Остров Буян - Злобин Степан Павлович - Страница 83

• Предыдущая
• 83/231
• Следующая

– Продал… Собакину-сыну… Продал извет, Июда! – совсем тихо сказал Иванка, и он ударил брата в скулу кулаком неожиданно, коротко и сокрушительно.

Первой, беспомощно охнув, откинулся на скамью…

Иванка молча оделся и вышел из дому. Воротный сторож уже знал, что это Первушкин брат, и, ничего не сказав, пропустил его. Иванка пошел быстро вон из Кремля, торопясь добраться до дома, где жил Кузя, сказать Кузиному крестному, чтобы с попутными предупредил Гаврилу, – это было первой Иванкиной мыслью. Кузин крестный, служа в Ямском приказе, мог найти случай с верным ямщиком переслать во Псков грамотку…

Но когда Иванка дошел, в ставенных щелях Кузиного крестного было уже темно.

«Спят!» – подумал Иванка и двинулся вниз по Варварке к дому Романова.

Он не торопился, вовсе забыв о том, что скоро должны запереть решетки. Мысль о пропавшей челобитной и предательстве брата так поглотила его, что он даже не опасался ночной стражи, которая могла схватить его как явного вора за то, что он ходит без фонаря по темным улицам города…

Боясь за участь псковских челобитников, Иванка чувствовал себя как бы соучастником предательства Первушки и укорял себя за поспешное доверие к брату…

Во дворе Романова он постучался в избу, где уже ночевал не одну ночь, но ему не отворили дверь.

– Тесно, не взыщи, – ответил ему Шерстобит Сеня, который был как бы старшиною в избе.

Не решаясь стучаться в другую избу, где его не знали, Иванка присел на лавку возле крыльца и слышал за дверью долгие приглушенные споры. Был мороз. Иванку спасало лишь то, что, уходя от брата, он не забыл натянуть подаренный Первунькой крепкий и теплый тулупчик. Он сидел, терзая себя укорами. «Видел, дурак, что Первушка боярской собакой стал. Не уберегся!» – твердил он себе… Он отрекся от предателя-брата и не хотел его знать, но самого его не хотели знать те, к кому он пришел. Ему было не с кем поделиться своей бедой, некому пожаловаться. Одиночество томило его, и от обиды и одиночества он заплакал, как мальчик. Он представлял себе, как Собакин велит схватить и пытать сочинителей челобитной – Томилу, Гаврилу Демидова, а может быть, и Михайлу и с ними других, чьи подписи на обороте столбца…

Иванка плакал от бессилия исправить свою вину – он считал себя опозоренным навек. «Утопиться в крещенской проруби на Москве-реке!» – думал он.

Он услышал хруст морозного снега и бряцание цепи. Это из тайной корчмы, бывшей тут же, среди построек боярского двора, возвращался Гурка со своим медведем. Мишкины веселые выходки и забавные шутки скомороха привлекали в корчму не только завзятых пьяниц, но многих людей, томившихся долгими вечерами от скуки, и потому корчемщик охотно встречал Гурку и угощал задаром его и медведя. Гурка был навеселе. Он прошел было мимо, но медведь дружелюбно потянулся к Иванке. Гурка вгляделся пристальней.

– Тьфу, тьфу, рассыпься! – пробормотал он, шутливо протирая глаза, словно не веря тому, что видит Иванку. – Иван, аль взаправду ты?!

– Я.

– А сказывали – богат стал, знакомцев и знать не хочешь. Мы-то с Мишкой соскучились! Брата нашел?

– Нашел.

– На Милославском дворе?

– Ага.

– Приодел тебя он? – спросил Гурка, присев на скамейку рядом и щупая полушубок. – Овчинка-то хороша! – одобрил он. – Чего же ты ушел от него? Али к нам с Мишей в гости? Да что ты угрюмой? Изобидел кто, что ли?! Угостил бы тебя и чаркой, да поздно – корчму закрыли… Пойдем в избу.

– Не пускают меня. Говорят – Милославского, мол, лазутчик, – дрогнувшим обидою голосом произнес Иванка.

– Ну и плюнь! – усмехнулся Гурка. – Я бы братьев да батьку с маткой нашел – и на все бы плюнул. Помысли сам: радости сколь, а ты по-пустому крушишься. Не был в сиротах, доли сиротской не знаешь!.. Ты мне расскажи – ну как он, братень-то, стретил? Чай, рад, вот, чай, рад!.. Чай, заплакал?.. Сколько вы годов не видались?..

– Вор он, боярский продажник поганый! – снова в отчаянье разрыдался Иванка. – Рожу ему разбил да замертво кинул… И знать не хочу!..

– Брата родного?! Старшего брата?! Да что ты?! Чего вы не поделили? Я завтра пойду к нему, вас помирю. Перед богом-то грех и себе кручина… Завтра вместе пойдем, – успокаивал Гурка.

– Я?! К нему?! К боярскому подхалюзнику?! – с негодованием воскликнул Иванка.

– Ду-ура! С волками жить и по-волчьи выть! Раз он боярский холоп, то и руку боярскую держит. Тебе-то что! Человеку не много надо: куриное ребрышко да браги ведрышко. А брат твой, я чаю, и бочку поставит… Я тебя поведу мириться – и меня небось трезвым домой не пустит… Покуда пойдем-ка в избу. Утро вечера мудренее.

Гурка стукнул в окошко. Богатырю-скомороху, любимцу всего двора, никто не посмел перечить, и вместе с другом Иванка вошел в натопленную и надышенную человечьим теплом избу.

• Предыдущая
• 83/231
• Следующая