Дезире - Зелинко Анна-Мария - Страница 40

• Предыдущая
• 40/134
• Следующая

— Может рассматриваться как поражение. Я его предсказывал.

— Я не хотел сказать так резко. Но так как сейчас нет перспектив развертывания африканской кампании, можно с большим успехом применить таланты моего брата на других фронтах. Кроме того, Наполеон не только стратег. Вы знаете, как его интересует организационная деятельность. Он сможет быть полезен здесь, в Париже, на любом посту по реорганизации армии. Кроме того…

Жозеф остановился, ожидая возражений. Жан-Батист молчал. Спокойная и надежная рука его лежала на моей руке.

— Вы знаете, что против правительства зреют заговоры, — сказал Жозеф.

— В качестве военного министра я не могу не знать этого, — проворчал Жан-Батист. — Но какое отношение имеет это к командованию нашей армией в Египте?

— Республика нуждается в сильном… в сильных людях. В военное время Франция не может позволить себе роскошь заниматься партийными интригами и внутренними политическими разногласиями.

— Вы предлагаете, чтобы я отозвал вашего брата для того, чтобы он раздавил эти различные заговоры? Я вас верно понял?

— Да. Я думал, что…

— Раскрытие заговоров — дело полиции. Ни больше, ни меньше.

— Конечно, когда дело идет о заговорах, угрожающих государству. Но я могу сказать вам по секрету, что влиятельные круги думают о сосредоточении всех положительных сил.

— Что вы понимаете под концентрацией всех положительных сил?

— Например, если вы и Наполеон, две наиболее светлые головы в Республике… — он не смог продолжать.

— Перестаньте вилять! Скажите просто и ясно: чтобы освободить Республику от различных политических группировок и разногласий, кое-кто хочет установить диктатуру. Мой брат Наполеон желает быть отозванным из Египта, чтобы выставить свою кандидатуру на пост диктатора. Будьте искренни, Бонапарт!

Жозеф, задетый за живое, подскочил. Потом сказал:

— Я говорил сегодня с Талейраном. Бывший министр считает, что директор Сийес не откажется поддержать изменение Конституции.

— Я знаю, о чем думает Талейран. Я знаю также, чего хотят некоторые якобинцы, и могу вас уверить, что прежде всего это роялисты, которые возлагают все свои надежды на диктатуру. Что касается меня, то я приносил присягу Республике и я буду уважать нашу Конституцию при всех обстоятельствах. Ясен ли вам мой ответ?

— Вы понимаете, что эта бездеятельность в Египте может толкнуть на отчаянный шаг человека столь тщеславного, как Наполеон. С другой стороны, мой брат должен устроить в Париже кое-какие личные, очень важные дела. Он намерен развестись. Измена Жозефины глубоко его задела. Если мой брат в своем отчаянии возьмет на себя инициативу своего возвращения, что произойдет?

Пальцы Жана-Батиста сжали мою руку резким движением, но это длилось лишь секунду. Они разжались, и я услышала, как Жан-Батист спокойно сказал:

— Тогда я буду обязан, как военный министр предать вашего брата суду военного трибунала и думаю, что он будет расстрелян как дезертир.

— Но такой горячий патриот, как Наполеон, не может больше оставаться в Африке!

— Место командующего — возле его войска. Он привел свою армию в пустыню, и нужно, чтобы он оставался там, пока не найдет возможности вывести ее. Даже такой штатский, как вы, господин Бонапарт, должен понимать это!

Наступило молчание.

— Как увлекателен ваш роман, Жозеф, — сказала наконец я.

— Да. Все меня поздравляют, — заметил Жозеф со своей обычной скромностью, поднимаясь.

Жан-Батист проводил его вниз. Я постаралась заснуть.

В полусне я вспоминала девочку, гулявшую в саду с худым офицером в поношенном мундире и останавливавшуюся у изгороди, освещенной луной. Нахмуренное лицо офицера было особенно бледным в лунном свете.

«Я знаю свою судьбу, мое призвание!» — говорил офицер. Девочка втихомолку смеялась. — «Веришь ли ты в меня, Эжени? Верь в меня, что бы ни случилось!»

Он скоро приедет из Египта. Я его знаю. Он приедет и разрушит Республику, как только найдет возможность. Ничто не привязывает его к Республике, к своим согражданам. Он не поймет такого человека, как Жан-Батист, никогда он не понимал таких людей!

Папа говорил: «Дочурка, если когда-нибудь и где-нибудь у людей отнимут права, данные им Конституцией, права быть свободными и равными, никто о них не скажет: „Господи, прости их, ибо не ведают, что творят!“…

Да, Жан-Батист и мой папа поняли бы друг друга!

Когда часы пробили одиннадцать, вошла Мари, вынула Оскара из колыбельки и подала мне.

Жан-Батист тоже поднялся в спальню, он знал, что в это время я кормлю Оскара.

— Он вернется, Жан-Батист, — сказала я.

— Кто?

— Крестный нашего сына. Как ты к этому отнесешься?

— Если я получу полномочия, я пошлю его на расстрел.

— А в противном случае?

— В противном случае он присвоит себе полномочия и расстреляет меня. Спокойной ночи, девчурка!

— Спокойной ночи, Жан-Батист!

— Но не ломай голову над этим делом. Я пошутил!

— Я понимаю, Жан-Батист. Спокойной ночи!

Нашей Республике дали новую Конституцию.

Он вернулся! Сегодня он совершил государственный переворот, и уже несколько часов, как он глава нашей страны.

Множество депутатов и генералов уже арестованы.

Жан-Батист говорит, что мы можем с минуты на минуту ожидать прихода полиции и обыска.

Для меня будет ужасной бедой, если мой дневник попадет в руки Фуше, министра полиции, или даже в руки Наполеона. Оба, вероятно, посмеются надо мной. Поэтому я постаралась записать поскорее все, что произошло этой ночью, а потом запру свою тетрадь на маленький замочек и отдам ее на хранение Жюли. Ведь Жюли — невестка нашего нового патрона!

Надеюсь, что Наполеон не позволит полицейским рыться в комодах своей невестки.

Я сижу в гостиной нашего нового дома на улице Сизальпин. В столовой я слышу Жана-Батиста, который меряет комнату большими шагами. Туда-сюда, туда-сюда…

— Если у тебя есть опасные записи, отдай их мне. Завтра утром я отнесу их Жюли вместе с моим дневником, — крикнула я в столовую.

Но Жан-Батист только покачал головой.

— У меня нет… как ты сказала… опасных записей. Бонапарт прекрасно знает мою оценку его государственного преступления.

Фернан появился в комнате, и я спросила его, стоят ли до сих пор там, возле нашего дома, эти молчаливые группы людей. Он ответил утвердительно. Я ломала голову, раздумывая, что этим людям нужно от нас.

Фернан зажег новую свечу в подсвечнике на моем столе и сказал:

— Они ждут известий о том, что будет с нашим генералом. Говорят, что наш генерал получил приглашение от якобинцев принять на себя командование Национальной гвардией… и… — Фернан задумчиво почесал голову, раздумывая, должен ли он сказать мне правду.

— Да… люди думают, что нашего генерала арестуют. Они уже искали генерала Моро…

Я приготовилась провести бессонную ночь. Жан-Батист меряет шагами соседнюю комнату. Я пишу. Часы текут капля за каплей. Мы ждем…

Да. Он вернулся внезапно. Месяц тому назад в шесть часов утра измученный курьер спрыгнул с коня перед домом Жозефа и сообщил: «Генерал Бонапарт в сопровождении только своего секретаря Бурьена высадился в порту Фрежюс. На маленьком торговом судне он сумел обойти все английские преграды. Он едет в почтовой карете и должен быть в Париже с минуты на минуту.»

Жозеф послушно оделся, нашел Люсьена, и оба брата встречали Наполеона возле дома на улице Победы. Их голоса разбудили Жозефину. Когда она узнала, что происходит, она достала из гардероба новое платье, захватила шкатулку с косметикой и как сумасшедшая в коляске кинулась к заставе города навстречу Наполеону. В коляске она румянилась и красила веки. Ей нужно было помешать разводу. Она хотела поговорить с Наполеоном прежде, чем с ним будет говорить Жозеф.

Только успела отъехать коляска Жозефины, как у дверей дома на улице Победы остановилась почтовая карета Наполеона. Экипажи разминулись. Наполеон вышел, и оба брата подбежали к нему и стали хлопать его по плечам, приветствуя. Потом все трое заперлись в маленькой гостиной.

• Предыдущая
• 40/134
• Следующая