Женщина-зима - Знаменская Алина - Страница 31

• Предыдущая
• 31/71
• Следующая

Мать посмотрела на сына словно как сквозь дымку своих мыслей. До нее не сразу дошел вопрос. Вот такой она была, когда умер отец, – вся в тумане своих дум. А сейчас-то что?

– Борис Сергеевич хореографа для нашего клуба из города выписал. Завтра приедет.

– Кого?!

– Хореографа. Женщины танцами хотели заниматься, ну, для фигуры. Шейпингом, аэробикой… Это сейчас модно. Дарья Капустина уж лет пять твердит: «Я бы на шейпинг записалась». А кто ж в деревню поедет с бабами танцевать? Ну а Борис Сергеевич нашел желающую, пригласил выпускницу училища культуры.

– Но это же классно! – расширил глаза Тимоха. – А чё ж ты злишься на Борис Сергеича?

– Я? Злюсь? – удивилась мать. – С чего ты взял?

– А то я не вижу!

Мать поднялась из-за стола и начала собирать посуду. Не нравилось Тимохе, когда она вот так пряталась от ответа.

– Ничего я не злюсь, – немного погодя проговорила мать. – Просто проблем много на работе. Премьера скоро, деньги на костюмы никак не перечислят. У Крошки роль слабо получается. На фестиваль в район ехать, а у Милки мастит не проходит…

– Ветеринара пригласи, – привычно посоветовал Тимоха.

– Я и так знаю, что он скажет. Только я по-своему дою, а ты – по-своему. Вот уеду на фестиваль, как справишься без меня?

– А то не справлюсь… – протянул Тимоха и снисходительно и одновременно с укором взглянул на мать. Сейчас он совсем убедился в том, что все доводы матери – пустые слова. Не о том она, не о том. В другом причина ее тревоги. Ох, в другом. А может, прав дед?

На другой день вечером Тимоха отправился посмотреть на хореографа. Из танцевального зала доносилась музыка, у стеклянных дверей толклись пацаны, хихикали и показывали пальцами. Тимоха подошел сзади и заглянул в зал через головы мелюзги. Деревенские женщины в обтягивающих велосипедках и цветных майках с серьезными лицами пытались повторить то, что показывала им тонкая, как прутик, гибкая девушка. Тимоха даже представить не мог, что существуют такие. Ему ужасно захотелось увидеть ее поближе, поподробнее. Он знал – пацаны встали здесь зря. Женщинам не понравится, что над ними хихикают малолетки, стекло завесят. Так и случилось. Тимоха услышал разочарованный вздох пацанов уже из темного зрительного зала, когда пробирался по проходу в самый конец. Здесь зрительный зал соединялся с танцевальным двумя дверями. Одна была давно забита, а другая открывалась. Тимоха легко повернул щеколду, подвинул створку двери и очутился в тесном пространстве, отгороженном от танцзала ширмами. Тут же, за ширмами, стоял видавший виды диван, списанный из кабинета директора. Диван пожалели выбросить, а выставить в фойе было стыдно, больно уж он был стар. Зато во время танцев диван за ширмами вовсю использовала молодежь.

Тимоха встал между ширмами, отсюда хорошо было видно приезжую девушку, лучше, чем из фойе. Теперь она находилась к нему лицом, тогда как женщины – спинами. Впрочем, он никого и не видел, кроме нее. То волшебное звенящее предчувствие, возникшее вчера днем, разрослось до такой степени, что стало сотрясать Тимоху ознобом, как во время лихорадки.

Музыка, звучавшая здесь, как нельзя лучше иллюстрировала его состояние.

Девушка показалась Тимохе настолько совершенной, что он не мог оторвать глаз. Тонкая талия была перетянута кожаным пояском. Девушка так гнулась, что грозила сломаться в месте пояска. У нее была небольшая грудь, которая приятно выпячивалась при каждом движении. Изящная голова на длинной шее то и дело поворачивалась, показывая ровный профиль с остреньким, будто резным, носиком. Светло-русые волосы были безжалостно зачесаны в строгий пучок.

– Плечики повернули! – весело командовала она женщинам, словно детям в детском саду. – Носочки тянем! Молодцы!

Она подходила к своим ученицам, что-то говорила, выпрямляла им спины, показывала постановку рук. На фоне грузных, заматеревших от тяжелой работы женщин эта девушка казалась мотыльком. Королевой эльфов.

– После занятий два часа не есть! – весело объявила она и выключила музыку.

Женщины обрадовались, что она с такой легкостью и оптимизмом лишила их ужина, принялись шутить по этому поводу, рассказывать рецепты блюд и начинок для пирогов. Потом они отправились в раздевалку, а девушка снова включила музыку и стала танцевать сама для себя. Она, конечно же, думала, что ее никто не видит, скользила по всему залу, подпрыгивала, крутилась волчком, падала на пол, вскакивала и снова мчалась по залу. Когда она наконец устала танцевать, опустилась на пол и замерла без движения, Тимоха решил, что пора уходить. Повернулся и, вероятно, задел ширму плечом. Та с грохотом упала и приземлилась у ног Тимохи. Девушка резко обернулась на звук. Тимоха остался стоять, как стоял. Посчитал, что бежать более стыдно, чем остаться.

– Тебя не учили, что подглядывать нехорошо? – не меняя позы, поинтересовалась девушка.

Тимоха пожал плечами, не найдя что ответить. Девушка поднялась грациозно, как, вероятно, делала все на свете, и подошла к Тимохе. У него даже ладони вспотели – так близко она подошла. Она смотрела на него, задрав голову.

– Ну и большой же ты… – проговорила она несколько задумчиво. – Поможешь мне?

Тимоха быстро-быстро закивал. Он еще не знал, чем может помочь, но уже на все был готов.

– Ты глухонемой? – с некоторой опаской поинтересовалась девушка, вглядываясь в чумную Тимохину физиономию.

– Зачем? – подал он голос. – Нормальный.

– Вот теперь вижу, что нормальный! – засмеялась девушка. – Помоги-ка вон ту фанеру из зала вынести в фойе. Она здесь мешает.

Тимоха радостно принялся за работу. Вытащил фанеру, залежи старых декораций, кучу хлама, годами томившегося в зале, поскольку по прямому назначению зал этот давно не использовался.

– А ширмы здесь зачем? – Девушка показала на то место, где прятался Тимоха.

– Ширмы для выборов нужны. А хранить их больше негде.

– А диван здесь зачем?

Тимоха покраснел густо, будто это он придумал использовать диван так, как использовала его деревенская молодежь.

Девушка внимательно смотрела на Тимоху, от этого он краснел еще гуще и не мог выдавить ни слова. Девушка, кажется, что-то поняла, но не стала развивать эту тему. Пожалела Тимоху. Сказала только:

– Тогда мы поставим ширмы по-другому и устроим здесь раздевалку.

Они переставили ширмы, получилось неплохо.

– Тебя как зовут? – спросила девушка, усаживаясь на стол.

– Тимоха. То есть Тимофей. А тебя?

– Тимоха! – рассмеялась девушка. – А меня Марина.

«Марина», – мысленно повторил Тимоха и признал, что это самое необычное из женских имен, слышанных им до сих пор. Нет, конечно, в школе есть Маринки, и не одна. Но разве они идут в какое-нибудь сравнение с этой?

– Тебе очень идет твое имя, – сказал Тимоха и сам себе подивился: надо же, как заговорил. Он и не знал, что способен на подобные выражения.

– Имя как имя, – обронила она и потянулась за своей сумочкой. – У вас здесь курить можно?

– Не знаю. Я не курю, – признался Тимоха.

– Молодец, – похвалила Марина, затягиваясь. – А я вот бросить никак не могу.

Тимоха стоял, прислонившись к колонне, а девушка сидела на столе и курила. Они разговаривали. Мимо танцзала шли люди – кто в библиотеку, кто к его матери на репетицию. И все они видели, что девушка сидит с Тимохой. И от этого у парня дух заходился, приятно щекотало внутри. Если она так запросто болтает с ним, то, может, разрешит и проводить?

– А ты где жить будешь? – спросил он.

– Поселили к какой-то бабуле. Возле почты.

– К бабе Кате? Если к ней, то хорошо. Она добрая.

– А мне все равно. Лишь бы не дома.

– Что так?

– А так. У нас семья многодетная. У меня три сестры и два брата. Все младшие. Все на моих руках выросли. Галдеж, сопли, пеленки… Со всего нашего курса я одна в деревню поехала. Все в городе остались.

– У нас красиво скоро станет, – горячо заверил ее Тимоха. – Черемуха по оврагам зацветет, ландыши.

• Предыдущая
• 31/71
• Следующая