Война в небесах - Зинделл Дэвид - Страница 135

• Предыдущая
• 135/216
• Следующая

— Я ничего не чувствую, — сказала Тамара. — У тебя, наверно, нюх сильнее, чем у меня.

— Это обморожение, да? Его ноги? Значит, лекарства не помогли?

— Я ничего не смогла достать. Зима холодная, и очень у многих обморожены уши или ноги. Мы с Пилар обошли всех резчцков от Меррипенского сквера до Длинной глиссады, даже к червячникам обращались — к тем, которые еще торгуют. Лекарств нет ни у кого.

— Понятно.

— Я поила его травами — корнем нории и прочим. Их дала мне подруга Пилар. — Глаза Тамары остекленели от пережитых страданий, и она выглядела намного старше своих лет. — Старалась кормить его, как могла, и держать его в тепле. Даже молилась — делала все, что только могла придумать.

— Я знаю. Я знаю.

— Он все время спрашивал о тебе. Каждый день, чуть ли не каждый час.

— Я хочу увидеть его.

— Прямо сейчас?

— Да. Мы разбудим его и дадим ему кровяного чая.

Тамара, кивнув, раскрыла пакет с мороженой кровью и приготовила отвар. Растопив темную кристаллическую массу и добавив туда толченой коры чайного дерева, она налила красную дымящуюся жидкость в кружку и пошла к спальне.

— Погоди, — остановил ее Данло. — Эту кружку выпей сама, а потом уж отнеси Джонатану.

— Нет, сначала ему. Я не хочу.

Данло видел по ее бледному, с обострившимися скулами лицу и впалым глазам, что она говорит неправду.

— Теперь у нас много еды. Кушай, не бойся. Пожалуйста.

— Хорошо. — Тамара выпила чай почти залпом, дуя между глотками в кружку, чтобы не обжечься. Допив, она налила еще кружку, собравшись опустошить и ее, но Данло ей не позволил.

— Дай своему желудку привыкнуть к пище. Иначе ты не удержишь и то, что уже выпила.

Она послушалась, и они вместе вошли в спальню. Запахи комнаты окутали Данло тяжелым облаком, и его самого чуть не вырвало. Здесь пахло потом, страхом и поносом, которым мучился изголодавшийся Джонатан. Но все перешибало другое, куда более страшное, пожирающее плоть Джонатана и отравляющее его кровь.

Мальчик спал беспокойным сном под двумя меховыми одеялами, скорчившись, как младенец в утробе. Данло хорошо знал этот голодный озноб, от которого не спасает ни теплая одежда, ни одеяла, и ему очень не хотелось обнажать Джонатана, но он должен был увидеть источник этого ужасного запаха. Данло, сцепив зубы, включил в комнате свет и откинул одеяло в ногах у сына.

Ти-анаса дайвам.

Пальцы обеих ног, как он и боялся, почернели от гангрены. Хуже того — чернота дошла почти до щиколоток, где пограничные ободки синей с красными пятнами кожи сменялись бледным, пока еще здоровым телом. Ноги у мальчика гнили заживо, и от них пахло распадом и смертью.

Ти-анаса дайвам.

Мальчик, не просыпаясь, пошевелился и застонал, и Данло, укрыв его снова, прошептал:

— Джонатан, Джонатан.

— Прости меня, — сказала Тамара. — Я, наверно, слишком долго ждала.

— Да, — сказал Данло, но в его голосе не было гнева или упрека. Только сострадание — и к Джонатану, и к ней.

— Я все надеялась найти криолога или резчика, у которого еще остались лекарства. А потом, когда это перешло с пальцев на ступни, стала надеяться, что ты принесешь мясо или еще какую-нибудь еду, чтобы подкрепить его, прежде чем… О, Данло, я не вынесу, если его будут резать по живому. Я хотела спасти пальцы, а теперь он, как видно, обе ступни потеряет. Но он так слаб, он не готов к операции. Я даже на улицу не решусь его вынести. Ох, какая же я дура, Данло, и как мне страшно.

Она разрыдалась и припала к Данло. Оба стояли над кроватью, глядя на спящего Джонатана. Потом Тамара прерывистым шепотом стала делиться с Данло своими страхами. Она рассказала ему о резчике с улицы Нирваны, который разделывался с последствиями обморожений самым грубым и немилосердным образом. Еще в то время, когда можно было обойтись медикаментозным лечением, он впал в ампутационный раж и без колебаний оттяпывал пострадавшие уши, носы, пальцы рук и ног. Он утверждает, что спас этим много жизней — но скольких он обезобразил, скольких сделал калеками? А еще больше народу, как говорят, умерло от инфекции после этих его зверских операций. Тамара боялась, что Джонатан попадет к такому резчику, чуть ли не больше, чем боялась за его жизнь.

— Есть один резчик, который сможет ему помочь, — сказал Данло. — У него, возможно, еще сохранились крионические препараты, и антибиотики, и иммунозоли.

— Это тот, кто тебя оперировал? — тихо спросила Тамара.

— Да. Ноги, может быть, не удастся спасти, но мы хотя бы избавим Джонатана от боли и инфекции.

— Я не вынесу, если он лишится ног.

— Я знаю. — Данло погладил ее по щеке. — Но после войны их можно будет отрастить заново.

— Твой резчик это сделает?

— Нет, он слишком дорого возьмет. Но Орден распорядится, чтобы все другие резчики в городе делали восстановительные процедуры бесплатно.

— А за то, чтобы вылечить Джонатана сейчас, твой резчик разве не спросит денег?

— Очень может быть. У тебя есть что-нибудь?

Тамара, кивнув, вышла в другую комнату и вернулась с золотыми монетами в кошельке.

— Вот все, что осталось.

Данло взвесил кошелек на ладони и сунул его в карман камелайки.

— Скоро рассвет. Пусть Джонатан напьется чаю, и я отнесу его к этому резчику.

— Я пойду с тобой.

— Хорошо, пойдем.

— Мой сыночек. Он все, что у меня есть на свете.

И она осторожно разбудила Джонатана. Мальчик не сразу пришел в себя — летаргия прерванного сна смешивалась в нем с апатией, вызванной голодом. Но при виде Данло, стоящего на коленях рядом, он слабо улыбнулся и попытался сесть. Это вызвало судороги в его скрюченных руках и ногах, и мальчик, сморщившись, вскрикнул от боли. Одеяло сползло с него, открыв истощенное тельце. Данло потрясли перемены, произошедшие с сыном всего за семь дней: от Джонатана остался обтянутый кожей скелетик. Его грустные глаза подернулись туманом, белки приобрели нездоровый синеватый оттенок.

— Папа. Ты вернулся.

— Вернулся. — Данло снова укрыл Джонатана и обнял его, а Тамара поднесла к губам мальчика кружку с чаем. Малыш был так легок и слаб, что Данло хотелось плакать, но чай выпил с жадностью волчонка, сосущего мать.

• Предыдущая
• 135/216
• Следующая