Прогулка под луной - Знаменская Алина - Страница 30

• Предыдущая
• 30/66
• Следующая

— Ясно! — Маша бросила трубку.

Родной телефонный аппарат вдруг вызвал у нее чувство брезгливости. Она побежала на кухню мыть руки.

Алька застала свою опекуншу сидящей на табуретке посреди кухни.

— Пятнадцать ящиков, — сообщила она.

— Что?

— Пятнадцать ящиков апельсинов осталось в магазине после того, как три ящика забрал детский сад.

Алька уставилась на старшую подругу с интересом:

— У тебя голова болит, да, Маш?

Маша кивнула. У нее действительно разболелась голова. Сомнений с том, кто звонил, почти не осталось. Его нарочито изысканная речь, манера строить предложения… Она вспомнила фразу Влада: «Бывший директор филармонии с периферии». Почему-то сейчас Маша была уверена, что звонил он. В том, что этот человек способен на гадости, сомневаться не приходилось.

— У меня для тебя сюрприз, — изобразив улыбку, проговорила Маша. Алька вскинула на нее чистые серые глаза. — Мы поедем на поезде. Собирайся.

Это решение пришло мгновенно, из ниоткуда, и показалось верным и осуществимым.

— Далеко?! — Глаза Альки округлились и наполнились свежим, как утро, удивлением. Маша решительно направилась в комнату. Ребенок вприпрыжку побежал следом.

Маша вытащила из шкафа свою большую дорожную сумку, и начались сборы. Пробегая по коридору в ванную за зубными щетками и в кухню за термосом, она старалась не смотреть на телефон. Он вызывал у нее приступ тошноты. Алька громко пела, набивая свой рюкзак всякой всячиной. Маша пыталась рассуждать хладнокровно.

Возможно, ее «доброжелатель» блефует и никто не караулит их у подъезда и не прослушивает телефон. В конце концов он приехал из провинции, здесь еще не раскрутился, и денег у него на крутую войну скорее всего нет. И так пугает. Возможно… Но! Лучше перестраховаться. От телефона Машу отталкивало мощной силовой волной. Она черкнула записку соседке и вставила ее в зеркало.

В подъезде хлопнула дверь. Маша прислушалась. Сигая через три ступеньки, приближался сосед по площадке, Виталька. Маша открыла дверь и вышла. Витальку она определяла безошибочно — он никогда не пользовался лифтом и не умел не производить шума при движении. Иногда он останавливался на площадке второго этажа побить мячом о стенку — Виталька посещал волейбольную секцию.

Путем кратких дружеских переговоров Маша добилась от соседа некоторой помощи. Он вызвал по своему телефону такси к булочной и взялся туда отнести их тяжелую спортивную сумку.

Едва Виталька спустился, Маша с Алькой поднялись на пятый этаж и залезли на чердак. Маша точно знала — люки чердаков и подвалов и даже дверь черного хода открыты, потому что вчера там производили уборку в связи с угрозой терактов. Они перебежали по чердаку до последнего подъезда и благополучно спустились через черный ход прямо к булочной. Купив батон, сели в такси и отправились на вокзал.

Бывает же такое: вспоминаешь о существовании некоторых людей в самые критические моменты. Даже неудобно перед этими людьми, но что тут поделаешь.

Инна Зотова появилась у них в группе довольно поздно. Курсе на третьем. Она перевелась с заочного отделения. Это было существо, которым нельзя не залюбоваться: длинные ноги, осиная талия, тонкие нежные руки с длинными пальцами, черные брови, мягко взлетающие к вискам, влажные коричневые глаза в густой бахроме темных ресниц. Несмотря на внешнее совершенство, Инна не была ни пустышкой, ни стервозой. Вскоре все убедились, что это очень искренний, добрый человек, что само по себе удивительно. Ну не привык народ, чтобы, как у Чехова, все в человеке было прекрасно.

У Маши Инна Зотова всегда вызывала ассоциацию с женой Пушкина, Натальей Гончаровой. Инну привез в Москву ее муж.

Привез из какого-то захолустья с намерением укорениться в столице. Инночка с провинциальным равнодушием рассказывала всем, что их спровадила в Москву свекровь, желая своему сыну лучшей доли. Дескать, мы, старики, всю жизнь в навозе возились, горбатились, так хоть вы, детки, поживите красиво. Муж Инны, Никита, послушный сын, добросовестно искал красивой жизни в Москве.

Работал грузчиком в мебельном магазине, по ночам охранял чей-то офис, наконец попытался заняться собственным бизнесом — красивой жизни не получилось.

Однокурсникам было жутко интересно увидеть того, кто пытается создать достойную оправу такому бриллианту, как Инна Зотова. Изумлению не было предела, когда он однажды зашел за ней в институт: муж институтской красавицы выглядел абсолютным валенком. Под взглядами любопытных студентов он густо покраснел, и Инна, щедро сияя своей удивительной улыбкой, увела его за руку, как застенчивого ребенка. Это был здоровый детина с крупным красным лицом и пудовыми кулаками. Несмотря на предельную застенчивость, «валенок» был себе на уме. Он, видимо, всерьез решил осуществить мечту своей матери и стать москвичом.

Он упорно пробивал стену лбом, пытаясь заработать на квартиру в столице честным путем.

К четвертому курсу Инна перестала разделять энтузиазм мужа и загрустила. Она была беременна. Ребенок категорически не вписывался в планы свекрови, и, когда Инна приехала к той погостить, мать Никиты заставила невестку убирать с огорода здоровенные и тяжелые, как булыжники, тыквы. Но ребенок сидел в своей матери-красавице довольно крепко и показал бабке фигу. Родилась девочка — крепышка, обещавшая красотой не уступить матери.

И тут Инну подстерегло цепкое, как клещ, материнское чувство вины. Она чувствовала себя виноватой в том, что родила свое чадо не среди благоухающих трав, а меж серых бетонных коробок. Выходя из общежития с коляской на улицу, она терялась от кишащего вокруг движения, и пока добиралась до парка с вечно пыльными деревьями, нервы ее оказывались взвинченными до предела, а настроение испорченным на весь день.

Она звала мужа уехать, но он был упрям как бык. Все знали, что у Инны есть родная сестра, которая живет с семьей в каком-то заповеднике, где необыкновенно красиво. Знали, но не понимали, как можно уехать из Москвы навсегда. И не в Европу, и не в Америку.

Вообще Инну находили странной, но красавицам странности прощают. В институте считали, что Инна манерничает, капризничает и набивает себе цену. Не верили.

Когда уже после института, после распределения, Маша получила поздравительную открытку с незнакомым обратным адресом, она долго стояла возле почтового ящика и пялилась на этот самый адрес, соображая. Тверская область, Нелидовский район, поселок Лесной. Текст был краток, но полон эмоций. Что-то вроде:

«Милая Машка! Я все же сбежала в заповедник! У нас большой дом. Природа вокруг — чудо!

Если не веришь — приезжай. Пусть все приезжают, буду счастлива. Всем привет! Инна».

От открытки вдруг повеяло теплом, чем-то настоящим, радостным. Маша показала ее некоторым однокурсникам при встрече, все ахали, смеялись, но все это быстро забылось. Открытка потерялась, и Маша думала, что бесповоротно забыла адрес.

Но в тот злосчастный день, глядя на омерзительную черную трубку телефона, она вспомнила очень ясно: Тверская область, Нелидовский район, поселок Лесной.

И этот адрес стучал у Маши в ушах, пока они шагали по гулкому пространству Ленинградского вокзала, и в поезде, где Маша не могла спать и считала телеграфные столбы за окном. Адрес выстукивался тревожно и нервно.

А потом, когда ехали на телеге среди пустых бидонов и запах сена щекотал нос и вызывал у Альки приступы безудержного смеха, адрес начал звучать в Машиной голове легкой мелодией. А потом, когда въехали в лес и пегая спокойная кобылка, Машина тезка, Маруся, весело побежала по дорожке, а Алька спрыгнула с телеги и поскакала рядом, как маленький брыкастый жеребенок, Иннин адрес зазвучал настоящей победной песней.

Лес с первыми новорожденными листочками, прозрачный и робко-зеленый, опьянил и закружил голову. Маша спрыгнула с телеги и побежала с Алькой вперегонки туда, где между липкой зеленью леса виднелось открытое солнечное пространство.

• Предыдущая
• 30/66
• Следующая