Дочки-матери - Знаменская Алина - Страница 2

• Предыдущая
• 2/89
• Следующая

Андрей не замечал повернутых к нему лиц, не видел ходячих раненых, столпившихся в проходе. Он видел только бледное непроницаемое лицо докторши, ее сузившиеся глаза, темные точки зрачков. Если бы она не перебила его, заговорив негромко, но жестко, он наговорил бы ей гадостей.

— Прекратите истерику, Голубев, — четко произнесла она, еще больше бледнея. Морщинки вокруг глаз натянулись как провода. — Ведете себя как мальчишка!

Ее скулы начали розоветь от волнения. Она наклонилась над ним и произнесла, глядя прямо в его лицо:

— Ты успел понять в свои двадцать пять, чего стоит жизнь? День, минута, миг? Какое ты имеешь право рассуждать, о смерти, если остался на, земле хоть один человек, который думает о тебе? Салага!

Солдатское словечко из уст этой женщины особенно обожгло Андрея. Он отвернулся резко и накрыл голову подушкой. Но докторша и не собиралась ничего больше говорить. Она уже торопливо шла к выходу. Свита двинулась следом.

Андрей не видел, как они уходили, но сквозь одеяло чувствовал их осуждающие взгляды.

Он вытащил голову, только когда понял, что врачи далеко. Но, выбравшись из своего укрытия, он сразу наткнулся взглядом на соседа, тоже сверхсрочника. Тот, видимо, только и ждал, когда Андрей выберется из своего укрытия.

— Она здесь мужа похоронила, — кивнул сосед в сторону выхода. Андрей понял, что речь о докторше. — Так что ты не думай, она не со зла.

— Да пошли они все! — Андрей стукнул кулаком по металлической перекладине. — Я никого не просил разыскивать мне каких-то дальних родственников! Сам проживу.

— Насколько я понял, это родственники тебя разыскивают по собственной инициативе.

— Как же, — горько усмехнулся Андрей, — жди. Больше он в этот день не сказал ни слова.

Кто-то сильно тряхнул ее за плечо, и от неожиданности она вздрогнула всем телом. В привычной бледно-молочной синеве, сочащейся сквозь окно, Наташа разглядела выступ будильника на тумбочке, блики на полированном шифоньере, красную рыбину, неторопливо плывущую в аквариуме. Никого нет. Да и быть не может!

Она сама неделю назад проводила мужа с дочкой к свекрови в деревню и вернулась оттуда только вечером. Домой они приедут теперь в следующий понедельник. На работе Наташа не успела побывать, а потому никакими проблемами не озадачилась. Так что же? Что?!

Между тем тревога уже обступила ее со всех сторон и буквально не давала дышать. Наташа дотянулась рукой до ночника, нажала кнопку. Свет неприятно резанул по глазам. Половина второго ночи. Что ее могло разбудить? В том, что толчок был неспроста, Наташа даже и не сомневалась. За свои тридцать девять (Боже! почти сорок!) она научилась распознавать в себе эти приступы интуиции. И прислушиваться к ним. Они наплывали независимо от, времени года и часа суток, предупреждая ее о важном.

Теперь необходимо сосредоточиться и вспомнить. Что, собственно, ее могло так встревожить?

Свекровь? Конечно, свекрови живется несладко с дедом. Тот, мало того что пьет, теперь еще и озоровать начал. Она и жить-то с ним в одной избе не может — разбежались: он в доме, она на летней кухне. Но разве Наташу свекровкиными проблемами удивишь? У нее самой ненамного лучше. Рожнов весь в отца и к старости, если доживет, станет еще хлеще папаши.

Нет, тут другое. Лерка?

Наташа выбралась из-под одеяла, сняла со стула свой велюровый халат. Ногой задела Леркину школьную сумку, откуда вывалились тушь и коробочка с тенями.

Ну вот! А Наташа этих теней обыскалась! Всю квартиру перерыла в прошлую субботу, когда собиралась на концерт. Наташа собрала с пола косметику и сунула в ящик тумбочки. Лерке пятнадцать. И она потихоньку “двигает” мать, отвоевывает территорию. Колготки отнимает, косметику. До одежды, правда, дело пока не доходит. Наташа полновата, хотя фигурой своей в общем-то довольна, худоба ей совсем не идет. А Лерка в отца — длинноногая, худая. Личико вытянутое, яичком, и нижняя губа такая же пухлая, как у Рожнова. У Наташи в возрасте Лерки была совсем другая фигура. Та же худоба, только все как-то непропорционально — руки уж слишком тонкие, а бедра широкие. Не пойми не разбери. Вот когда Лерку родила — округлилась, выровнялась. Расцвела. Тогда как-то сразу мужики стали засматриваться. Тогда и сама на себя по-другому стала смотреть. Жесткие волосы цвета соломы, которые с детства совершенно неподконтрольно вились, а в короткой стрижке отчаянно топорщились, удалось только, к окончанию института обустроить во что-то более-менее стильное. Теперь они придавали Наташиной располневшей фигуре необходимую завершенность, лежали волнами до лопаток, густой шапкой обрамляли голову. Роскошная соломенная грива делала ее заметной, где бы она ни появлялась.

А Лерка и волосы умудрилась перенять рожновские. И даже не Сергея, а свекровкины — беленькие, легкие и жиденькие.

После мытья и сушки феном Лерка напоминает одуванчик на длинной ножке. Нет! С Леркой ничего не могло случиться, тем более в деревне. Там она “как у Христа за пазухой” — припомнилось свекровкино выражение. Они хоть и просиживают на лавочке до утра всей компанией, но там все на виду, хулиганов наперечет знают, молодежь тоже вся своя, выросли на глазах.

Лерка любит деревню. Все каникулы там, еще ни одних не пропустила. И на выходные — тоже туда. У нее и друзья-подруги все в деревне. Тоже городские, съезжающиеся к бабкам-дедкам на каникулы.

А тут, в городе, подружка только одна, Аня. Но уж зато дружат так, что дня не могут друг без друга. На две недели разъехались, а уже письма пишут…

И тут Наталью как прострелило. Голове под шапкой волос стало сначала резко горячо, а затем так же холодно.

Письмо! Вот что ее разбудило среди ночи и стучало в груди, не давая успокоиться! Лерка, провожая мать на автобус, сунула ей письмо для Ани и велела опустить в почтовый ящик в городе, чтобы побыстрее дошло. Аня гостила у дяди в Тольятти, и Лерка писала туда потому, что до учебного года оставалось две недели — дожидаться, видимо, встречи было невмоготу. Письмо Наташа отправить не успела, поскольку электричка опоздала на час, и домой она попала только, в сумерках. Протопала мимо почты, не бросился ей в глаза почтовый ящик, и она про письмо не вспомнила. И вот теперь белый конверт лежит на письменном столе, издевательски взирая на Наташу круглыми Леркиными буквами. Что такое она сообщала своей подружке важного на нескольких страницах, среди довольно однообразной жизни в деревне? Какие события торопилась описывать?

• Предыдущая
• 2/89
• Следующая