Сын шевалье - Зевако Мишель - Страница 36

• Предыдущая
• 36/160
• Следующая

— Эскаргас и Гренгай, вы пойдете впереди. Нам нужно добраться до гостиницы «Паспарту»… через набережную Глорьет, мост Сен-Мишель и улицу Сен-Дени. Ты, Каркань, пойдешь замыкающим. Если кто-то приблизится… Сначала убейте его, а все объяснения потом. Подождите. У вас есть при себе деньги?

Единым движением все трое, порывшись в карманах, выставили ладони, полные золотых монет, — Жеан сгреб те, что были в ближайшей к нему руке. Но две другие лапы продолжали настойчиво тянуться к нему, и тогда он мягко сказал:

— Нет! Я взял даже больше, чем мне нужно. Ступайте теперь.

Счастливчик — иными словами, тот, что отдал всю свою наличность — удалился с победоносным видом, насвистывая и издавая звуки, похожие на скрежет несмазанного ставня, каковые означали не что иное как смех. Двое других, опустив в карман свои пистоли, отошли с глубоким вздохом, грустно поглядывая друг на друга.

Это были те же самые люди, что несколько минут назад алчно потрошили богатого и знатного синьора Кончини. Не будь слишком суров к ним, читатель.

Жеан же, повернувшись к девушке, с поклоном произнес:

— Я к вашим услугам, мадемуазель.

Вплоть до улицы Сен-Дени оба были настолько поглощены своими мыслями, что не обменялись ни единым словом.

Было почти три часа утра, когда Жеан постучал условным стуком в дверь постоялого двора. Через несколько минут отворилось какое-то окно, и в нем показалось заспанное лицо.

— Что нужно? — осведомилась женщина не слишком приветливо.

— Поговорить с господином шевалье. По срочному делу.

— Сейчас спущусь…

Через несколько секунд полусонная молодая женщина с недовольным видом провела их в небольшой кабинет, застекленная дверь которого выходила в большую залу.

Жеан достал, не считая, пригоршню пистолей и вложил их в руку служанки, лицо которой сразу же расплылось в улыбке.

— Девушка, — сказал он, — подбросьте дров в этот камин и разведите для нас хороший огонь.

И пока служанка стала хлопотать с таким проворством, словно у нее выросли крылья, он нежно обратился к Бертиль:

— Мне придется вас покинуть… всего на несколько минут. Отдохните немного и ничего не бойтесь. Эти трое будут охранять вас во время моей краткой отлучки.

— Я больше ничего не боюсь, — ответила она спокойно.

Жеан, еще раз поклонившись ей, прошел в большой зал вместе с Эскаргасом, Гренгаем и Карканем.

— Пусть никто из вас отсюда не уходит, — приказал он, — и пусть никто, кроме служанки, которую вы видели, не приближается к этой двери. Все понятно?

В ответ раздалось лишь красноречивое ворчание. Но физиономии у всех троих вытянулись; в глазах появилось жалобное выражение; они стали испускать вздохи, похожие на блеяние теленка, внезапно оторванного от материнских сосков. Тяжело сглатывая слюну, они переминались с нога на ногу, будто тысячи муравьев облепили им лодыжки.

Эта мимика, видимо, имела определенное значение, вполне понятное для Жеана, ибо он непроизвольно нахмурил брови.

«Бедняги! — сказал он про себя. — Нельзя все-таки требовать от них невозможного!»

А вслух произнес:

— Ну, так и быть, пьяницы проклятые! Но не больше одной бутылки на каждого!

Жалостливые рожи вмиг просветлели. И трое храбрецов единым движением воздели руки, словно давая клятву: «Только одну — и ни капли больше!»

— А главное, — добавил юноша, — не распускайте языки. Уж я вас знаю. Вы не только отъявленные пропойцы, а еще распутники и богохульники. Не забывайте, что из кабинета вас могут услышать. Если я узнаю, что кто-то из вас посмел выругаться, бока намну!

И, не обращая внимания на их протестующие возгласы, обратился очень вежливо к служанке:

— Проводите меня, милое дитя.

В этот момент на верхней площадке внутренней лестницы появился свет и хорошо знакомый голос произнес:

— Поднимайтесь, поднимайтесь… Я ждал вас.

— Девушка, — сказал тогда Жеан, — будьте добры вернуться в кабинет. Составьте компанию благородной молодой особе до моего возвращения.

Устремившись к лестнице, он поднялся на второй этаж, перескакивая через четыре ступени и вошел в комнату шевалье де Пардальяна, который светил ему, держа лампу в руке.

Шевалье, еще полуодетый, придвинул кресло к столу, достал покрытую пылью бутылку с двумя стаканами и наполнил их до краев, одновременно объясняя Жеану:

— Я узнал условный стук, которому научил вас. А поскольку вы единственный, кто его знает в настоящее время, я понял, что стучите именно вы, и тут же встал с постели, думая, что времени терять нельзя. Пока я оденусь, расскажите мне, что привело вас сюда и чем я могу быть вам полезен.

С этими словами Пардальян, чокнувшись со своим гостем, единым духом осушил стакан, как того требовали правила вежливости, и спокойно занялся своим туалетом — без видимой спешки, но с изумительным проворством.

Жеан, однако, молчал, испытывая необыкновенное волнение. Его до глубины души поразили простота манер, сердечность встречи, готовность помочь и беззаботная решимость немедленно отправиться в путь навстречу неведомым опасностям.

Пардальян, продолжая одеваться, не спускал с него глаз и, несомненно, заметил это волнение, ибо спросил мягко:

— Ну что же, это настолько трудное, настолько деликатное дело?

Жеан, подойдя к нему, взял его за руку и дрожащим голосом произнес:

— Когда я думаю, что посмел оскорбить вас, когда вспоминаю, что угрожал вам вот этим кулаком, то понимаю, какой мерзкой скотиной я был! Этот проклятый язык следовало бы вырвать, а злодейскую руку отрубить!

— Ба! — воскликнул Пардальян, напуская на себя вид простодушного изумления. — И для того, чтобы сказать это, вы пришли ко мне в три часа ночи? Черт возьми, мой юный друг! Да знаете ли вы, что я никогда не прощу вам подобное преступление? Ибо преступно будить человека, которому смертельно хочется спать!

Жеан не смог удержаться от смеха, настолько забавно прозвучали даже не сами слова, но тон, каким произнес их шевалье.

— Ну, — сказал Пардальян, становясь серьезным, — облегчите душу! Говорите, чем я могу быть полезен вам и той, кого вы любите.

— Каким образом вы узнали? — вскричал ошеломленный Жеан.

Пардальян пожал плечами.

— Вы полагаете, что для этого надо обладать сверхъестественной проницательностью? — лукаво осведомился он. — Разве пришли бы вы ко мне посреди ночи по делу, которое касалось бы только вас? Не пришли бы, верно? Значит…

— Вы дали мне еще один урок! Ах, сударь, если бы у меня был такой наставник, как вы! Но вы правы, мы теряем драгоценное время.

И юноша в двух словах рассказал, как освободил свою любимую, и поведал о затруднительном положении, в котором оказался, добавив под конец с невыразимой печалью:

— Я знаком только с бандитами и проходимцами… Что вы хотите? Не знаю, родился ли я среди них, но, в любом случае, я вырос в этом кругу, и мой собственный отец… Короче, я не могу, не краснея, привести эту чистую и невинную девочку к людям такого пошиба… Разумеется, не могу я и отвести ее к себе. Тогда я вспомнил о вашем любезном предложении, сделанном в тот момент, когда мы прощались с вами у дверей гостиницы. Я подумал, что такой человек, как вы, сударь, легко мог бы найти среди своих знатных знакомых убежище для нее, где она была бы в безопасности и где никто не смог бы увидеть ее… ко мне это относится в той же мере, что и к другим.

— Следовательно, — сказал Пардальян, выслушав Жеана очень внимательно, — следовательно, вы добровольно отказываетесь от встреч с той, кого любите?

— Да, сударь. Это очень тяжело, но мне кажется, что так будет лучше. Разве что ей понадобится моя помощь и она сама призовет меня.

И он спросил тревожно, выдавая тем самым, какое доверие испытывает к этому человеку, с которым познакомился лишь накануне, и какое значение придает его мнению:

— Вы не согласны со мной, сударь?

— Нет, мой мальчик, — ответил Пардальян мягко, — я с вами совершенно согласен.

А про себя добавил: «Ну, я угадал. Это прекрасная натура. Любой повеса не упустил бы такой благоприятный случай, а ему это даже в голову не приходит. «

• Предыдущая
• 36/160
• Следующая