Летчик-истребитель. Боевые операции «Ме-163» - Зиглер Мано - Страница 19

• Предыдущая
• 19/33
• Следующая

– И именно такое нужно было пережить, чтобы не считать этот день прожитым зря! – пробормотал Фритц, отряхивая свою фуражку.

Мы посмотрели вверх и увидели, что ветер несет сержанта прямо в озеро. Мы видели его брыкающиеся ноги, когда он исчез за высокими деревьями, растущими вдоль берега озера, а когда добежали до места падения, ему уже помогли выбраться из воды. «Не дай Бог пережить подобный опыт», – подумал я, когда Ники рассказывал, как на высоте уже пяти тысяч метров его самолет охватил огонь и кабина наполнилась едким дымом. А когда она нагрелась до невозможности, он решил, что пора прыгать!

Почему же бедному Герберту Лангеру не повезло так же, как Ники? А ведь его жизнь в буквальном смысле висела на шелковой нити парашюта. «Комета» могла взорваться в воздухе еще до того, как он успеет выбраться из кабины, он мог отравиться дымом, его парашют мог загореться или не раскрыться! Казалось, становится правилом то, что чем сложнее ситуация, тем больше шансов выйти из нее живым и невредимым. Ведь катастрофы, которые стоили человеческих жизней, были нелепыми! Йозеф врезался в вышку! Вёрндл, возможно, погиб по неосторожности. А теперь Герберт!

К шести часам я добрался до Ольденбурга и застал Хельгу в офисе, когда она собиралась идти домой.

– А, это ты, Мано! Я как раз думала позвонить на аэродром и узнать, не вернулся ли Герберт. У меня на сегодня есть два билета в театр – «Любовь и интриги», со Шмитхаммером в главной роли – я уверена, он будет в восторге!

Она стояла перед маленьким зеркалом, причесывалась и весело что-то болтала. У меня пересохло во рту, и комок подступил к горлу.

– А знаешь что, Мано? Если Герберт не успеет вернуться из Берлина к вечеру, то ты пойдешь со мной, хорошо? Мы позвоним Хильде и скажем ей, чтобы она перезвонила Герберту и он бы мог встретить нас после спектакля!

Каким-то чудом ко мне вернулся дар речи, и я промямлил:

– Герберт не сможет встретить нас сегодня, Хельга!

Она стояла с губной помадой в руке.

– Но почему нет? Он что, задерживается в Берлине?

Я чувствовал себя полным дураком, и, когда она повернулась ко мне, я ощутил себя беспомощным школьником, которого застукали за исправлением оценок. Я совершенно не представлял, как вести себя в подобной ситуации.

– Герберту не повезло, Хельга. Он был вынужден совершить аварийную посадку возле Ганновера, потому что утром был сильный туман и…

Мой голос дрогнул, и я замолчал. Но Хельга ничего не поняла и продолжила весело болтать, сказав, что Герберт рассказывал ей об аварийных посадках и что в этом нет ничего такого. Накрасив губы, она сказала:

– По крайней мере, он мог позвонить мне! Наконец, я собрал все свое мужество и произнес страшные слова:

– Он не мог позвонить тебе, Хельга. Он разбился!

Сначала она смотрела на меня, широко открыв глаза и не веря в услышанное, а потом ее лицо побледнело. Она отступила назад, сжала кулаки так, что побелели суставы пальцев, и медленно опустилась на стул. Было больно смотреть, как исказилось ее красивое лицо. Она сидела в полной тишине несколько мгновений, а затем прошептала:

– Он погиб без мучений?

Я убедил ее в том, что его смерть была мгновенной. Затем помог ей встать на ноги и проводил домой. Пока мы шли, она не произнесла ни слова. Около двери она попыталась что-то сказать, но у нее пропал голос. Глаза наполнились слезами, и, хлопнув дверью, она побежала в дом. У меня тоже текли слезы, когда я сел на мотоцикл и поехал обратно на аэродром.

Беда, как известно, никогда не приходит одна, и несколько дней спустя Фритц Кельб был переведен в эскадрилью Бёхнера в Венло. Я немедленно сделал официальное заявление Талеру, что против этого перевода, но он отклонил мое требование, мотивировав свой ответ тем, что эскадрилья уже сформирована и меня это не должно касаться. Только спустя полчаса, выйдя из кабинета Талера, я узнал от Фритца, что он тоже переводится – в Виттмундхафен. Теперь все мои ближайшие друзья были или мертвы, или направлены на другое место службы. Если я не мог быть переведен для постоянного прохождения службы в Венло, то, по крайней мере, хотел посетить базу и, возможно, пообщаться с Бёхнером лично, чтобы понять, заинтересован ли он в моей персоне.

Наконец, мне посчастливилось лететь на одном из наших стареньких «Bf-110» в Венло. Как только я прилетел, то сразу почувствовал гнетущую атмосферу, царящую на базе! Хотя эскадрилья уже имела на своем счету двенадцать вылетов наперехват, все же пока не было ни одного сбитого вражеского самолета! Доклады, приходившие из Виттмундхафена, были точно такими же – экстренный взлет, нет контакта с врагом и возвращение на базу!

Скоро стала очевидной причина этих неудач: использование тех же средств контроля за полетами, что и много месяцев назад в Бад-Цвишенане. То, что, казалось, отлично функционирует во время учений, абсолютно не работает в условиях реальных боевых действий. Сверхскоростные «Me-163» были просто «слишком быстрыми» для операторов наземного контроля, работавших с поршневыми машинами. Это было правдой, что наш радар «Фрея» регистрировал любое приближение вражеского самолета, даже находящегося на большой высоте, и никогда не ошибался, но этим все и заканчивалось. Как только у «кометы» появлялся шанс поменять курс на высоте, радар уже не улавливал ее местонахождения. Так же плохо работал компас. Его стрелка металась из стороны в сторону, и пилоту было чрезвычайно сложно уловить нужное направление. Ему приходилось искать новые ориентиры, и он легко мог нарваться на «москито», снующих вокруг него! Накануне моего приезда в Венло Фритц со своими компаньонами за два дня взлетали пять или шесть раз и за это время ни разу не открывали огонь! Здесь не было боевого настроя. Месяцами они оттачивали взлет и посадку «кометы», постоянно путаясь из-за чудовищных сбоев компаса. Мы с Фритцем сидели целый вечер, пытаясь найти решение проблемы, но, если даже наши техники были не способны дать ответ, на что же тогда мы могли надеяться?

На следующий день, как раз в тот момент, когда я получил приказ возвращаться в Бад-Цвишенан и уже готовили к полету «Bf-110», раздался сигнал тревоги, за которой последовал доклад о том, что в нашем направлении движется большое количество вражеских бомбардировщиков. Отто Бёхнер имел в готовности четыре «кометы», стоявшие на главной взлетной полосе, и в следующих сообщениях говорилось, что группы бомбардировщиков идут на Венло и такую возможность нельзя упустить. Я сказал техникам наземной службы откатить мой «Bf-110» под камуфляжную сетку и поставить на запасную взлетную полосу. Фритц и два других пилота уже сидели в своих кабинах, ожидая приказа на взлет. Был знойный, душный день, и Фритц оставил крышку своей кабины открытой, а я сидел на крыле рядом с кабиной на корточках. Он не торопился надевать кислородную маску, и его лицо не выражало эмоций. Только губы пересохли, и время от времени он облизывал их языком, а его взгляд то и дело устремлялся в небо.

– Ты только подожди, Мано. Сегодня мы покажем, на что способны наши «кометы», если эти сволочи не уберутся! На этот раз я не упущу свой шанс!

– Не будь слишком опрометчивым, Фритц! – усомнился я. – Ты же знаешь, что такое количество бомбардировщиков – это не шутки. Если не удастся сегодня, попробуем завтра!

В этот момент мы увидели бомбардировщики – высоко в небе, пролетающие над датскими деревнями. Тонкие белые линии тянулись на много миль.

Рис. 15. Бомбардировщик «москито»

Видимо, Фритц получил команду на взлет, потому что быстро надел кислородную маску и, подняв руку, дал сигнал заводить двигатель. Я закрыл крышку кабины, и перед тем, как натянуть очки, он подмигнул мне, и двигатель зашумел. Он быстро проверил все приборы, и через несколько секунд пламя вылетело из выхлопной трубы, и колеса запрыгали по полосе, бешено разгоняя грохочущую «комету». Затем, горящей стрелой, она понеслась вверх. Я следил за самолетом Фритца до тех пор, пока он не исчез из вида. Потом я перевел взгляд на следы, оставленные бомбардировщиками, которые теперь протянулись прямо над аэродромом.

• Предыдущая
• 19/33
• Следующая