Война в небесах - Зинделл Дэвид - Страница 159
- Предыдущая
- 159/216
- Следующая
— А если бы ты узнал, что помещать ивиомилам взорвать Звезду Невернеса можно только одним путем — казнив Бертрама Джаспари? Если бы ты точно это знал? Разве ты не перерезал бы ему глотку своими руками?
— Но как можно знать такие вещи?
— Предположим, ты был бы скраером и мог видеть будущее. — Данло, сын скраера, сам не раз имевший подобного рода видения, покачал головой.
— Будущего, застывшего во времени, как лед, не существует. Будущих много, понимаешь? У одного-единственного человека их десять тысяч — или десять тысяч триллионов. Каждый момент времени перетекает в другой, рождая странную и ужасную красоту будущего. Самый простой поступок может иметь последствия, которые невозможно разглядеть. Как камень, брошенный в центр океана. Рябь бежит во все стороны под звездным небом, затрагивая все и навсегда. Возможности бесконечны, Хану. Взаправду бесконечны. Вот почему никто не может видеть будущее.
— Ошибаешься. Я могу.
Данло лежал молча, глядя в льдистую голубизну глаз Ханумана.
— Я говорю не об одном из твоих диких кровавых будущих, — продолжал тот. — Я вижу будущее, каким оно должно быть.
Хануман встал и подошел к столу, где стоял прикрытый наллом образник Данло. Сняв колпак, он открыл сияющую голограмму Николоса Дару Эде. Много дней Эде ждал этого момента с безграничным терпением машины, озаряя темное пространство под колпаком своей божественной улыбкой.
— Хануман ли Тош, хозяин мой и тюремщик, — заговорил он так, будто их беседа не прерывалась вовсе, — ответ на твой вопрос заложен в компьютерной оригами. — При этом Эде точно знал, сколько времени он не получал информации из окружающей среды, поскольку добавил с широкой улыбкой: — Все пятьсот тысяч секунд, прошедших после нашего разговора, я вспоминал, как складывал вместе доли моего мозга. Все известные мне боги зависят от этого искусства.
Очевидно, Эде и Хануман не раз беседовали друг с другом, пока Данло переделывал себя в отцовского двойника.
Сейчас Эде начал с того, на чем они остановились, но внезапно увидел — вернее, электронные глаза его компьютера увидели, — распростертого на полу Данло.
— Сложность складывания возрастает согласно квадрату числа… Мэллори Рингесс! — Эде во все глаза уставился на Данло, глядящего на него с ковра. — Ты ведь Мэллори Рингесс, не так ли? Значит, пока я сидел взаперти без света, ты вернулся.
— Об оригами поговорим в другой раз, — встав между ними, заявил Хануман. — Сейчас я хочу поговорить о другом. Николос Дару Эде, повинуясь своей судьбе, стал богом, — продолжил он, обращаясь к Данло, — и вокруг этого чуда эволюции возникла величайшая из человеческих религий. Я, как тебе известно, считал его онтогенез чудом с тех пор, как мне минуло три года. Меня воспитывали в этой вере, как всех добрых Архитекторов. Но в то время как мой отец и все прочие Архитекторы Вселенской Кибернетической Церкви клеймили всех подражателей Эде как еретиков хакра, я смотрел на этих гордецов, как на героев. “Каждый мужчина и каждая женщина — это звезда” — сколько в этом ереси и сколько героизма! Я всегда хотел быть героем, Данло, и не понимал, почему мои единоверцы не хотят того же. Некоторые, конечно, хотели втайне, как и я, — но не смели никому признаться в своей мечте, опасаясь суровой кары. Помнишь, я говорил, как отец грозил мне глубоким очищением, собираясь искоренить во мне гордыню и прочие негативные программы? Помнишь, я рассказывал, как очистительные компьютеры вымарывают память человека, словно цензор, замазывающий картину черными чернилами? Как же я боялся этих очищений, как ненавидел темные очистительные камеры и чтецов с их мерзкими компьютерами. Шайда-компьютерами, как сказал бы ты. Говоря по правде, я ненавидел все, что относилось к эдеизму и Вселенской Кибернетической Церкви. Это больная, упадочная религия, придуманная для ничтожеств наподобие моего отца. Почти все, что я делал после его смерти, было, думается мне, реакцией на давящую ортодоксальность моей церкви, но под этим скрывался мятежный дух ребенка, который не понимает того, что ему внушают. — Хануман с деланным сочувствием поклонился Эде. — В свое время Эде был великим человеком, но в качестве бога потерпел полный провал. Помнишь Костоса Олоруна? Став первым Верховным Архитектором Кибернетической Церкви, он мудро решил, что путем Эде следовать не стоит. Разве способен кто-то выдержать свирепую эволюционную борьбу, идущую между богами? Вместо того чтобы лезть в их общество, Олорун ограничился властью над множеством миров и создал ограничительную доктрину, которую изложил в “Контактах”. Помнишь, что там сказано? Я этого никогда не забываю: “И обратили они взоры свои к Богу, возжелав бесконечного света, но Бог, узрев их спесь, поразил их слепотой. Ибо вот древнейшее учение, и вот мудрость: нет Бога, кроме Бога; Бог един, и другого быть не может”. Только один Бог — или человек, воплощающий собой Бога, Все священнослужители вселенских религий понимали этот принцип. Только один Кристо родился от Девы. Буддисты призывали всех людей следовать к совершенству путем, состоящим из восьми стадий, но многие ли из всех этих миллиардов перешли священную реку и стали буддами? А Джин Дзенимура? Он, правда, создал свой миллиард Мудрых Господ, но только на словах. Так всегда было, так и должно быть.
Данло и Эде оба смотрели на Ханумана, ожидая, к какому он придет заключению. Хануман же, глядя на Данло, продолжал:
— Опасно это — давать волю духовной энергии человека. И глупо тоже, и бесцельно. Большинство людей — это ничтожества. Большинство из них слишком глупы или ленивы, чтобы заниматься даже самыми элементарными ментальными дисциплинами. При этом они остаются людьми, хотя и не заслуживают звания настоящего человека. Мы должны сострадать им. От нас, от элиты, зависит сделать их жизнь сносной, даже значительной, но каким образом? Они не способны стать буддами, не способны стать богами, однако могут верить в эту недостижимую мечту. Поэтому элита всех вселенских религий всегда подменяла реальный опыт Бесконечного верой в это Бесконечное. Мы все нуждаемся в Боге — но лишь в малых, тщательно отмеренных дозах. Кто способен смотреть на неопалимый куст, не будучи поглощен его пламенем? Кто способен выносить райское блаженство и адские муки каждого момента такого горения? Кто способен сиять, подобно звезде? Отсюда следует, что человечеству, за исключением немногих настоящих людей, лучше смотреть на подобное чудо через темное стекло или же слышать о нем с чьих-то слов. Поэтому я и запретил своей пастве пить каллу, поэтому я обеспечил им постижение Старшей Эдды через Вселенский Компьютер. Я сделал это потому, что люблю людей, Данло, всегда любил их и всегда буду любить.
- Предыдущая
- 159/216
- Следующая