Экстр - Зинделл Дэвид - Страница 100
- Предыдущая
- 100/132
- Следующая
Коренной парадокс-Архитекторов заключался в том, что они, уничтожая природу, испытывали в то же время тоску по ней и любили ее тем сильнее, чем больше от нее отгораживались. Поэтому в комнатах Данло цвела белыми звездочками ананда и жила диковинная птица попугай с яркими разноцветными перьями. Данло грустно было, что это красивое создание держат в тесной стальной клетке, хотя попугай, пожалуй, чувствовал себя там не хуже, чем большинство жителей Орнис-Олоруна в своих квартирах.
Данло вспомнил загадку, которую загадал ему дед и которую он, в свою очередь, загадал Тверди: как поймать красивую птицу, не убив ее дух? Он все еще не мог ответить на этот вопрос, но с удовольствием скармливал попугаю орехи мави и каждый раз, подходя к клетке, видел несломленный дух в его ярко-золотистых глазах. Данло играл попугаю на флейте, и тот отвечал щебетом и свистом. Порой Данло казалось, что эта птица – имакла, животное, наделенное волшебной силой.
Однажды, когда он выразил это предположение вслух, птица, к его изумлению, ответила ему человеческим голосом:
– Может быть, ты имакла? Но как может волшебное существо жить в клетке?
Сначала Данло подумал, что птица в самом деле умеет говорить, но вскоре понял, что попугай просто повторяет за ним, на что способна даже самая простенькая программа искусственного интеллекта. Если Данло хотелось поговорить, лучше было прибегнуть к услугам Николоса Дару Эде, механически выдающего предостережения типа: “Поосторожнее с птицей. Возможно, ей в глаза вставлены шпионские устройства”.
В такие моменты, когда сознание ограниченности программ образника становилось особенно болезненным, Данло давал себе слово не общаться больше с Эде. Служители дворца, ежедневно убиравшие в комнатах и приносившие горячую еду, тоже не говорили ни слова. Они молча добавляли в кормушку свежие орехи, брезгливо меняли постельное белье, соприкасавшееся с телом намана, убирали со стола и все это время украдкой посматривали на странного пришельца со звезд, который мог оказаться светоносцем. Закончив работу, они поспешно уходили, оставляя Данло в его одиночестве.
Вследствие этого одиночества, а также из любопытства, Данло неизбежно должен был обратить внимание на священный шлем, поблескивающий на алтаре в средней комнате. Надев его на себя, Данло обнаружил, что может контактировать с различными кибернетическими пространствами. Ни одно из них по глубине и детальности не могло сравниться с нараинским Полем. Здесь не существовало свободного доступа к информационным массивам и отсутствовало ассоциативное пространство, где могли бы общаться Архитекторы со всей планеты. Сюрреальности, за одним-единственным исключением, тоже отсутствовали, а степени воспроизведения ограничивались голосом и портретом.
Старейшины Церкви полагали, что информация, как и общение, нуждаются в цензуре, и видели в себе защитников народа, ограждая его от опасных технологий. В этом районе Орнис-Олоруна, Новом Городе, помимо Храма, дворца и особняков, имелись также учреждения, где люди со строгими лицами решали, гармонирует ли та или иная техника с доктринами Церкви, со “Схемами” и всем Священным Алгоритмом.
Считалось, что техника должна служить человеческой душе, а не калечить его натуру себе в угоду.
Поэтому Данло, сидя с поджатыми ногами и шлемом на голове, быстро понял, что не может общаться с Архитекторами так, как ему желательно, – но может приобщаться вместе с ними. Пробуя осуществить разные степени воспроизведения, он сделал открытие, которое и позабавило его, и встревожило.
Каждое утро по сигналу колокола Верховный Архитектор отправлялась из своего дворца в Храм. Там в контактном зале с зеркальными стенами, где перед рядами священных шлемов стоял на алтаре вечный компьютер Эде, она проводила контактную церемонию. В зале присутствовали виднейшие старейшины – такие как Бертрам Джаспари – и простые Архитекторы, которые, выиграв в ежедневную лотерею, получали право войти в самое священное из физических пространств Церкви.
Зал, при всей своей громадности, вмещал только несколько тысяч человек, ничтожную долю тех Архитекторов, что жили на Таннахилле, не говоря уж о мирах Известных Звезд.
Потому, как только Харра Иви эн ли Эде возлагала на себя священный шлем и вступала в контакт с вечным компьютером Эде, а все присутствующие на церемонии проделывали то же самое, миллиарды Архитекторов в своих квартирах надевали такие же шлемы и получали свое кибернетическое причастие.
Данло навсегда запомнился тот первый раз, когда он присоединился к ним в их кибернетическом пространстве. Он сидел, подогнув ноги, на молитвенном коврике и держал в руках холодный шлем, глядя на свое отражение в его зеркальной поверхности. Его беспокоила дикость собственного взгляда – как будто его ничуть не пугала возможность гибели или сумасшествия, к которым могли привести его запрограммированные мечты о Боге. Голова у Данло была крупная, с гривой густых волос, и шлем, когда он надел его, оказался тесноват и надавил ему на виски. В следующий момент Данло воспроизвелся в причастном пространстве. Это выглядело так, словно он провалился сквозь пол и очутился вдруг в контактном зале великого Храма. Перед ним и позади него стояли, преклонив колени на своих ковриках, тысячи Архитекторов в таких же, как у него, священных шлемах. В центре зала у массивного сверкающего алтаря, стояла рядом с вечным компьютером Эде Святая Иви в широком кимоно из белоснежного перлона и белой, расшитой золотом добре на голове.
Данло нашел компьютерную модель святого места очень удачной, хотя и несовершенной. Реальные краски и формы были переданы хорошо– и сверкающая бронза статуй ЭдеЧеловека, и голубые розы в вазах, и кофейные озера глаз Святой Иви – но дыхание молящихся казалось каким-то отрывистым и приглушенным. Запахи тоже отсутствовали – вернее, дурные запахи наподобие аминопластмасс, кетонов и нездоровых тел, которые Данло на Таннахилле встречал почти повсеместно. Вместо этого здесь пахло сиренью, медом, ветром, водопадами и чисто вымытыми женскими волосами.
Данло чувствовал, что в этой церемонии вместе с ним участвуют миллиарды Архитекторов по всей планете. Он сознавал присутствие множества людей (или их изображений), а они сознавали его присутствие. Их глаза расширялись от изумления и возмущения при виде намана, вторгшегося в их святая святых; Они, видимо, полагали, что Харра либо дала ему особое разрешение воспроизвестись здесь, либо очистила его от негативных программ и предложила ему прочесть символ веры, как подобало всем новообращенным Архитекторам. Поэтому они не возражали против его появления и только смотрели во все глаза на его высокую фигуру иерное пилотское кольцо и дикие синие глаза.
Затем Харра, которая тоже смотрела на Данло, сняла священный шлем с алтаря и возложила на голову, точно сама себя коронующая королева.
– От нашего Отца мы пришли, – начала она, обращаясь ко всем Достойным Архитекторам в Храме и на всем Таннахилле, – и к Нему же вернемся, как дождевые капли возвращаются в океан.
В этот момент пятьдесят миллиардов человек, присутствующих в Храме физически или сидящие в своих квартирах за десять тысяч миль от него, вошли в единое пространство, единое сознание, единое восприятие Бога Эде и всего созданного Им. Для Данло этот священный миг выглядел так, словно ему в мозг уронили каплю жидкого кобальта. Густой цвет, распространяясь, как в стакане воды, окрасил его сознание в нежнейший и красивейший из всех оттенков синевы, какие Данло доводилось видеть. А затем настал момент кибернетического самадхи. Блаженство было так велико, что Данло перестал чувствовать свое тело, свою память и свое сердце. Он был чужим в этом океане света, а потом сам сделался светом, ясным, сияющим и безупречным.
Он так никогда и не понял, сколько длился этот момент.
Целую вечность спустя шлем у него на голове стал генерировать другое поле. Появились образы, звуки, запахи, и жаркая красная струя любви обожгла горло. Данло вместе со всеми Архитекторами вошел в святилище, где хранились все книги Священного Алгоритма Эде. Это, конечно, были не те бумажные, переплетенные в кожу книги, которые Данло хранил у себя в сундучке; скорее они представляли собой сюрреальности, истории в картинках. Некоторые говорили, что Алгоритм сам по себе есть пространство – что он, как нерукотворное видение Бога, находится вне всех компьютерных пространств.
- Предыдущая
- 100/132
- Следующая
