Заговорщица - Зевако Мишель - Страница 13
- Предыдущая
- 13/112
- Следующая
Церемония заканчивалась. Король поднялся с колен, медленно двинулся к выходу… монах все еще был рядом с ним.
Мария де Монпансье глухо застонала. Толпа понемногу расходилась, и Фауста смогла подойти к монаху. Она остановилась совсем рядом с человеком в рясе и внимательно взглянула на него. А растерянная герцогиня де Монпансье кинулась искать соборного звонаря. Он должен был пробить шесть ударов — знак того, что покушение на Генриха Валуа не удалось.
— Кто ты? — спросила Фауста монаха.
При звуке ее голоса тот отпрянул назад, и Фаусте показалось, что она слышит сдавленный смех.
— Кто ты? — повторила Фауста и почувствовала, что готова задушить этого наглеца прямо здесь же, в соборе.
— Черт побери, сударыня! — ответил монах. — Капюшон рясы скрывает ваше лицо, но вас легко узнать по голосу. Ваш голос не забудешь, особенно если побывал в вашей ловушке. Хотите узнать, кто я? Посмотрите внимательней! Кроме того, вам следует поблагодарить меня — я позволил вам остаться неузнанной. Крийон бы очень обрадовался, скажи я ему, что такая красавица заявилась в собор для того, чтобы убить короля! Смотрите, сударыня, смотрите же!
Лишь только монах заговорил, Фауста побледнела и попятилась.
«Это его голос! Это он! Не может быть… он же мертв! Господи, он здесь и смеется надо мной! Ненавижу… ненавижу его… и люблю!» — пронеслось в голове у Фаусты.
Она застыла как статуя, не в силах вымолвить ни слова. А про себя без конца повторяла: «Он же умер! Я уверена, он умер! Но он здесь и разговаривает со мной!»
В эту минуту монах кончил говорить и откинул капюшон — перед Фаустой стоял шевалье Жан де Пардальян.
Он стоял и смотрел на нее — насмешливо и сочувственно. Это сочувствие во взгляде Пардальяна более всего оскорбило Фаусту. Кровь Борджиа взыграла в ее жилах, и, как и ее прабабку Лукрецию, Фаусту охватила жажда убивать. Она словно потеряла разум и была готова накинуться на шевалье на глазах у всех.
Если бы он сказал еще слово, если бы он сделал хоть один жест — его смерть была бы неминуема! Но шевалье де Пардальян стоял неподвижно, и это спасло его. Руки Фаусты медленно опустились. Ей удалось справиться с собственной яростью. К ней вернулось ее незаурядное хладнокровие. Фауста принадлежала к редкому типу людей, которые верят в собственную богоизбранность. Она была убеждена, что рано или поздно совершит то, что предначертано для нее Господом.
Но, будучи существом необыкновенным, она оставалась женщиной. И сейчас душа ее трепетала, ей пришлось прислониться к колонне из страха рухнуть на пол. Этот человек вновь победил ее…
Пардальян подошел поближе, лицо его стало серьезным, всякая ирония исчезла.
— Сударыня, — произнес он спокойно и убедительно, — позвольте мне повторить то, что я вам уже когда-то говорил: «Вы прекрасны, вы умны, вы молоды… Возвращайтесь в Италию… „ Видите ли, я человек простой, ваши возвышенные рассуждения не прельщают меня. Но добраться до сути я умею… Если вы ищете счастья, то неограниченная власть, к которой вы стремитесь, не сделает вас счастливой. Станьте просто женщиной, и вы обретете счастье! Я повторю вам то, что говорил мне когда-то мой отец, а он был мудрее многих философов. «Нужно жить, — повторял он, — просто жить… Берите от жизни все, что она может вам дать! Ведь человеку отпущено так мало времени! Любите солнце и звезды, наслаждайтесь летним теплом и снежными зимами, зеленью лесов и холодным ветром… любите жизнь во всем ее многообразии, ибо все в мире прекрасно. Надо лишь уметь находить хорошее в каждом явлении…“
Вот что говорил мне господин де Пардальян. А от себя я добавлю, что надо уметь любить: любовь делает женщину женщиной, а мужчину мужчиной. Остальное — суета сует. Почему вы так хотите повелевать себе подобными? Упаси меня Боже стать императором или папой! Уезжайте, сударыня! А мы тут как-нибудь разберемся с нашим королем, герцогами и принцами! Нам хочется просто жить, наслаждаясь жизнью. Мои слова, наверное, звучат странно. Вы ведь хотели меня убить, но я помню: вы тогда плакали! Поэтому, сударыня, мне захотелось по-братски посоветовать вам: уезжайте! Пока еще не упущено время! Пока еще я могу разговаривать с вами как друг, не скрывая своего сочувствия. Еще немного — и вы лишитесь права на мое сочувствие…
Фауста молчала. Казалось, она не слышала слов шевалье, но кто знает, какие мысли приходили ей в голову. А Пардальян продолжал:
— Сударыня, я твердо намереваюсь сделать три вещи. Во-первых, я не дам герцогу де Гизу стать королем. После нашей последней встречи в гостинице «У ворожеи» я более чем когда-либо настроен посчитаться с герцогом всерьез. Во-вторых, я обязательно убью господина де Моревера. Если вас интересует, за что — спросите у него самого. И в-третьих, я сделаю так, чтобы герцог Ангулемский встретился с юной Виолеттой… Сударыня, почему вы не пожалеете этих детей?.. Если бы вы видели, как плакал несчастный Карл, вы бы привели к нему Виолетту и сказали: «Любите друг друга и будьте счастливы».
Если бы вы так поступили, если бы вы сделали их счастливыми, и престол, и папская тиара показались бы вам такой безделицей! Одно ваше слово — и несчастные дети обретут счастье. Сударыня, что вы сделали с Виолеттой? Где она? Если откажетесь отвечать, предупреждаю: я прибегну к силе…
Пардальян замолчал, В пустом соборе царила тишина, лишь двое служек гасили свечи.
— Сударыня, — настаивал шевалье, — я жду вашего ответа. Где певица Виолетта?
Фауста огляделась. Она поняла, что помощи ей ждать неоткуда. Она оказалась во власти шевалье, однако же умирать гордая итальянка пока не собиралась.
— Я не знаю, где Виолетта! — ответила Фауста. — Она меня больше не интересует… Я вам уже говорила, тогда, в моем дворце, что не хочу обманывать вас. Я не знаю, куда подевалась девчонка. Теперь она принадлежит господину Мореверу.
Пардальян побледнел. Он не сомневался, что Фауста говорит правду. Она вообще была неспособна лгать, да и какой ей был смысл обманывать шевалье? А раз Фауста ничего не знала, ему следовало разыскать Моревера.
— Прощайте, сударыня, — вздохнул Пардальян. — Сегодня я пережил жестокое разочарование. Но, по крайней мере, мне приятно, что вы не собираетесь препятствовать моим поискам.
Пардальян уже собирался уйти, но тут Фауста произнесла:
— У меня вообще нет намерения препятствовать вам в чем бы то ни было. Мы с вами не враги.
Последнюю фразу она произнесла так необычно, так нежно и мягко, что шевалье растерялся. Фауста подошла поближе и коснулась рукой руки Пардальяна.
— Подождите, не уходите, — все так же нежно, но настойчиво попросила она.
«Что ей нужно? — не мог понять шевалье. — Может, под плитами Шартрского собора для меня заготовлена очередная ловушка?»
Женщина, похоже, колебалась. Руки ее слегка дрожали.
— Вы ведь уже закончили? — проговорила Фауста. — Теперь, пожалуйста, выслушайте меня!
И вдруг она замолчала. Видимо, высокомерная принцесса уже раскаивалась в своих словах. В душе ее бушевали противоречивые чувства… Жажда повелевать столкнулась с любовью. Фауста с ужасом поняла, что в ней живут как бы два существа. Она принадлежала к роду Борджиа; в ее жилах текла кровь Цезаря и Лукреции Борджиа. Свойственные этой семье страсть к убийствам, жажда неограниченной власти и огромная потребность любить обуревали ее душу. Но одновременно Фауста чувствовала себя посланницей Господа, Девой, непорочной душой и телом, служительницей новой Церкви. Все силы, всю волю она направила на то, чтобы стать ангелоподобной.
В ней боролись непомерная гордыня и всепожирающая любовь. И до сих пор гордости удавалось торжествовать над чувством — но вот какой ценой?! Лишь смерть Пардальяна могла бы устроить Фаусту, реши она остаться непорочной и гордой посланницей Господней. Но если бы Фауста отказалась от своей мечты и стала просто женщиной, она не смогла бы жить без любви шевалье де Пардальяна.
Она молчала, а в сердце ее бушевали страсти. Застыв недвижно в грубой монашеской рясе с опущенным на лицо капюшоном, она отчаянно боролась сама с собой, пытаясь заглушить голос любви. Потом к ней словно вернулась жизнь, статуя ожила, вздохнула, и шевалье с изумлением услышал, что Фауста всхлипывает.
- Предыдущая
- 13/112
- Следующая
