Любовь шевалье - Зевако Мишель - Страница 6
- Предыдущая
- 6/98
- Следующая
Екатерина насмешливо улыбнулась.
— Ерунда! Пустые бредни! — проговорила она.
— Не бредни, а предзнаменование, Ваше Величество! Вашему взору открывается одно, моему — другое. Вы считаете знамения ерундой, я же — ниспосланными свыше откровениями.
— Ну хорошо, Рене! Хорошо, — хрипло произнесла королева.
Эта волевая женщина обычно легко подчиняла себе астролога, но сразу преисполнялась почтения, когда тот начинал рассуждать о магии и потусторонних силах.
Лицо Руджьери изменилось: взгляд астролога будто обратился внутрь; глаза Рене были устремлены теперь в глубины его собственной души.
— Да! — торжественно промолвил он. — Порой звезды не желают говорить со мной. Я вопрошаю небо, но ответы его загадочны. И все-таки высшие силы позволяют мне прикоснуться к тайнам будущего. Озарения… Одно из них случилось только что, И сейчас я поведаю вам, что мне открылось, Екатерина! Несколько минут назад вы стояли возле окна, а я — рядом с вами. Перстень на вашем пальце сиял в полумраке, и я не отрывал взгляда от сверкающего камня. Если бы вы решили выхватить кинжал, я бы сразу заметил движение вашей руки и помешал бы вам. Однако внезапно все поплыло у меня перед глазами. Что-то словно ударило меня, и я невольно посмотрел в окно. Могущественные силы просветлили мой взор, и я увидел своего сына, хотя, вы же знаете, Екатерина, оттуда, где я был, я никак не мог разглядеть Деодата. Но я увидел его шагах в двадцати от окна; он словно бы парил в воздухе, оторвавшись на семь-восемь локтей от земли. Вокруг него сиял ореол, и тело его точно светилось. Деодат прижимал руку к груди, справа… Затем рука его мягко упала, и я узрел страшную рану, из которой текла кровь, прозрачная, будто жидкое стекло, и совсем непохожая на алую человеческую кровь. Деодат медленно проплыл передо мной… Потом контуры его фигуры размылись, и она утратила реальные очертания, превратившись в легкое облачко… Сияние погасло. И видение исчезло…
Пока Руджьери говорил, голос его звучал все тише — и понизился наконец до еле слышного шепота.
Но вот астролог замолчал, устремив безумный взор в пространство.
Королева опустила голову; на плечи Екатерины словно лег какой-то тяжкий груз, придавивший женщину к земле.
Ее охватил необъяснимый ужас. Екатерина поднялась с кресла, словно желая справиться с нахлынувшей на нее дурнотой. Но стоило королеве пошевелиться, как чары пророчества сразу же развеялись.
Екатерина тряхнула головой, отгоняя воспоминания о пережитом страхе. Глаза ее заблестели, взгляд обрел остроту и проницательность. Она посмотрела на астролога с дерзким вызовом. Обычно Екатерина тщательно скрывала свои чувства, но в эту минуту любой человек, увидевший королеву, понял бы, что она приняла какое-то важное решение и пойдет на все, чтобы воплотить его в жизнь.
— Мой супруг, король Генрих II, — прошипела она, — утверждал, что от меня пахнет смертью. Что ж! Клянусь кровью Христовой, мне это нравится! Меня радует, что люди считают, будто я иду по трупам. Настоящий властитель должен быть безжалостным! И только что я получила знак свыше, за что очень благодарна небесам. Марийяку суждено погибнуть, и он погибнет! Карлу тоже суждено погибнуть — значит, погибнет и он! С помощью Бога и дьявола я возведу на престол моего любимого сына, мое обожаемое дитя, моего дорогого Генриха!
Екатерина поспешно перекрестилась и дотронулась холодной рукой до лба Руджьери. Астролог содрогнулся.
— Рене, — заявила королева, — ты же сам убедился: высшие силы обрекли этого человека на смерть…
— Но он ведь — наш сын, — прорыдал астролог.
— Ладно… положимся на волю провидения. Не будем торопить события, раз судьба Марийяка предначертана… Но ему известно, что я — его мать, и, значит, долго он не проживет!
Екатерина не уточнила, кто именно желает смерти Деодата — Господь Бог или Люцифер.
— Теперь он должен умереть, — говорила королева. — А ведь я готова была сделать его королем Наварры! Запомни, Рене, конец его близок! Я хочу одним ударом уничтожить всех наших врагов в стране, которая будет принадлежать моему сыну Генриху. Чтобы он мог царствовать спокойно, необходимо укрепить мощь католической церкви. Пока же в Лувре полно надменных еретиков: тут тебе и Колиньи, и Генрих Беарнский… Поверь мне, Рене: все они, начиная с королевы Наваррской и кончая самым захудалым дворянчиком, только и знают, что затевать распри да сеять крамолу. Они бросили вызов не только нашей Святой церкви, которая мужественно борется с ними; они стремятся вырваться из-под власти французских королей! Привыкли, видите ли, у себя в горах к свободе! Они объявили себя протестантами, но на самом деле они — обыкновенные бунтари. Рене, я же возражаю не против разумных реформ церкви, но они посягают на права государя! Потому нужно сделать все, чтобы гугеноты лишились своих вождей. Еретиков возглавляет Жанна д'Альбре — женщина, которая посвящена в тайну рождения Деодата. Уничтожив королеву Наваррскую, я избавлю от опасности себя, королевскую власть и католическую церковь!
Сказав это, королева решительно направилась к выходу из башни. Астролог заторопился следом.
Они прошли через парк и приблизились к симпатичному двухэтажному особнячку, окруженному деревьями. Этот уединенный дом королева велела возвести специально для Руджьери. Фасад маленького здания из кирпича и тесаного камня украшал просторный балкон, по краю которого шли железные кованые перильца. В оконных рамах переливались разноцветные стекла; во внушительную дубовую дверь были вбиты крупные медные гвозди. Перед особнячком росли розовые кусты, наполнявшие воздух пленительным ароматом.
Королева и астролог скрылись в жилище Рене. Здесь они миновали переднюю и попали в довольно большой зал, расположенный на первом этаже, слева от входа в дом. В зале на столе лежали карты звездного неба, изготовленные самим Руджьери. У стен высились дубовые шкафы, полные книг. Но Екатерина и астролог не задержались в этом помещении, где Рене устроил свой рабочий кабинет.
— Вы желаете, чтобы я посоветовался со звездами? — спросил Руджьери.
— Нет, это ни к чему, — ответила королева. — Все, что я хотела знать, уже открыто для меня. Пойдем лучше в лабораторию! — распорядилась Екатарина.
Астролог содрогнулся, однако возражать не стал.
Они снова пересекли переднюю. Руджьери минут десять возился с тремя сложными замками, пока, наконец, не распахнулась тяжелая, окованная железом дверь. За этой дверью обнаружилась другая, целиком железная. Она казалась совершенно гладкой — ни запоров, ни замочной скважины. Но Екатерина сама нажала на неприметный выступ, и дверь открылась, точнее — чуть отошла в сторону, оставив узкую щель, в которую едва мог протиснуться один человек.
Они вошли в комнату, занимавшую правое крыло первого этажа. Днем свет проникал сюда через два окна с разноцветными, красивыми витражами. Но с внутренней стороны окна были забраны толстыми решетками; да и плотные кожаные шторы не позволяли постороннему заглянуть в это святилище.
Руджьери зажег две восковые свечи, рассеявшие мрак. Стала видна огромная печь в глубине зала и каминный колпак над ней. Пять-шесть столов вдоль стен были заставлены колбами, ретортами, перегонными аппаратами разных размеров. На полках хранились сотни склянок с порошками и растворами. А в углу, в застекленном шкафу, размещалась коллекция удивительнейших предметов.
По знаку Екатерины астролог отпер этот шкаф ключом, который висел на цепочке у него на шее. Подойдя поближе, Екатерина прошептала:
— Ну что ж, давай выбирать! Итак, что это за иголочка, Рене? Позолоченная и такая изящная?..
Рене шагнул к королеве; теперь их головы почти соприкасались.
— Иголочка? — улыбнулся Руджьери, не скрывая собственной гордости. — Ну вот, например, мадам, вы берете какой-нибудь фрукт, скажем, персик, прекрасный, спелый, золотой персик. И вонзаете ее в благоухающую мякоть плода. Видите, игла столь тонка, что не останется ни малейшего следа. Персик сохранит свою свежесть. Правда, человек, который полакомится им, вскоре почувствует головокружение и тошноту, а вечером того же дня скончается…
- Предыдущая
- 6/98
- Следующая