Кровное дело шевалье - Зевако Мишель - Страница 24

• Предыдущая
• 24/119
• Следующая

— Сейчас скажу, — отозвался гость, сверля глазами лицо Жана. — Но сначала сообщите мне точную дату вашего рождения. Мне нужно знать час, месяц и год.

Вопросы незнакомца показались Жану несколько неожиданными, но на безумца странный посетитель похож не был.

— Я родился в феврале 1549 года, — честно признался шевалье. — Увы, ни день, ни час моего рождения мне неизвестны.

— Peccato! — воскликнул загадочный пришелец. — Однако делать нечего! Попробую составить гороскоп без этих данных.

Потом он спросил Пардальяна:

— Месье! Вы свободны?

— Разве на такой вопрос ответишь? — искренне удивился шевалье. — Вы изволили поинтересоваться, свободен ли я? Но кто может утверждать, что действительно является свободным? Даже король — и тот не вправе располагать собой… Свободен! Трудный вопрос, месье… Вы бы еще спросили, богат ли я! Клянусь Пилатом и Вараввой! Да, я имею возможность просыпаться в полдень, а засыпать на утренней заре; имею возможность, ничего не боясь, не испытывая угрызений совести и не оглядываясь в испуге по сторонам, спокойно войти в таверну или в храм; имею возможность есть досыта и пить допьяна… Тише, Пипо, прекрати рычать!.. Я имею возможность целовать в прелестную щечку очаровательную мадам Югетту Грегуар или болтать с девчонкой из кабачка «Золотой рог»; имею возможность круглые сутки шляться по Парижу… Да не беспокойтесь, Пипо не кусается… Мне наплевать на караульных, следящих за порядком в городе, и на грабителей, разбойничающих в городе; я делаю то, что пожелаю, и могу по собственному усмотрению располагать каждым часом, каждой минутой своей жизни. Если вы подразумеваете именно это, то я совершенно свободен! А вы?

Загадочный гость приблизился к столу, извлек из-под плаща туго набитый кошелек и бросил его на стол.

— Месье, — объявил незнакомец, — тут двести экю.

— Двести экю? Недурно!

— Двести экю по шесть ливров!

— Вот как? Целых двести экю по шесть ливров?

— Парижских ливров!

— Ах, даже парижских ливров? Тяжелый, видно, кошелек!

— Он ваш, — внезапно сказал гость.

— Раз так, — задумчиво проговорил шевалье, явно не собираясь волноваться по этому поводу, — разрешите мне убрать его в надежное место. И, если уж вы так любезны, соблаговолите объяснить, почему вы полагаете, что эти двести экю по шесть парижских ливров именно мои.

Посетитель, похоже, намеревался поразить Пардальяна. Но вместо этого сам был до крайности удивлен поведением шевалье: человек в плаще думал, что юноша потеряет голову от радости и рассыпется в благодарностях, а тот будто вылил на гостя ушат холодной воды. И незнакомцу стало ясно: справиться с Пардальяном будет непросто. Впрочем, гость молниеносно сообразил, как выкрутиться из неловкой ситуации.

— Эти деньги ваши, поскольку я плачу их за вашу свободу.

Не моргнув глазом, Жан с надменной небрежностью бросил:

— Тогда тут не хватает девятисот девяносто девяти тысяч восьмисот экю по шесть парижских ливров. Этот долг — за вами, месье!

— Briccone! — прошептал человек в плаще. — Ей-богу, недурно, шевалье! Значит, вы полагаете, что цена вашей свободы — ровно миллион экю?

— Несомненно, и это лишь за первый год, — решительно заявил Пардальян.

И тут Рене Руджьери — читатели, разумеется, давно поняли, что таинственным гостем был именно он, Рене Руджьери, — признал себя побежденным.

— Шевалье, — сказал астролог, восхищенно глядя на юношу, — вы с равным искусством разите своих противников как оружием, так и словом. Я намеревался ошеломить и потрясти вас, но не смог. Что ж, больше я не стану посягать на вашу свободу и перейду прямо к делу. У вас доброе сердце — в этом я убедился вчера; у вас острый ум — это я увидел сегодня. Ваша шпага не знает промаха, ваши слова летят в цель словно стрелы. С вашей верной рукой и светлой головой вы просто обязаны служить высокой, чистой и — не побоюсь этого слова — святой цели. Так вот: одной влиятельной, знатной и весьма щедрой даме очень небезразлично ваше будущее…

— Да что вы все о делах?! Расскажите лучше об этой даме! Кто она? Мадам де Монпансье?

— О нет! — покачал головой Руджьери. — И не пытайтесь угадать! Но заверяю вас, что речь идет о самой влиятельной особе Франции!

— Но надо же мне знать, кто станет моей госпожой!

— Разумеется. Завтра в десять вечера будьте у Деревянного моста, подойдите к первому дому справа и три раза постучите в дверь…

Пардальян не мог сдержать непроизвольной дрожи: ему пришло на память мертвенно-бледное лицо таинственной женщины, скрывавшейся за зарешеченным окном.

— Что ж, я там буду, — решительно сказал он.

— Это все, о чем я намеревался сегодня поговорить с вами! — объявил астролог.

И он покинул комнату, а Пардальян погрузился в размышления.

— Пусть черти выщиплют мне усы, если эта знатная дама не Екатерина Медичи. Ну, а что касается высокой святой цели… это мы еще поглядим. Однако меня беспокоит, что этому человеку известна вся моя подноготная, а я даже не знаю, как его зовут… Будем надеяться, что он хотя бы не фальшивомонетчик…

Шевалье высыпал на стол содержимое кошелька, тщательно пересчитал монеты, сложил их в столбики и довольно улыбнулся:

— Да, деньги настоящие, новенькие и блестящие, и на каждой монете портрет нашего обожаемого короля Карла! А может быть, мне это только снится?.. Похоже, шевалье, вы стали состоятельным человеком. Золото и алмаз… Ох, не нравится мне все это…

Но неожиданный стук в дверь отвлек Жана от созерцания внезапно свалившихся на него сокровищ. Пардальян аж подпрыгнул от неожиданности, хотя с давних пор решил ничему на свете не удивляться.

Но в следующий миг изумление сменилось настоящим потрясением: в первую секунду юноше показалось, что третий гость — точная копия второго. Жан снова увидел мрачно-надменное лицо, гордо посаженную голову, правильные тонкие черты, пылающие очи. Однако кошелек с деньгами Жану вручил мужчина лет сорока пяти, небольшого роста, с неискренними глазами; сразу чувствовалось, что эта личность часто прибегает к хитрости и редко к силе. (Напомним читателям, что вторым гостем был Рене Руджьери.)

Новому же посетителю было не больше двадцати пяти лет. Лицо этого высокого статного мужчины дышало честностью и благородством, однако на нем лежала печать безысходной тоски — будто молодого человека угнетала какая-то страшная тайна.

Гость и хозяин посмотрели друг на друга, и, хотя более непохожих людей вообразить было невозможно, они мгновенно ощутили не поддающееся объяснению взаимное расположение.

— Я имею честь говорить с шевалье де Пардальяном? — осведомился третий гость Жана.

— Вы совершенно правы. Позвольте же и мне узнать, кого судьба привела в мою скромную обитель? — в свою очередь осведомился и Пардальян с неожиданной для него дружелюбной мягкостью.

Вполне естественный вопрос Жана заставил посетителя содрогнуться и побледнеть:

— Да, разумеется. Как воспитанный человек я сразу обязан был представиться. Мое имя — Деодат, просто Деодат. Вернее, не имя, а прозванье, полученное тем, кто не имеет ни отца, ни матери. Деодат означает по-латыни «врученный Богу». Я подкидыш, найденный на ступенях храма. Мои родители отдали меня Богу, положившись на Его милость, и судьба распорядилась так, что я попал к женщине, которая позаботилась о бедном сироте не хуже самого Господа. Вот почему я ношу такое имя, месье.

Грустная история, которую внезапно рассказал гость, глубоко взволновала Жана. Стараясь ничем не выдать охвативших его чувств, шевалье поинтересовался:

— И кто же та женщина, что нашла вас?

— Жанна д'Альбре!

— Королева Наваррская?

— Да! Но извините, я совсем упустил из виду, что прислан сюда с поручением, а вовсе не затем, чтобы докучать вам подробностями своей ничтожной жизни…

— Ну что вы! — с горячностью воскликнул Пардальян. — Я польщен, что вы доверились мне как другу. Не скрою, вы мне чрезвычайно симпатичны!

— Но мы совсем не знаем друг друга… Разве вас не шокирует мое сомнительное происхождение?.. Ведь у меня нет даже нормального имени…

• Предыдущая
• 24/119
• Следующая