Летчик-истребитель. Боевые операции «Ме-163» - Зиглер Мано - Страница 15

• Предыдущая
• 15/33
• Следующая

Мы отнесли его в гостиницу, где приняли все необходимые меры. Не щадя, мы растирали его снегом, до тех пор пока он не застонал. Открыв глаза, Йепп слабо пробормотал:

– Черт побери! Это ж надо так было напиться, чтобы ничего не помнить!

На следующий день, когда мы с Гербертом вошли во двор гостиницы после своей длительной прогулки на лыжах, перед нашими глазами стояло привидение. Это был не кто другой, как наш Фритц, но совсем другой Фритц! Ранее всегда неопрятный, неаккуратный, этот Фритц был просто безупречен! Пиджак и брюки отутюжены, чисто постиранная рубашка, выбрит так, что лицо стало розовым, как у младенца! Со счастливой улыбкой Фритц открыл нам свой секрет: он собирался на свидание с «Olga – grand amore»!

– Вот это я всегда называю неразумным, – сказал я. – Вернуться с гор, а потом два часа наводить марафет, чтобы опять пойти туда же, только в полночь!

– Мано, ты не понимаешь! – махнул рукой Фритц пренебрежительно. – Я пойду туда завтра утром!

Мы договорились, что каждый, кому удастся вытащить на свидание девушку, будет вкладывать десять лир в общую копилку. Эта своеобразная копилка была нашим изобретением и содержала в себе материальную расплату за грубые ошибки, совершенные во время уроков катания на лыжах, за дурные манеры и поведение за столом и другие неверные поступки.

Было довольно поздно, когда мы, наконец, легли спать. Все были в приподнятом настроении, «навеселе», потому что добряк Валентин достал для нас пару бутылок отличного вина. Когда мы пожелали друг другу спокойной ночи, было далеко за полночь, и в сторону пустой кровати Фритца было отпущено несколько скользких шуток.

Фритц возвратился точно к завтраку, к девяти часам, и, как только махнул рукой, услышал в ответ крики «Браво!». Я выставил перед ним «копилку», и мы с нетерпением стали ожидать, когда наш Казанова опустит в нее заветную бумажку. Но Фритц только устало махнул рукой:

– Ребята, я пропил эти десять лир!

Никогда больше мы не видели Фритца столь ухоженною и опрятно одетого, как в тот день, когда он собирался на свидание, которое так и не состоялось!

Через два дня после неудавшегося свидания Фритца мы в полном составе отправились на крутой склон Лэнгкофель-Ган, откуда прямиком возвратились в Силлах-Хаус. Совершив последний круг, мы не поверили своим глазам, потому что перед нами стоял наш шеф Вольфганг Шпёте собственной персоной.

Как выяснилось, хороший доктор настаивал на том, что он еще не поправился после той аварии, и потому решил направить его к нам. Шпёте не разрешили кататься на лыжах, поэтому он проводил время, принимая солнечные ванны и лепя снеговиков. Он так наловчился, что слепил Афродиту, которая украсила двор нашей гостиницы. Очень скоро мы окрестили эту удивительную снежную деву «миссис Кельб», что, конечно, злило нашего Фритца неимоверно. Правда, ее пышные формы и обаяние с каждым днем все больше таяли под лучами припекающего солнца, но она тщательно реставрировалась каждый вечер.

Незаметно подошло время нашего отъезда из Силлаха. Я стоял и разговаривал с хозяином и как-то между прочим упомянул о плачевном состоянии бара на территории нашего аэродрома. Я знал, что запасы спиртного были, фактически, опустошены. И тогда Валентин просто ошарашил меня предложением: друг его друга, возможно, мог организовать для нас восемьдесят литров сливового бренди в обмен на три килограмма сахарина. В военное время такой бартер являлся очень выгодным, и я согласился. Валентин дал мне адрес в Бользене, где можно было забрать напиток, а сахарин я мог передать со следующей партией «лыжников». Достаточно честно! В тот вечер нам официально выделили час, чтобы написать письма домой, и каждый из нас писал родителям, жене, возлюбленной, друзьям и просил немедленно выслать пачку сахарина на имя лейтенанта Зиглера до востребования в 16-е опытное командование!

Когда все легли спать, мы со Шпёте и Лангером остались и продолжали разговаривать. Шеф заказал бутылку дорогого вина, наполнил стаканы и произнес.

– Теперь послушайте меня внимательно и примите к сведению. Понятно?

Мы кивнули, и он продолжил:

– Я должен ехать на Восточный фронт и перегнать туда «Ме-109». Талер останется за меня и будет отдавать приказы, когда Пиц будет находиться на учениях.

Мы не верили своим ушам. Герберт, который знал Шпёте дольше всех из нас, недоверчиво посмотрел и сказал:

– Этого не может быть, майор! Это невозможно! Сейчас мы почти готовы к тому, чтобы сформировать первую эскадрилью, а вы хотите уехать? Невозможно!

Рис. 9. «Ме-109G»

– И все же это правда, – ответил спокойно Шпёте, – и тут ничего не поделаешь! Через месяц или два я уеду. Приказ сверху уже поступил!

Мы просто не могли представить наш отряд без Шпёте. Мы очень хорошо знали, что у нашей «кометы» еще осталось множество проблем и сейчас больше, чем когда-либо ранее, мы нуждаемся в ком-то похожем на Шпёте. Кроме того, он летал на «Ме-163» с самого начала. У Талера не получится заменить его! Он не летал на «комете» много месяцев и, следовательно, знал машину меньше, чем даже мы! С другой стороны, Пиц был первоклассным летчиком. А может, что-то другое стояло за этим отъездом. На самом деле, мы в этом не сомневались. Да, для нас не могло быть хуже новостей. Этот внезапный отъезд не сулил ничего хорошего для подразделения и всех нас!

Специальное задание ожидало нас сразу же по прибытии в Бад-Цвишенан. Ожидалась демонстрация и сравнительные полеты между последней моделью военного истребителя, сконструированного в экспериментальном центре Рехлина, и нашими «кометами». Среди зрителей ждали самого Германа Геринга. Естественно, «комета» должна была демонстрироваться в завершение соревнований, как одна из новейших моделей. Это обстоятельство давило на нас, так как от дальнейшего обсуждения и споров зависело будущее «Ме-163». Если все пройдет успешно, то самолет сможет соответствовать самым высоким стандартам.

Так как Хейни Диттмар еще не летал, его выздоровление от ранений, полученных в катастрофе, в конце 1942 года затягивалось, значит, оставался только один пилот, который мог показать по-настоящему впечатляющее зрелище, – это Пиц! Конечно, он не мог сотворить невозможное, например, если двигатель заглохнет на высоте или самолет войдет в штопор, но, в общем, устроить блистательное шоу было ему по силам.

Рехлин был известен во всем мире. И здесь находился не только центр для тренировочных полетов и демонстрации различного вида оружия, разработанного в полнейшей секретности. Это был также аэродром, где находились лучшие немецкие истребители и обслуживающая их техника. Здесь все было на своих местах, а парашют играл такую же значительную роль в жизни Рехлина, как ведро молока на ферме.

Тренировочные полеты проводились под неусыпным оком старших офицеров, да к тому же туда часто наведывались офицеры высоких чинов из ВВС дружественных нам стран.

В день роковой демонстрации на аэродроме присутствовал не только Геринг со своей свитой, но также высокопоставленные офицеры из Японии и Италии. Истребитель за истребителем взмывали в воздух, издавая страшный гул. Самолеты, показывающие маневры на малой высоте, кружились в воздухе, как стая птиц, щекоча нервы зрителей, изображая учебные атаки и делая стремительные виражи.

Техники уже начали последнюю предполетную проверку «кометы» Пица, и через несколько мгновений после того, как приземлился «Ме-262», Пиц забрался в кабину, турбина загудела, и буквально в течение нескольких секунд «комета» понеслась по взлетной полосе, а затем почти вертикально помчалась в небо, оставив за собой черный след. Все наблюдавшие сидели задрав кверху головы и искали глазами исчезнувшую на бешеной скорости «комету», а те, кто никогда раньше не видел этого истребителя, так и раскрыли от удивления рты. Пиц показывал действительно захватывающее шоу. Достигнув высоты четырех тысяч метров, он пошел вниз, сделал «мертвую петлю», а затем умело избежал ненужного ускорения. Дальше он показал фантастическое мастерство своей «кометы», устремившись резко вниз, как раз туда, где находился Геринг с другими гостями. «Комета» со свистом опускалась все ниже и ниже, как падающий метеор, до тех пор пока в сотне метров от земли Пиц не дал полный газ и устремился над VIP-местами, проходя буквально в десяти метрах над головами высокопоставленных гостей. Раздался ужасный шум. Лица итальянцев изменились до неузнаваемости, и даже отважные японцы на какой-то момент вышли из себя, перестав улыбаться. Но Пиц был уже далеко и на высоте между пятью и шестью тысячами метров, и легкий звук подсказал, что он сбросил топливо.

• Предыдущая
• 15/33
• Следующая