Венерин башмачок - Знаменская Алина - Страница 1

• 1/59
• Следующая

А ведь она могла и не пойти в этот поход! Могла отказаться. Взять больничный, придумать что-нибудь, как это делала раньше. В тот момент, когда она сообщила мужу про поход, все еще надеялась — вот сейчас он эгоистично вытянет губы и протянет: «Ну… а как же я?..» Лариса, конечно, сразу же согласится: действительно, как же Стасик без нее? Да он без нее никуда! Обед не разогреет, холодным съест. Прямо из кастрюли.

Лариса никогда не оставляла мужа надолго одного. А в этот раз он даже не отреагировал на ее сообщение. Поход так поход. Сказал: иди, конечно. Кто же еще пойдет? Лариса тогда поняла: все правда. Все, что ей с тайным упоением плела в магазине Нинка Зуева — все правда! У Стасика другая женщина. Дру-га-я… Совсем не такая, как Лариса. По-другому смеется, пахнет по-другому.. И Стасик хочет остаться с ней, пока Лариса будет лазить по горам с учениками. Все дни, оставшиеся до похода, Лариса была начинена этими мыслями, как взрывчаткой. Мысль об измене Стасика сверлила ей мозг, жгла желудок и сдавливала сердце.

— Лариса Николаевна, а Воскобойников пил воду из реки!

— Ларис Николавн, у нас палатка не складывается!

Лариса носилась по поляне, выполняя свои обязанности: показывала место для хвороста, отчитывала Воскобойникова, помогала устанавливать палатки. Но вся эта походная суета раздражала ее и даже обижала. Ну почему со всеми неприятными вопросами дети обращаются именно к ней? Почему Прытковой несут показать венок из одуванчиков или замысловатый кусок коры, похожий на крокодила? А ведь Прыткова такая же учительница, как и Лариса, только преподает не историю, а краеведение. Или лицо Светланы Тимофеевны с прописавшейся там улыбкой притягивает такие же улыбки?

Вечером накануне похода Лариса тоже пыталась улыбаться. Она смотрела в гладко выбритый затылок мужа и целилась спросить. Но спросила, конечно же, не то, что собиралась.

— Хочешь, я не пойду в этот дурацкий поход? Стасик не повернулся, но она заметила, как спина его напряглась.

— Стареем, Лариса Николаевна? Лариса пожала плечами:

— Прыткова помешана на краеведении, вот пусть и идет. Почему — я? И родителей сопровождающих найти не могут. Никому дети не нужны…

Стасик упорно молчал. Это было так не похоже на него! Но Лариса зачем-то продолжала бессмысленный разговор:

— И потом… я просто хочу провести выходные с тобой.

Стасик отложил газету и включил телевизор.

— Ну и чем мы займемся в освободившийся выходной? Его сдерживаемое раздражение стало почти осязаемым.

Страх сковал Ларису.

— Мы могли бы наконец поехать в Ивановку…

— В Ивановку? Какую Ивановку?

То, что Стасик переспрашивал, задевало еще больнее. Она почувствовала, что готова к слезам.

— Ну, в деревню, к знахарке… Я тебе рассказывала, и ты согласился. Забыл? Туда Иличкины ездили, и уже через два месяца Татьяна забеременела. Неужели ты не помнишь?

— Как-то вылетело из головы.

Стасик щелкал каналами, а Лариса поедала глазами его спину. Не может быть, чтобы он забыл. Они говорили о знахарке два дня назад. Лариса увидела Татьяну Иличкину на улице с коляской. А ведь два года назад они вместе лечились грязями в профилактории и обе — безрезультатно. Иличкины ждали ребенка девять лет, Лариса со Стасиком — уже десять. Обе пары прошли аналогичные мытарства. Десятки методов лечения, тесты, анализы.

Никакого толку. И вдруг — Татьяна Иличкина родила! Мальчика! Съездила к.знахарке, та поколдовала над ней и — все!

Такое невозможно пропустить мимо ушей, если ждешь ребенка десять лет!

Лариса подошла и выключила телевизор. Круглое лицо мужа возмущенно вытянулось.

— Стасик, ты хочешь меня бросить?

Стасик вскочил и начал двигаться по комнате. Его беспорядочные движения, пятна на лице и бегающий взгляд — все это Лариса увидела так ясно!

Внутри что-то лопнуло и рассыпалось. А Стасик бегал и орал: «Уже невозможно телевизор посмотреть в своем доме! Что за дурь лезет тебе в голову! И почему я должен в свой выходной тащиться в какую-то чувашскую деревню к какой-то чокнутой тетке?! Это все твои фантазии! Еще не хватало, чтобы меня дома донимали ревностью! Паразитство!»

Стасик взорвался так легко, что Лариса догадалась: все его спокойствие, добродушие последних дней — результат неимоверных усилий. Он притворялся.

Очередное открытие потрясло ее не меньше предыдущих. Устоявшаяся, казавшаяся незыблемой жизнь Ларисы на самом деле, набирая скорость, катится под откос.

А она цепляется за нее, не хочет отпустить, не может… Что она — без Стасика? Как она без него? Она не знала, как себя вести, что делать. Ей хотелось спрятаться. Она и спряталась.

В поход ушла, как в сон. А вдруг — проснется и все по-прежнему?

…А погода, нужно отдать ей должное, выдалась прекрасная. Июнь щедро дарил детям все приметы наступившего лета. В воздухе стоял одуряющий аромат цветов и свежей зелени. Место Прыткова выбрала удивительное — без каких бы то ни было признаков цивилизации, с дикой, немного даже киношной природой. Лариса начинала понимать коллегу, ежегодно таскавшую учеников в эту глухомань. Понимать-то понимала, а вот разбудить в душе необходимый первобытный кураж — не могла. И до беспричинной дикой радости было далеко. А вот Прытковой это удавалось без труда. То тут, то там раздавался ее звонкий смех. Неужели у Прытковой — никаких проблем? Да уж, наверное, таких, как у Ларисы, — точно нет. Не могла Лариса думать о муже. И о Крюковой. Сколько раз Ларисе приходилось бывать в их нотариальной конторе, болтать с этой Крюковой… Могла ли она подумать? У Крюковой был ребенок, дочь от первого брака. А у Ларисы детей не было. В тот вечер она спросила Стасика: «Это из-за ребенка?»

— При чем здесь ребенок? — проорал Стасик. — Что ты зациклилась на этом ребенке? Он тебе нужен? У тебя в классе тридцать гавриков. Тебе мало? Живут люди без детей, и прекрасно живут! Нет, надо с ума сходить! По больницам, по бабкам, по колдуньям! Дурдом на выезде! У тебя уже галлюцинации на этой почве!

— Стасик, ты ее любишь?

Неприятнее всего Ларисе было теперь вспоминать эту сцену. Именно поэтому она и лезла в голову непрестанно. Стасик плюхнулся в кресло и схватил пульт. Но на кнопку не нажал. Нервно крутил пульт в руке и пытался как-то справиться с лицом.

— Кого?

Но невинного удивления не получилось. Лицо, конечно же, что-то силилось изобразить, но плохо. На тройку с минусом.

— Крюкову.

Стасик подергал губами.

— Кто тебе сказал?

Надежды не осталось. Она сразу же пожалела о сказанном. Теперь, когда она все знает, он сразу бросит ее. Оставит одну. Совершенно одну!

Она почувствовала себя совсем маленькой. Будто она стоит у подножия горы и видит, как начинается сход лавины. Он неизбежен, неотвратим, она не в силах ни остановить стихию, ни убежать.

— Стасик, не бросай меня! Пожалуйста!

Невероятно быстро она оказалась возле кресла, в котором сидел Стасик, и вцепилась в подлокотники. Муж попытался вскочить и нечаянно толкнул ее в грудь коленями. Лариса схватила его за штаны, обняла колени. Он суетливо пытался поднять ее с пола, а она, напротив, как могла, перекрывала ему саму возможность движения. Стыдно вспоминать.

Особенно как она горячо говорила о ребенке, всхлипывая и заглядывая Стасику в глаза: «У нас обязательно будет ребенок! И он будет похож на тебя, как мы мечтали! Мы ведь десять лет вместе, Стасик! Мы ведь хорошо жили, правда? И квартиру эту мы только-только обустроили. Она нам нелегко далась. И куда же я пойду-то, если ты меня бросишь? Мне идти совсем некуда…»

И хоть потом Стасик стал утешать ее и уверять, что бросать не собирался, вечер был отравлен. Нет, не вечер — жизнь ее была отравлена. И вот с этим горьким ощущением предстояло теперь просыпаться и завтра, и послезавтра. Проводить уроки, родительские собрания, вести детей в поход… С этим ядом в крови предстояло как-то жить.

• 1/59
• Следующая