Прогулка под луной - Знаменская Алина - Страница 25

• Предыдущая
• 25/66
• Следующая

— Похоже, я тебя совсем не знаю, — сделал Влад неожиданный вывод.

— А если бы знал?

— Если знал бы, то не торопился бы давать тебе сведения об этом Игоре. Ты вела себя как ребенок!

— Владик, не ругайся. Я так устала. — Маша обняла Шейлу и поцеловала в мокрый нос. Собака с готовностью облизала девушке лицо. — Уже поздно.

Влад встал со стула.

— Хорошо. Я поехал, до завтра… Пообещай, что не предпримешь больше никаких шагов без меня!

— Никуда ты не поехал. — Маша ухватила его за руку. — Уже почти утро. Спите здесь. Я постелю тебе на диване, а сама посплю у Софьи Наумовны.

— Спасибо. Мне надо ехать. Утром совещание, а я не в форме. — Влад кивнул на свои джинсы. — Так ты обещаешь?

— Железно!

Маша вздохнула. Она не чувствовала себя виноватой, просто смертельно устала и зверски хотела спать.

Когда Влад и Шейла ушли, Маша улеглась на диван, даже не смыв косметику.

Софья Наумовна быстро вошла в комнату и шепотом, словно здесь уже кто-нибудь спал, доложила:

— Машенька, вам весь вечер звонил Борис. Очень нервничал. Я сказала, что теперь вас по вечерам не бывает дома…

Софья Наумовна хитро улыбнулась.

— Правильно, — одобрила Маша, — Можно даже было добавить, что я не всегда ночую дома. Вообще меня нет для него. Совсем.

— Поняла.

Софья Наумовна не уходила, и Маша предложила ей стул.

— Ну как Игорек? — сдерживая зевок, поинтересовалась девушка. Не спросить было нельзя. Внуки — это святое.

— Лучше. Да я почему не ложилась-то! Все хотела тебе сказать: мы его к экстрасенсу водили!

Софья Наумовна почему-то всегда называла Машу на вы. Маша поначалу возмущалась, а потом привыкла и перестала обращать внимание. Но иногда, в сильном волнении, Софья Наумовна переходила на ты. Поэтому Маша сразу догадалась, что соседку посещение экстрасенса взволновало не меньше, чем Анку — посещение мужского стриптиза. Следовательно, рассказ будет долгим и содержательным. А спать хочется до рези в глазах. И, уже не сдерживая себя, Маша зевнула в рукав ночной сорочки. Софья Наумовна, чрезвычайно предупредительная, на этот раз просто не обратила на это внимания. Она подвинула стул и села.

— Это очень важно, Машенька. Мы с тобой должны пойти к экстрасенсу.

— Мы?! Зачем? — Маша захлопала глазами и вспомнила, что не смыла тушь.

— Это удивительная женщина. Несколько лет назад она попала в автокатастрофу, очень пострадала и с тех пор стала ясновидящей.

— Вы возили к ней Игорька? И что она вам сказала?

— В том и дело. Она рассказала дочери такие вещи из ее семейной жизни, которые человек посторонний знать не может. Сказала, что, когда Липочка семь лет назад ходила Игорьком, они очень ссорились с мужем. И это правда! Чуть до развода дело не дошло. Эти ссоры, оказывается, и сказались на здоровье Игорька. Сказала даже, из-за чего ссорились. Мы были потрясены.

Маша взяла со стола косметическое молочко и стала снимать косметику.

— И дорого вам обошлись эти откровения? — вяло съехидничала она.

— В том-то и дело, что она не берет деньгами.

— А чем же?

— Фруктами! — пояснила старушка. — Я же тебе говорю: эта женщина попала в катастрофу, была в состоянии клинической смерти, выжила, но осталась, как она говорит, вся на шарнирах. Ее буквально собрали по кусочкам и свинтили винтиками. Ей, кроме фруктов, есть ничего нельзя.

— Но нам-то чем она поможет?

— Мы покажем ей Алечкину фотографию, а вдруг она что-нибудь подскажет?

Маша не стала возражать. Предложение несколько сумасшедшее, но игнорировать его нельзя. Какой-никакой, а шанс.

К ясновидящей отправились с утра пораньше. Как оказалось, Лидия Андреевна работает себе на крытом рынке — выдает весы.

Никаких атрибутов белой или черной магии. В крохотной комнатке между киосками «Свежая рыба» и «Конфеты» сидела маленькая сухопарая женщина и разговаривала по телефону. Маша поставила сумку с яблоками и грушами на ближайший стул и стала наблюдать. Несмотря на ранний час, Лидия Андреевна выглядела усталой. Она давала по телефону подробные советы относительно лечения травами, то и дело морщилась, как морщатся люди от нестерпимой боли.

Судя по всему, у нее болела голова.

Разговаривала ясновидящая с человеком близко знакомым — после советов, мельком взглянув на вошедших, стала подробно жаловаться на коварство рыночного начальства, надувшего ее с какими-то акциями. Этот факт, по всей вероятности, настолько расстроил ясновидящую, что у нее поднялось давление и она теперь не в форме. Маша с Софьей Наумовной переглянулись и поняли все без слов. Обе приуныли.

В этот момент женщина положила трубку телефона и обратила на вошедших свое усталое лицо. Выражало оно примерно следующее: «Люди! Я несчастный больной человек. Не мучайте меня, пожалуйста…» Вслух же она сказала:

— Девочки, у меня ужасно болят голова. Сегодня я не принимаю.

У Маши противно заныло в животе. Тащилась в такую даль… Софья Наумовна, напротив, отчего-то заметно взбодрилась. Может, оттого, что ее причислили к девочкам.

— А у меня и от давления есть, и сердечные, — засуетилась она, вытаскивая из сумочки таблетки, и принялась пичкать ясновидящую.

Та выпила обе и пригласила жестом сесть. Те повиновались. Лидия Андреевна достала носовой платок и приложила к глазу.

— Глаз болит, собака, — пожаловалась она.

Софья Наумовна сочувственно закудахтала. Маша тоже сокрушенно покачала головой. В кармане ветровки лежала Алькина фотография и жгла ладонь. Найдя в посетителях безропотных слушателей, ясновидящая стала подробно пересказывать историю акций.

В ее речь плавно просочились отборные перлы русского мата, а Софья Наумовна, обычно очень щепетильная в вопросах чистоты языка, рьяно кивала и даже вставляла свое возмущенное:

— Безобразие! Форменное безобразие!

Когда наконец все — от директора рынка до очередного премьер-министра — получили от Лидии Андреевны ярчайшие ярлыки, она умолкла, промокнула последний раз свой больной глаз и повернулась к Маше. Та физически ощутила, как пробуравил ее цепкий взгляд черных зрачков. Маша мгновенно почувствовала странную силу этой маленькой больной женщины, и ей стало неуютно.

— Давай фотографию, — сказала Лидия Андреевна, не отводя от девушки глаз. Маша вынула из кармана липкий от мокрых ладоней снимок и положила перед ясновидящей на стол.

Женщина некоторое время разглядывала снимок, а затем закрыла глаза. Маша испугалась за Софью Наумовну. Выглядела соседка ужасно: у нее на лбу выступили капельки пота, а сама побелела как бумага. Лидия Андреевна молчала. Поставив локти на стол и заключив в ладони голову, она с закрытыми глазами склонилась над фотографией. В натянутой до предела тишине комнаты почти грохотом прозвучали ее слова:

— Она жива.

Маша и Софья Наумовна дружно зашевелились, будто только сейчас получили разрешение дышать.

Софья Наумовна достала валидолину и сунула в рот. Протянула вторую Маше, та безразлично приняла таблетку и положила под язык. Она жива… Слава Богу — жива!

Маша почему-то сразу безоглядно поверила этой женщине и теперь напряженно ждала, что она скажет еще. Кажется, она молчала целую вечность, прежде чем начать отрывисто и сухо произносить слова:

— Она в старом деревянном доме. Дом двухэтажный. Похоже на дачу — кругом деревья. Все очень запущенно. Не то заросший сад, не то лес… Нет, все-таки сад. Лес дальше.

Она сидела, не открывая глаз, слегка раскачиваясь над фотографией. Маша и Софья Наумовна почти перестали дышать. Хотелось задать тысячу вопросов. Где этот дом? Далеко? Может, в другой области? Какого он цвета? Может, на нем есть номер, название улицы. Какая-нибудь яркая примета?

Но Маша не решалась нарушить состояние транса ясновидящей.

— Труба, — вдруг произнесла Лидия Андреевна.

— Что?

— Там есть желтая труба. Очень ясно вижу.

Маша кивнула. Она вдруг поверила, что этой женщине подвластно все. Ее как бы и не было в комнате в эту минуту. За столом сидела лишь маленькая тщедушная оболочка.

• Предыдущая
• 25/66
• Следующая