На плахе Таганки - Золотухин Валерий Сергеевич - Страница 135
- Предыдущая
- 135/155
- Следующая
«И понимание того, что...» Мне всегда недоставало чего-то чуть-чуть до достижения в актерстве высочайшей планки, другого счета. В одной роли мне недоставало речевой техники, как у Филатова, для другой я, оказывается, был низкий, не такого роста, как, скажем, Филатов, для третьей — я был сутул, ну, в этом пункте мы не уступим друг другу, для четвертой — не доставало ума и блеска остроумия, как у Филатова, для пятой — достоинства и мужества, как у Филатова. Что же у меня тогда было и что осталось?! Что есть! Души вагон, шириною в разлившуюся весеннюю Обь-матушку.
Душа... а что это такое? Это ведь понятие мистическое, метафизическое. А дело актерское — оно конкретное. Данных у меня не хватало явно. И везде не хватало по чуть-чуть. Тут бы сантиметра три росточку, там бы чуть-чуть скорректировать челюсти, чтоб язык шевелился при другой скорости. Конечно — ноги. Не хватало силы и здоровья в ногах, а отсюда и во всем теле. Оно хорошо мне служит. Но на коня я не могу вскочить... Я многого из-за того боялся. Я много занимался танцем, но я был ограничен в возможностях и, слава Богу, не старался поднять себя за волосы, а то бы потерял, что имел. И все-таки у меня был дар, у меня было обаяние, у меня был голос, в котором прозвучивался и рост (я вырастал), и блеск, и темперамент (это член разговаривал), да и ум, свой, не заемный. Нет, не завидовал я Филатову и никому на свете. Я просто сожалел иногда, что природа мне недодала по чуть-чуть для каждой роли, для высшей планки... И вот тут уместно вспомнить из молитвы Ассизского: «Господи! Дай мне силы не домогаться столь многого!»
«12 мая 1995 г. Афины, отель „Элизия“.
Уважаемый Валерий Дмитриевич!
Быть может, я ломлюсь в открытые двери или сажусь не в свои сани, но так случилось, что недавно побывал я с несколькими нашими артистами на чаепитии в Русском доме. Речь идет о богадельне, или доме престарелых. Там умирают наши старые русские люди. Я ходил по их комнатам и видел, и пел, и плакал, и они плакали. Пишу сумбурно, но мысль моя вот в чем состоит. Мне кажется, необходимо усилить влияние российской государственности в этом доме, где стоит церковь с мощами Серафима Саровского, на земле, выкупленной русскими людьми. Я знаю, что у Вас была по этому вопросу встреча с мэром и что-то он Вам обещал и по поводу дома, и по поводу кладбища. Я понимаю, что это дело чрезвычайно тонкое, деликатное, весьма запутанное, но отдавать или, Боже упаси, пренебрегать этим заведением богоугодным мы не имеем права — нам ни Бог, ни дети того не простят. Меня вот уж какую неделю не покидает одна простая мысль: пути Господни неисповедимы... И кто знает, не случится ли мне, народному артисту России, найти свой последний приют, пред тем как предстать перед Всевышним, в этом доме. У меня сын — священник. Что в ваших силах, многоуважаемый Валерий Дмитриевич, помогите сохранить за русскими эту землю, этот дом.
P. S. Еще раз прошу извинения, я, естественно, многого не знаю, какие сложности и пр., и пр. И быть может, я зря беспокоюсь. Все-таки думаю, что надо через русскую православную церковь, через патриарха сделать так, чтобы службы в этом доме отправлял русский православный священник. Это никоим образом не связано с моим сыном, но ведь и великий патриарх Тихон долгое время служил на Аляске. Начал о здравии, кончил за упокой, что называется... Надеюсь на понимание.
Р. P. S. Нужно, чтоб современные русские бывали там чаще».
28 мая 1995 г. Воскресенье
Я отправляю свои миллионы на храм, и у меня совесть чиста, когда я предлагаю себя или свою книгу и беру за это деньги. А то, что люди думают, будто я наживаюсь на этом, — это их проблемы, как говорят на Западе. Мне до того, что они думают обо мне и моей деятельности, дела мало — лишь бы караван ушел, а собака пусть лает. Хотя и мошкара может заесть до смерти.
9 июня 1995 г. Пятница
29 апреля (пока мы там теряли время) в г. Ермаке Павлодарской области умерла моя тетушка Васса Федосеевна.
14 июня 1995 г. Среда, мой день
Звонил Игорь Шевцов. По его просьбе звонил я Любимову. Очень хороший разговор — речь идет о его авторском разрешении показать репетицию «Высоцкого», снятую давно, где мы все молодые и гениальные. И Любимов дал разрешение. Теперь Шевцов звонит ему. А Любимов просто звонку из России рад — он за звонок разрешение дает.
17 июня 1995 г. Суббота
Буденновская трагедия должна или может произвести конец началу или начало без конца. Ужас с последствиями непредсказуемыми.
21 июня 1995 г. Среда, мой день и день рождения
В 9 часов у меня должен состояться разговор с В. В. Илюшиным, помощником президента, о театре, о разделе, о расколе, о возврате помещения.
Если у Дениса сложится настоятельство в совхозе «Московский», я к старости окончательно переберусь туда. Продам загорскую землю и куплю что-нибудь рядом со старшим сыном. Или еще один домишко приобрету под боком у строящегося храма. Там и умру. Денис хочет, чтоб поскорее ушел я на пенсию и служил в храме у него. Очень может быть, что так и закончится сюжет моей жизни.
Господи, спаси и сохрани! Дай мне легкости, скорости и убедительности в разговоре. Нашли на начальника разум и доброту, помоги нашему театру отбиться от Губенко. Пусть ему дадут другое помещение, пусть оставит он Любимова в покое. Господи, помоги!
23 июня 1995 г. Пятница
После Подольска звонок из администрации президента. Мне назначена встреча в Кремле 26-го в 11.20 у Илюшина В. В. Звонок, прямо скажем, неожиданный.
Если начальство не хочет, оно не принимает. Надо к этой встрече подготовиться, хотя я, кажется, знаю все. И все-таки...
25 июня 1995 г. Воскресенье
Завтра пойду к начальству — надо хлопотать о театре. Надо, чтоб Губенко, это воплощение жлобства и мстительного хамства, все-таки был поставлен на место (а где оно, это его место?), чтоб он все-таки вернул то, что своровал.
27 июня 1995 г. Вторник
Даже страшно писать, какой вчера я прожил день, что было... А был я в Кремле и говорил с помощником президента. Все, начиная с секретарши, встретили меня... может быть, и бывает лучше, но редко. Стороны остались довольны собой. Наше письмо Илюшину понравилось. То, что у Губенко «коммуняки» (его слово), что здание используется не по назначению, — это мощный факт, аргумент противу Губенко и в нашу пользу.
«Я не могу ничего обещать, не могу решать за шефа, но думаю... В этой ситуации, сейчас, он может решить по-другому. Большой поддержкой мне было бы, если бы Лужков... он в начале этой недели должен быть у президента. Пусть Бугаев напишет письмо, а Лужков подпишет».
Я подарил Вик. Вас. «Дребезги». Президенту тоже, с надписью: «Уважаемый Борис Николаевич. Здоровья Вам, счастья. Храни Вас Бог. С надеждой на положительное решение Таганского конфликта В. Золотухин».
Взамен В. В. подарил мне — и чтоб (непременное условие) стоял на столе! — цветной фотографический портрет первого президента России. «Я поставлю на стол, обещаю. Но если нам не вернут театр, я его...» — и показал, что порву. Помощник смеялся.
После репетиции «Живаго» и «Высоцкого» прорвались с Борисом к Ульянову, помощнику Лужкова, и передали для Ю. М. записку — напомнить президенту о Театре на Таганке. Под запиской — письмо к Ельцину. Большое дело, казалось, сделали вчера — каков-то будет результат? Но, главное, перед походом в Кремль я много молился и просил Господа о содействии в разговоре, помочь вернуть театр его законному хозяину. Илюшин, похоже, тоже на нашей стороне. Что же это такое?! Кто же помогает Губенко? Неужели Шумейко и Рыбкин так сильны?!
- Предыдущая
- 135/155
- Следующая
