Хранитель Времени - Зинделл Дэвид - Страница 75
- Предыдущая
- 75/133
- Следующая
– Не бойся потерять себя. Есть часть и есть целое, и существуют они одновременно.
– Я человек! Я никогда не буду одним из Стаи.
– Ну что ж, людям – женщинам – Старой Земли почти что удалось создать всепланетное сознание. Десять миллиардов людей подобны нервным клеткам мозга. Соприкасаясь, беседуя, совокупляясь, дерясь и распевая песни, они взаимодействуют, как синапсы мозговых клеток.
– Почему же мы потерпели неудачу?
– А почему человеческий детеныш отрывает крылышки у мух?
– Я не хочу быть частью всепланетного мозга.
– А вот он хочет, чтобы ты побыл частью… целого. Хотя бы какое-то время.
– Нет-нет.
– Вот потому-то наши предки и потерпели неудачу. Зарождающееся сознание Матери-Земли погубила собственная юношеская беззаботность. Строго говоря, оно вообще не родилось – его части так по-настоящему и не стали целым.
– Я думаю, земляне тоже боялись.
– Да просто они были глупые, ха-ха! Разве рыба не воспринимает море только как воду, в которой плавает? Что знает отдельная клетка твоего мозга о математике, музыке или любви? Мы не можем сознавать всех параметров целого, но можем воспринимать некоторые его действия.
– Чем же занимаются десять тысяч ваших стай?
– Они творят чудеса! Разве мы не боги? Мы – мозг Агатанге, и когда мы плачем, то идет дождь, а когда вздыхаем – дует ветер. Кораллы, умирая в нужных местах, строят из своих скелетов океанские рифы. Мы создаем новые виды, когда возникает необходимость, а то и просто для забавы. Есть и другие вещи, высшего порядка – экология, гармония… мы трепещем, говоря тебе о них, мы очень бы хотели тебе рассказать, мы просто должны, но…
– Но что?
– Но ты слишком глуп для этого, ха-ха! Как глупы, впрочем, и все отдельно взятые агатангиты – Балюсилюсталу, Муму и Пакупакупаку. Но у нас по крайней мере есть понятие целого. Оно – это мы, и оно знает о нас.
– А киты?
– Киты для нас то же, что кора для более примитивных частей твоего мозга. Можно сказать, что киты – это душа Агатанге, но это было бы упрощением.
– Какая сложная иерархия, сколько слоев у вашего разума. Я все-таки боюсь потерять себя.
– Глупый ты, глупый человек! Голограмма сохраняется – все сохраняется.
– Я боюсь, и точка.
Я боялся не того, что всепланетное сознание поглотит меня. Как может человек с волосами, пальцами и математическим мышлением раствориться в стае тюленеобразных существ? Даже если им под силу изменить мое тело и мой мозг по своему капризу – а я вынужден был признать, что им это под силу, – для чего им это надо? Какую ценность для божественной расы представляет Мэллори Рингесс, простой пилот архаического Ордена? Нет – я боялся, что мою индивидуальность уничтожит вирус, внедренный ими в меня. Чем дольше я плавал со Стаей и чем успешнее «выздоравливал» мой мозг, тем сильнее я боялся.
Шли дни, и я постоянно убеждался, какую огромную власть имеют агатангиты над материей и сознанием. (А также, чтобы завершить полумистический пятиугольник механиков, над энергией, пространством-временем и информацией.) Я заметил, что там, где плавает Стая, никогда не бывает дождя и сильного ветра, который вызывал бы большие волны. Даже акулы почему-то держались на расстоянии. Эти изящные, обтекаемые убийцы поедали только немногих, очень старых агатангитов, готовых «следовать дальше», как выражались там. Молодняк – детей – акулы не трогали. Я не понимал, как могут Муму и Сиселека подплывать к большой белой акуле и нахально касаться ее плавников своими. Для меня было тайной, зачем они вообще это делают – разве что для того, чтобы показать мне свою любовь ко всему живому и, что еще важнее, любовь всего живого к себе. Только однажды усомнился я в их власти. Только однажды природа доказала, что поддается их контролю не больше, чем солнце – контролю подсолнуха.
В океане откуда ни возьмись появилась стая касаток с рядами конических зубов и мрачным оскалом. В мгновение ока они разорвали на части и сожрали Сиселеку и еще семерых. Крови в воде было столько, что даже акулы обезумели. Началась бойня – акулы, глотая воду, гибли без видимых причин. В суматохе один из китов прорвался в середину Стаи и проглотил, словно устриц, восемь вопящих детей. Наевшись – он не мог не насытиться, – он подцепил хвостом еще одного ребенка и выбросил его из воды над головами матерей прямо в пасть другой касатке. Три раза кит повторял этот трюк, и каждый раз дитя исчезало в животе ухмыляющегося, черного с белым чудища. Потом касатки уплыли столь же внезапно, как появились, и красные воды успокоились.
Стая долго рыдала, вскрикивала, свистела и стонала. Несколько матерей уволокли меня под воду, окружив толщей своих содрогающихся тел. Но касатки пропали, и песня Стаи вновь наполнила море. Возможно, агатангиты вели счет своим потерям или просто успокаивали друг друга. Возможно, они занимались своими «высшими материями». Меня привели в ужас опасности, грозящие мне как изнутри, так и снаружи. Мне хотелось одного: вернуться на свой остров и залезть на дерево, где я буду в безопасности. Поющие голоса между тем становились все спокойнее и гармоничнее: визг и лай превращались в слова, а слова – в мысли.
– Такова цена – даром ничего не дается, ха-ха!
– Но вы же боги! Ты сказала, что когда вы плачете, идет дождь.
– В глубине души мы остаемся людьми и плачем, когда видим кровь.
– Ты сказала, что киты – боги высшего порядка. Я не понимаю – они что, безумны?
– Это все долги, грехи наших отцов. Сознание Агатанге не совсем целостное, не совсем совершенно. Такова цена.
– Расскажи мне про этих касаток.
– Слушай музыку вздымающихся волн.
– Выходит, часть вашего всепланетного мозга безумна?
– Слушай шорох плывущих облаков.
– Скажи мне правду.
– Слушай биение собственного сердца.
– Нет!
– Плата. Изъяны. Вселенная несовершенна.
– И мой мозг тоже болен? Что ваш вирус сделает со мной?
– Но вселенная и совершенна в то же время, и твой мозг тоже совершенен или будет таким. И ты не должен употреблять слово «вирус». Говори «божественное семя». Оно создано для тебя одного. Разум наших стай окружил тебя и создал модель твоего мозга. Наш разум – это компьютер, наподобие акашикских компьютеров твоего Ордена или нейросхем твоего корабля. Только гораздо мощнее и глубже, о да! Разве мы не боги? А твой мозг – это безупречная голограмма. И разве в каждой части голограммы не содержится информации о целом? В наших бакулах, подключенных к компьютеру нашего разума, мы создаем божественное семя, «считывающее» голограмму твоего мозга. Оно разворачивает ее – в это самое время ты разворачиваешься, ха-ха! Божественное семя точно знает, в каком порядке следует заменять твои нервные клетки. И «видит» связи, которые следует создать между живыми нейронами.
– А моя память?
– Память – нелокальное явление. Ее можно создать, но нельзя уничтожить. Твоя память сохраняется целиком в каждой части твоего мозга. Божественное семя сохраняет ее.
– А я сам?
– Но ты же Мэллори Рингесс – так или нет, ха-ха?
– Моя индивидуальность тоже сохранится? Буду ли я по-прежнему собой? И как я об этом узнаю?
– Как звучит восходящее солнце?
– Мне кажется, будто я тону.
– Ты тонешь в море информации, да! Информация заключена везде – в спирали морской раковины и в пении стай; информация путешествует под водой, передаваясь от носителей матерям, от матерей носителям, которые затем заражают выдр и осьминогов, рыб и диатомы. Вот что такое носитель: он информирует нашу ДНК об изменениях других видов. Он информирует нас, а мы информируем весь океан, передавая информацию, передавая все время, от животного к животному и от растения к растению, по всему водному пространству Агатанге. Позволь нам открыть тебя этому морю информации.
– Нет!
– Не бойся. Все восстановится.
– Я боюсь умереть.
– Информация все равно что вода, а ты умираешь от жажды.
Настал момент тишины, который мне трудно вспоминать, но и забыть полностью невозможно. Меня вскрыли, и волны сознания хлынули внутрь. Я, как мне показалось, сделался частью Агатанге, частью живого мозга планеты. Я слышал массу звуков и чувствовал, как планета движется подо мной. Информация шла из меня в море, а каждое животное и растение в нем информировало меня о своем существовании. Мое сознание охватывало каждого моллюска, кита и. морскую звезду – я в этом уверен. Я был омаром и ощупывал клешнями песчаное дно в поисках падали. Я был сине-зеленой водою и плыл по течению, поглощая солнечный свет, был диатомой – стрелочным червем и пильщиком, режущим мягкую ткань медузы. Я был кашалотом, воспевающим радость совокупления, и кашалотихой, счастливо стонущей в миг разрешения от бремени. Я был многим и одним, я обнимал мир своими щупальцами, плавниками и руками. А информация все переходила от планеты к животному, от едомого к едоку, от вируса к бактерии, от матери к дочери. Эта информация была видимой и ясной, как алмаз, но теперь у меня об этом остались только воспоминания, слабые, как звездный свет, рассеянный в глубокой синей воде. Я был сразу и собой, крохотной клеточкой с ничтожным человеческим сознанием, и неким огромным существом, принимающим поток информации, струящийся через вселенную. Я знал. Для меня как для человека это знание было невероятно сложным, но как планета Агатанге, глядящая на звезды, я представлял все окружающее простым и прекрасным. Это понимание, до сих пор не знаю как, изменило меня, и продолжает менять, и, боюсь, никогда уже не перестанет.
- Предыдущая
- 75/133
- Следующая