружья на тропах зверей. Но теперь и он сделает так. Солдат хорошо понимает, что фашистские убийцы снова явятся к роднику. Острая пуля, отлитая на немецком заводе, ударит в спину каждого, кто пройдёт по тропинке. Дурное дело, а верное. «Насторожив» винтовку, Номоконов отполз к роднику, нащупал увесистый камень, прикрепил к нему клок конской гривы, распушил его, склонил к трупу врага вершину берёзки и подвесил к ней странный груз.

— Хугур! — прошептал солдат.

Не только волки… и вороньё, и ползучие гады долго не трогают

добычи охотника, над которой подвешены закопчённый котелок, стреляная гильза, волосяная верёвка или исподняя рубаха охотника. Для человека хугур — предостерегающий знак. Здесь добро охотника — только слабым, больным, выбившимся из сил разрешается тронуть оставленное. Хугур предупреждает и об опасности. Берегись, человек! Впереди, на тропе, «насторожённое» ружьё, волчий капкан, пасть на медведя. По древнему обычаю рода подвешивал Номоконов над могилками своих сыновей оленьи бабки. Не для игры усопшим… Здесь запрещалось нарушать тишину, стрелять, здесь могилы детей или предков. У каждого знака— свой смысл.

Стрелок понимал, что пришельцам из чужих мест неведомы законы тайги, и, ласково потрогав свой тяжёлый подсумок, поднялся. Кто поселится здесь, возле родника? Страх, слепая ярость?

Номоконов зарыл в песок немецкое оружие, выбрался из оврага и осторожно двинулся вдоль обрыва. Ещё днём, по привычке, как бы между делом, он облюбовал новое место для сидки и вот теперь добрался до него. На бугорке высился обгорелый пень. Стараясь не повредить растений, солдат лопаткой вырезал дёрн и принялся рыть землю. Теперь он покараулит родник с другой стороны. Любой фашист, явившийся за убитыми, догадается, откуда прилетела смерть. Пусть опасаются враги пуль из старой сидки, пусть они найдут её пустой. Нет, удачливый стрелок, крепко наказавший пришельцев, не ушёл радовать командира. Он лишь переменил место. Пусть и фашисты подумают так, приглядятся, посмотрят кругом. Много деревьев, пней, но только совсем глупый ляжет за ними. Нет, не скоро поймут фашисты, что пень, облюбованный таёжником, засох лет двадцать назад, что у него должны быть гнилые корни и под ними маленькому человеку можно быстро вырыть новый скрадок. Так и есть! Солдат делал для себя надёжное укрытие, горстями в разные стороны разбрасывал землю.

Ночь выдалась тихой, лёгкий ветерок тянул с запада. Вначале за лесом послышались протяжные крики. Вечерами на деревенских околицах так зовут родители заигравшихся ребятишек. Вскоре стрелок услышал шаги. Трое или четверо людей, спотыкаясь о неровности на дороге, группой шли к оврагу. Немцы наткнулись на телегу: после минутной тишины пугливая автоматная очередь ударила в небо. Один, шумно пробираясь по лесу, убежал обратно. Остальные где-то затаились.

Номоконов рыл землю, прислушивался.

Минут через двадцать, почти напротив новой сидки, послышались шаги. Стуча оружием, люди спрыгнули в овраг, перебрались через него, спокойно разошлись в разные стороны. Один из них прошёл совсем рядом. Номоконов выждал, когда стихли в ночи шаги, уложил на место дёрн, сделал по сторонам маленькие бойницы, залез под трехпалый корень и, направив винтовку в овраг, застыл.

• Предыдущая
• 22/76
• Следующая