Остров Буян - Злобин Степан Павлович - Страница 99
- Предыдущая
- 99/231
- Следующая
Глава девятнадцатая
1
Несмотря на мороз, Иванка вспотел, мчась по улицам от Петровских ворот к Рыбницкой площади.
– Припоздал, припоздал, скачи! – кричали ему вдогонку ребята.
– Скинь шубейку-то, жарко! – насмешливо бросила от ворот какая-то девушка.
– Подбери, зайду! – крикнул ей на ходу Иванка и, сорвав с плеч нагольный тулупчик, подарок Первушки, в одной рубахе помчался дальше.
Рыбницкая площадь гудела, полная всяким народом. Сюда собрался весь Псков. У всех на устах были ненавистные имена Федора Емельянова, воеводы Собакина и Филиппа.
Два больших опрокинутых селитряных чана стояли среди площади. С этих чанов в торговые дни объявлялись царские повеления и воеводские указы, а в дни всегородних сходов обсуждались земские дела.
Когда Иванка вбежал на площадь, на одном из чанов без шапки стоял высокий, сухой, чернобородый стрелец Юхим.
– Где то видано, братцы, свой хлеб отдать да под окнами побираться?! А мы из города хлеб вывозить не дадим. А похочет кто силой взять, и пусть на стрелецки пищали наскочит. Побьем! – кричал стрелец на всю площадь.
– Побьем! Всем городом встанем! – отозвались из толпы.
– То и лад. Всем городом крепче стоять. Омельянов всем в городе знамый изменщик, и воевода с ним. Немцев пущают в город? – спросил стрелец.
– Пущают. Повседни у них пиры! – закричали вокруг.
– Голодом город морят? – продолжал Юхим.
– Заморили, проклятые! Намедни без соли, а ныне без хлеба!
– Челобитий наших к царю не пущают. Очи застят царю на правду. Вот и спрошаю братцы, кто они есть – изменщики али нет?
– Изменщики! Хуже немцев проклятых!
Иванка проталкивался сквозь толпу, пробираясь к стрельцу, где ожидал найти и Гаврилу.
– Стой тут тихо, куды ты, пострел! – досадливо одергивали его.
– Гонец я, со скорою вестью, – отозвался Иванка.
– К кому гонец?
– А туды… – Иванка кивнул головой к чану.
– Что за весть?
– Про то ведаю сам. Пустите-ка, братцы.
Иванка толкался, рвался, продирался и наконец, добравшись до дощанов, растерянно огляделся, не видя знакомых в пестром множестве лиц… В это время чернобородый стрелец Юхим, окончив речь, спрыгнул вниз с дощана, а на место его уже забрался мясник Леванисов.
– Кричать, господа, кричим, чтобы немцам хлеба не дать. Всем городом глотки дерем, а придет к ответу, не стали бы отрекаться… а чтобы не было между нами измены, крест поцелуем стоять заедино… – начал мясник.
– Ты что, молодой? – спросил сочувственно только что соскочивший с дощана стрелец Юхим, видя растерянную нерешительность запыхавшегося парня, одетого по-летнему в яркую синюю рубаху, без шубы и без кафтана.
– Я от Петровских ворот… Немцы скачут с Москвы… – выпалил залпом Иванка…
– Чего же молчишь?! – воскликнул Юхим и весь, всем лицом, глазами, даже, кажется, длинной черной бородой клином сверкнул, словно молнией. Опершись о плечо Иванки, он снова мгновенно вскочил на чан.
– Псковичи! – перебив мясника, зычно выкрикнул он. – Немцы скачут за хлебом.
– Где немцы? Отколе проведал?! – крикнули и» толпы.
– Иди сюда! – потащил стрелец Иванку на чан.
Иванка забрался на дно опрокинутого дощана. Отсюда было видно все бескрайнее море людей.
– Иванка! – окликнул Гаврила, вдруг вынырнув из толпы. Он легко вспрыгнул на чан. – Едут? – коротко и тихо спросил он.
– Едут!
– Господа дворяне! Посадский люд! – крикнул он и обвел взглядом толпу. – Стрельцы, пушкари, священники! Юхим правду молвил: ведомо нам стало вечор, что приедет немец хлеб увозить, и мы стрельцам наказали уведом дать. И вот верного человека послали к стрельцам, – хлопнул он по плечу Иванку, – и тот человек дает весть, что уж скачут…
– Далеко ли скачут? – крикнули из толпы.
– Теперь, чай… у ворот… – застенчиво улыбнувшись, ответил Иванка. Бойкий в обычной жизни, он вдруг оробел, поставленный на виду у такого множества людей.
– Гей, народ! – крикнул в это же время голос всадника в голубом кафтане, – это был один из караульных стрельцов, примчавшийся от ворот. – Немцы краем поехали, у ворот не стали!
И едва выкрикнул всадник эти слова, как двое других стрельцов, в желтых кафтанах, караульные от Великих ворот, прискакали на площадь.
– Немцы за хлебом приехали, Федора Омельянова спрошают, а сами мимо города в Завеличье…
– С ружьем! – грянул в ответ чернобородый стрелец Юхим, призывая народ к оружию.
– С ружьем! С ружьем! – подхватила площадь, и вдруг, заглушая крики толпы, от Рыбницкой башни загудел, надрываясь, колокол – били сполох…[159]
– С ружьем! – заревела толпа и качнулась, и словно река полилась с площади в улицы, к Власьевским воротам.
По дороге люди забегали в дома. Дубины, косы, топоры и пищали появились в толпе. Казалось, у всего Пскова было одно сердце и это оно кричало и звало набатом.
Народ уже подходил к Власьевским воротам, а колокол у Рыбницкой башни не умолкал, и теперь зов его подхватили колокола по церквам. Весь город гудел, как во время осады или больших пожаров…
2
Вечером, сидя в каземате при Всегородней избе[160] , рижский купец Логин Нумменс с досадой вспоминал события этого дня. Он хотел бы возвратить сутки вспять и начать все сначала – тогда бы он вел себя совсем по-другому. Он про себя разыгрывал целые сцены и составлял разговоры, которых не было, но которые могли бы быть, если бы он был умнее…
Он наделал глупостей и ошибок: он считал теперь главной бедой то, что поверил шведскому королевскому резиденту… Он убедился, что русские не боятся шведов… Или господин резидент говорил о других русских; может быть, он говорил о боярах, канцлерах и полководцах… Нумменс теперь желал бы, чтобы господин Карл Поммерининг, московский резидент королевы, попробовал поговорить о могуществе королевы Христины с этим скопищем кузнецов, сапожников и стрельцов…
Вторая ошибка Нумменса была в том, что он поверил Федору Емельянову, с которым познакомился в Новгороде год назад. Год назад Емельянов говорил о себе как о владыке и повелителе Пскова:
- Предыдущая
- 99/231
- Следующая
