Дети против волшебников - Зервас Никос - Страница 11
- Предыдущая
- 11/116
- Следующая
— А ведь прав ты, едрёна-гиена, — насупился начальник училища. — Получается, этот бугай родного преподавателя готов изувечить, лишь бы удаль свою показать. Здоровье и достоинство наставника для него — ничто, пустой пук.
— Ты, наверное, хотел сказать «пустой звук»? — сощурился Савенков. — Знаешь, согласен: тот, кто не уважает учителя, не будет уважать и друга, и напарника. В опасную минуту может бросить в беде. Вот я как думаю.
— Жаль, — согласился генерал Еропкин. — Хорош богатырь, а дурак. Дежурный, зовите следующего.
Отбор затянулся. По приказу начальника училища была доставлена кипа зелёных кожаных папок с номерами — личные дела самых лучших суворовцев — победителей олимпиад, спартакиад и зональных конкурсов. Суворовец Щетинкин метал в цель перочинные ножи из-за плеча, в кувырке, из-под ноги, стоя на голове, и даже ухитрялся делать это быстро и метко, параллельно кушая специально принесённую для демонстрации запеканку. Суворовец Горбылёв, увлекавшийся восточными единоборствами, прыгал по стенам как ниндзя и так увлёкся, что чудом не вымахнул в раскрытое для проветривания окно. Кто-то показывал, как легко взламывается защита компьютерных сетей заокеанских банков, другой отжимался и подтягивался, третий говорил на пяти языках, четвёртый маскировался под фикус и, демонстрируя артистический дар, талантливо перевоплощался то в японского туриста, то в пожилую обезьянку.
— Замечательно… — улыбнулся Савенков, отвергнув ещё два десятка кандидатур. — Ребята очень, очень хороши. Тут последнее личное дело осталось. Суворовец Царицын, третья рота.
— Пригласите-ка Царицына из третьей роты, — приказал начальник училища, обращаясь к дежурному. — Да побыстрее, уж обедать пора.
— М-да, признаться, не отказался бы от тарелочки кадетской каши, — Савенков потянулся и посмотрел на часы.
Через несколько минут дежурный растерянно доложил:
— Товарищ генерал! Суворовец Царицын полчаса назад отбыл с уроков в хозчасть по срочной надобности.
— Так пошлите за ним скорее! — скомандовал генерал.
— В хозчасти говорят, что Царицына направили на первый КПП грузовик с учебниками разгружать.
— Ну так звоните на первый КПП, едрё…
— Уже позвонили, товарищ генерал. Там говорят, в санчасть ушёл.
— Как?! Звоните в санчасть, и чтоб…
— У врачей Царицын не значится, товарищ генерал-полковник. Сообщают, что вернулся на уроки.
Повисла пауза, и все поняли, что вскрылось нечто ужасное. Сначала дежурный немного побледнел, поёжился и начал мелко моргать. Затем доктор Савенков как-то особенно Улыбнулся. И наконец, всю полноту творящегося безобразия осознал Тимофей Петрович Еропкин. Он вытаращил глаза, побагровел не на шутку, да как крикнет:
— Что-о такое?! Самоволка, едрить-колотить! Сбежал в город, ну точно сбежал! А ну… найти, да немедленно!
— Сбежал. Средь бела дня. Это любопытно, — доктор Савенков сощурился и начал с интересом листать личное дело суворовца Царицына.
Глава 7.
Преступление и наказание
На третий день боев в Берлине по специально расширенной колее к Силезскому вокзалу были поданы крепостные орудия, открывшие огонь по центру города. Вес каждого снаряда составлял полтонны.
А доблестный кадет Царицын тем временем разворачивал пушку. Точнее говоря, наводил на цель артиллерийское орудие 45-го калибра. Ага, повыше и полевее. Так, чтобы чёрное дуло уставилось аккурат в занавешенное розовыми жалюзяками панорамное окно на втором этаже стильного коттеджа, принадлежащего известному тележурналисту Артемию Уроцкому.
Ровно месяц назад журналист Артемий Уроцкий имел несчастье выступить в телепередаче и заявить, что русский офицер — форменная свинья. Он так и сказал: «Офицерство в этой стране оскотинилось вконец. Эти пьяные, опустившиеся люди эксплуатируют рабский труд солдат, насилуют и бесчинствуют, а между тем, мало кто из них сможет пробежать стометровку без кровавых мальчиков в глазах».
Доблестный кадет Царицын видел эту передачу по телевизору. В училище разрешают смотреть телевизор с 21.00 до 21.45. Братья-кадеты хотели переключить на музыкальный канал, но Иван Царицын даже прикрикнул на товарищей:
— Тихо, братцы. Вы только послушайте, что этот пухлый вещает!
Братцы прислушались и притихли. Целлюлитная звезда русскоязычной журналистики по имени Артемий Уроцкий рассказывала о скандале в одной из военных частей Северного Округа, где молодой боец застрелился, «не выдержав», по словам Уроцкого, «гнусностей офицерского начальства». Журналист Уроцкий гневно отвергал официальную версию о том, что самоубийца покончил с собой из-за кратковременного помешательства — потому что в гвардейской части, где он служил, было невозможно раздобыть так необходимый ему наркотик героин.
— Негде спрятаться молодому человеку от отечественного свинства, последнее убежище которого сохраняется в этом гнилом и тёмном мире, имя которому — российская армия, — причмокивая на модный манер, говорил человек в телевизоре. — Мы уже никогда не узнаем, кто из старослужащих солдат, старшин или офицеров преследовал несчастного, кто запугивал его, избивал, лишал пищи и сна — и подтолкнул тем самым к последней, смертельной черте. Что поделать, такова наша армия — бесполезный, дорогостоящий и коррумпированный притон лентяев, солдафонов и тупиц.
— Во, морда толстая, — прошептал суворовец Аникеев.
— Во, сволочь, гнусный шпак, — согласился темпераментный суворовец Телепайло.
— Спокойно, господа кадеты, — сказал сильно побледневший Иван Царицын. Глаза его сузились так, что он стал похож на скифского лучника. — Этот человек оскорбил честь русского офицерства. Он за это ответит.
И журналист Артемий Уроцкий начал нести заслуженное им наказание. Началось всё с того, что жене Уроцкого, известной фотомодели, позвонили из редакции подросткового журнала с забавным названием «Молоток». Звонивший — судя по голосу, совсем ещё юный, но уже весьма энергичный и бойкий на комплименты юноша — представился корреспондентом журнала. Он умолял о кратком интервью. В ходе разговора Эвелина Уроцкая припомнила даже, что действительно где-то видела этот подростковый журнал и даже читала там про ранние браки и про 30 способов завести роман с учителем.
— Мы бы хотели написать о Вас, Эвелина. И о Вашем новом доме. У Вас ведь трёхэтажный коттедж в Жуковке, да? Недавно закончился ремонт, не так ли? Ну, пожалуйста, ну можно я приеду всего на десять минут… Всего десять вопросов для журнала! — умолял звонкий подростковый голос. — Наши читатели заваливают редакцию письмами, они просят интервью с Вами! Читательницы копируют Ваши причёски, Ваши жесты, они хотят знать, какая у Вас мебель!
— Ну хорошо, хорошо. Приезжайте в воскресенье утром, только пораньше, часов в одиннадцать, — фотомодель улыбнулась своему отражению в зеркальном потолке и положила трубку.
Корреспондент оказался милым подростком лет четырнадцати — белокурым, синеглазым и абсолютно похожим на ангелочка. Только не пухленький, а замечательно стройный, как маленький паж из немецкой сказки. «Милое дитя, — любовалась фотомодель Уроцкая, инстинктивно поправляя перистую причёску. — Совершенно лишен подростковой нескладности, а какие умные, живые глазки!»
Они чудесно поболтали о любимых кошках, цветах и соляриях Эвелины. Перед уходом «милое дитя» попросилось позвонить по телефону в редакцию, так как закончился заряд на мобильном аппарате. Хозяйка разрешила, а сама тем временем прошла на просторную веранду, увитую искусственной зеленью. Здесь, в солнечных лучах, она распустила волосы, придала грязно-зелёным глазам особое лучистое выражение и повернулась в три четверти. Она знала, что смотрится великолепно на фоне листвы, шумевшей за стёклами.
Юный корреспондент слишком долго возился с телефоном — она слышала, как синеглазый гость пыхтит в гостиной и щёлкает кнопками. Эвелина уже устала замирать в одном положении и потихоньку начинала злиться. К счастью, мальчик так и не дозвонился. Он выбежал из гостиной на веранду — и…
- Предыдущая
- 11/116
- Следующая