Дезире - Зелинко Анна-Мария - Страница 47

• Предыдущая
• 47/134
• Следующая

Я никогда здесь не была, потому что на тех семейных торжествах, на которых мы бывали в Тюильри, мы обычно были в апартаментах Жозефины. Два солдата Национальной гвардии, стоявшие на карауле у дверей, меня ни о чем не спросили. Я открыла дверь и вошла.

Молодой человек в штатском писал за большим бюро. Мне пришлось кашлянуть два раза, чтобы он меня услышал.

— Что угодно мадемуазель?

— Мне нужно поговорить с первым консулом.

— Вы ошиблись, мадемуазель. Вы находитесь в рабочих комнатах первого консула.

Я не поняла, о чем он говорит.

— Первый консул уже лег? — спросила я.

— Первый консул еще находится в своем рабочем кабинете.

— Тогда проводите меня!

— Мадемуазель! — было смешно видеть этого молодого человека, разглядывавшего меня от макушки до кончика туфель. — Мадемуазель, камердинер Констан вам, вероятно, сказал, что будет ожидать вас возле входа со двора. Здесь… здесь рабочий кабинет!

— Но мне нужно поговорить с первым консулом, а не с его камердинером. Пойдите к первому консулу и спросите его, сможет ли он уделить мне одну минуту. Это… это совершенно необходимо.

— Мадемуазель! — сказал молодой человек умоляющим тоном.

— И не называйте меня мадемуазель. Я мадам Жан-Батист Бернадотт.

— Мадемуа… о, простите, мадам… — он смотрел на меня так, как будто я была приведением его бабушки. — Это ужасно, — прошептал он.

— Возможно. А теперь доложите обо мне.

Он исчез и быстро вернулся.

— Прошу вас следовать за мной, мадам. У первого консула посетители. Первый консул просит вас, мадам, подождать минуту. Только одну минуту.

Он проводил меня в маленькую гостиную с креслами темно-красного бархата, которые стояли вокруг большого мраморного стола. Это, конечно, комната, ожидания. Но я ждала недолго. Открылась дверь, и я увидела мужчин, которые низко кланялись кому-то, приговаривая: «Спокойной ночи!» Дверь за ними закрылась. И тотчас секретарь провозгласил:

— Мадам Жан-Батист Бернадотт, первый консул просит вас войти.

— Вот самый прекрасный сюрприз, который я получил, — сказал Наполеон, когда я вошла. Он встретил меня у двери, взял мои руки и поднес их к губам. Он целовал мне руки. Я легонько высвободила их из затянувшегося пожатия…

— Садитесь, моя дорогая, садитесь! И скажите мне, как вы поживаете? Вы молодеете год от года!

— Это не совсем так, — ответила я. — Годы бегут, и в будущем году вам уже придется искать воспитателя Оскару.

Он усадил меня в кресло возле письменного стола. Но сам он не сел против меня, а стал ходить по комнате взад и вперед, и мне приходилось все время вертеть головой, чтобы не потерять его из вида. Это была очень большая комната, уставленная массой всяких столиков, заваленных книгами и манускриптами. Но на большом столе деловые бумаги были сложены двумя стопками. Они были уложены в деревянные коробки, напоминавшие ящики комода. Между ящиками на столе лежала бумага, скрепленная красной восковой печатью. В камине горел яркий огонь, и в комнате было жарко.

— Нужно, чтобы вы посмотрели это. Первые экземпляры, только что вышедшие из-под пресса. Вот!

Он поднес мне к носу несколько листков, покрытых текстом. Я увидела знаки параграфов.

— Конституция готова! Конституция Французской Республики! Законы, за которые Республика сражалась, теперь записаны и закреплены. Они имеют законную силу! Я дал Республике новую Конституцию! Законы самые гуманные, какие когда-либо были. Прочтите здесь: это касается детей. Старший брат не получает наследства больше, чем его остальные братья и сестры. И вот: родители обязаны материально поддерживать своих детей. Посмотрите… — он стал искать другие листки на маленьких столиках и пробегать их глазами. Новый закон о браке. Он разрешает не только развод, но и разделение имущества. А здесь, — он достал еще один листок, — это касается знати. Потомственное дворянство упраздняется.

— Народ назовет эту вашу Конституцию Конституцией Наполеона, — сказала я.

Я хотела сохранить его хорошее настроение. Мне это удалось. Легким жестом он бросил листки на мраморную полку камина.

— Простите меня, мадам, что я вам докучаю, — сказал он, подойдя ко мне очень близко. — Снимите вашу шляпу, мадам.

Я покачала головой.

— Нет, нет. Я на минутку. Я хотела только…

— Но она вам не идет, мадам. Она вам, правда, не идет! Позвольте мне самому снять ее с вас.

— Нет. Это новая шляпа, и Жан-Батист сказал, что она мне очень идет.

Он отступил.

— Конечно… если генерал Бернадотт сказал…

Он опять начал ходить туда и обратно за моей спиной. «Я его рассердила», — подумала я с сожалением и развязала ленты своей шляпы.

— Могу ли узнать, мадам, причину вашего визита? — он дразнил меня.

— Я снимаю шляпу, — сказала я. Я услышала, как он остановился. Потом опять подошел очень близко ко мне. Его рука легла на мои волосы.

— Эжени, — сказал он. — Маленькая Эжени!..

Я быстро опустила голову, чтобы уклониться от его руки. Голос был тот, каким он говорил со мной тогда, во время грозы…

— Я хотела просить вас о чем-то, — сказала я и услышала, что мой голос дрожит.

Он пересек комнату и оперся о камин напротив меня. Пламя озаряло яркими отсветами его блестящие сапоги.

— Конечно, — заметил он коротко.

— Как… конечно? — не могла удержаться я.

— Я не мог ожидать вашего визита без того, чтобы у вас не было ко мне просьбы, — сказал он колко. И, наклонившись, чтобы подбросить в камин еще полено: — А вообще, люди, которые приходят ко мне, имеют с собой прошение, которое мне подают. Ну хорошо… Чем могу быть полезен вам, мадам Жан-Батист Бернадотт?

Его покровительственный тон вывел меня из терпения. И все-таки, даже с коротко остриженными волосами и в хорошем мундире он так походил… так походил на того Бонапарта, который был в нашем саду в Марселе!..

— Не думаете же вы, что я могла приехать к вам среди ночи без достаточно серьезного повода? — спросила я свистящим шепотом.

Мой гнев, казалось, его забавлял. Он покачивался с носка на каблук и с каблука на носок.

— Я, честно говоря, не задумывался над этим, но надеялся, что вы откроете мне этот секрет. Ведь надеяться можно, мадам, не правда ли?

«Так не может продолжаться», — подумала я и решила перевести разговор на серьезный тон. Мои пальцы теребили розу на шляпе.

— Вы испортите свою шляпу, мадам, — заметил он. Я не поднимала глаз. Я проглотила слюну и вдруг почувствовала горячую слезу, скатившуюся по щеке. Я слизнула ее языком.

— Чем я могу помочь тебе, Эжени? — Он опять стал Наполеоном прежних времен, нежным и внимательным.

— Вы говорили, что многие приходят к вам, чтобы просить о чем-то. Имеете ли вы привычку исполнять их просьбы?

— Если я могу взять это под свою ответственность, — конечно!

— Ответственность перед кем? Вы… вы — человек, который может все, что захочет…

— Ответственность перед самим собой, Эжени. Ну хорошо, изложи мне твою просьбу.

— Я прошу о помиловании.

Молчание. Огонь потрескивает в камине…

— Ты говоришь о герцоге Энгиенском? Я кивнула.

Я ожидала ответа всеми фибрами моей души. Он заставлял меня ждать. Я обрывала один за другим шелковые лепестки розы с моей шляпы…

— Кто послал тебя ко мне, Эжени, с этой просьбой?

— Разве это не безразлично? Многие посылают вам эту просьбу. Почему и я не могу просить?

— Я хочу знать, кто тебя послал, — сказал он, дразня меня.

Я обрывала лепестки розы.

— Я спрашиваю, кто тебя послал? Бернадотт?

Я покачала головой.

— Мадам, я привык, что на мои вопросы отвечают. Я подняла глаза. Он наклонил голову, он приоткрыл рот, маленькие комочки пены сбились в углах губ.

— Вы не должны кричать на меня, — сказала я. — Вы меня не испугаете. — Я действительно не боялась его в этот момент.

— Вы любите разыгрывать из себя храбрую даму. Я помню сцену в гостиной м-м Тальен, — сказал он сквозь зубы.

— Я совсем не храбрая, — ответила я. — В действительности, я даже трусиха. Но когда игра очень большая, я умею брать себя в руки.

• Предыдущая
• 47/134
• Следующая