Выбери любимый жанр

Очень женская проза - Беляева Виктория - Страница 24


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

24

А что будет, если просто ничего не записывать? Не подставлять человека, и все тут? Не то чтобы она вдруг воспылала приязнью с Гвоздецкому, просто интересно было. Ей заплатят, но ровно половину. Этого не хватит, она хотела отложить немного, заплатить за квартиру, пора бы и раскошелиться на новые ботинки…

А что, интересно, случилось бы, встреть она Андрея Гвоздецкого при других обстоятельствах? Скажем, он сам бы ее нанял – например, поработать против ее нынешнего заказчика. Или просто встретились бы они случайно вот в этом ресторане, вот в этом городе, куда она приехала бы совсем по другим делам.

Он почти красавец. Говорят, высок ростом. Хорошо сложен. Голос чудесный – ей всегда важно было, какой у мужчины голос. Неглуп, образован, обеспечен. Наверное, она попросту бы в него влюбилась, вот так.

Теперь же ей придется подзуживать его, нарываясь на хамство и угрозы. Выслушивать, изображать испуг. Придется отдать заказчику диск с записью и получить взамен хрустящие зеленые бумажки. Потом скорее всего придется писать материал о негодяе Гвоздецком. Заказчик сам разместит это в какой-нибудь газетке, приплатив редакции за «политическую подоплеку» статьи.

Она вздохнула, посмотрела на часы. Без двух минут шесть. Он должен быть пунктуален – все-таки бывший военный. Через две минуты он придет. Она сидит тут как дура со своим раскрашенным, как у дуры, лицом. Тоже мне, Мата Хари.

Лучше бы она выведала у Гвоздецкого какую-нибудь страшную тайну. Для этого сначала надо войти в доверие. Может быть – влюбить его в себя. И даже – Бог ты мой! – переспать с ним. Для этого надо быть коварной обольстительницей, роковой красавицей, порочной до мозга костей. Да, эта роль ей, пожалуй, нравилась больше. Но – ничего не поделаешь, приходится выполнять ту работу, за которую платят. Спрос, будь он неладен, рождает предложение.

Ровно шесть. Она опустила руку в карман, готовясь включить рекордер, впилась глазами в дверной проем.

Никого.

Говорят, Гвоздецкий – неплохой пианист. Это как-то не вяжется с военным образованием, но само по себе довольно симпатично. Ее всегда восхищали люди, способные извлечь из рояля нечто большее, чем собачий вальс. У пианистов – красивые руки. Интересно, как в человеке уживаются полонезы Огинского и страсть к воровству бюджетных денег?..

Шесть ноль две. Никого.

Странно, что он все-таки опаздывает. С другой стороны, в непунктуальности есть что-то человеческое., Люди, никогда никуда не опаздывающие, внушают ей страх – люди они, в конце концов, или раз и навсегда заведенные машины, никогда не сбивающиеся с ритма?..

Шесть ноль пять.

Господи, как же глупо сидеть вот так в пустом ресторане с микрофоном между грудей и ждать красивого мужика с единственной целью – поскорее его подставить и получить за это деньги!..

Шесть ноль семь.

– Вы будете делать заказ? – осведомился официант.

Она оторвала взгляд от дверей зала.

– Нет.

Лицо официанта выразило удивление.

– Человек, которого я ждала, не пришел, – пояснила она. – Скажите, я могу от вас позвонить?

– Телефон там, – ответил официант, теряя к ней всякий интерес.

Она набрала номер телефона:

– Это я… Добрый вечер. Плохо. Он не явился. Нет, вряд ли. Вряд ли, говорю, придет. Да, конечно, я помню… До встречи.

Она быстро оделась, вышла на улицу, пошла прочь от ресторана с этим дурацким названием. Отойдя шагов на десять, услышала за спиной скрежет тормозов.

Серый «БМВ» остановился у крыльца «Митяя». Высокий мужчина в сером пальто выскочил из машины и, на ходу взглянув на часы, торопливо вбежал в ресторан. Она постояла немного, глядя ему вслед, и пошла себе дальше, раздумывая, когда теперь подвернется следующий заработок и хватит ли его на новые ботинки. Серая «шестерка» тихо тронулась следом.

Девочка с персиком

Лето стояло сухое, теплое, очень славное.

Как-то раз, возвращаясь с работы, я особенно долго ждала автобус. Народу на остановке было прилично, от нечего делать я принялась всех разглядывать. Было там, помнится, несколько таких же, как я, теток с кошелками, какое-то мужичье, трое женщин с целым выводком детей, который галдел и роился вокруг своих мамаш, причем трудно было определить, кто именно какой дамочке принадлежит. Я прикидывала так и сяк, мысленно приставляя говорливым попутчицам то одного, то другого. Детки были чистенькие, нарядные, собравшиеся, видимо, с нарядными же мамами для какого-нибудь культурного мероприятия. Одна из девочек, лет семи-восьми, стояла в сторонке, в детской возне не участвовала и ела персик. Она стояла спокойно, как взрослая, молча ела свой персик, на вид чрезвычайно спелый, но ни руки, ни праздничное белое платье не были испачканы его соком. Очень аккуратная девочка.

Она ела персик, не спуская с меня глаз. Такие большие, такие серьезные глаза под густой челкой, такая милая девочка. Я улыбнулась ей, но она продолжала молча и бесстрастно меня разглядывать.

Нет, не разглядывать – глаза ее оставались неподвижны. Вот почему я подумала, что она слепа. Я спросила ее беззвучно, потому что на шумной улице за десять шагов она не могла меня услышать – не буду же я через всю остановку кричать чужому ребенку, – я беззвучно спросила ее так, чтобы она могла понять по губам: «Вкусно?» Девочка никак не отреагировала.

Бедный ребенок! Бедный слепой ребенок! Это солнце, эта яркая листва, разноцветные одежды города – ничего этого не было в ее мире вечной темноты! Я отвернулась, чтобы вытереть слезы.

Дети скакали вокруг своих мам, не обращая ни малейшего внимания на слепую девочку, как будто ее не было вовсе. Я не могла оторвать от нее взгляд, я смотрела на нее в упор, пока вдруг не поняла, что она все-таки меня видит, что она тоже смотрит на меня. Я сделала несколько шагов в сторону, и точно – ее взгляд последовал за мной. Я порадовалась чудесному прозрению ребенка, но этот немигающий взгляд начал меня раздражать.

За время моих офтальмологических опытов все три мамаши со своим выводком куда-то делись, очевидно, уехали на подошедшем автобусе. Девочка, значит, была не их. А чья? Я покрутила головой в поисках потенциального родителя, но ничего подходящего не нашла. Эта девочка ничья, сама по себе девочка, которая ждет автобус и кушает персик.

В это время подошел мой номер, я полезла туда и сразу оказалась у заднего окна. Автобус тронулся. Девочка стояла на остановке и смотрела мне вслед.

С мыслями о том, какими невоспитанными, хотя и аккуратными, и красивыми бывают чужие дети, и о том, что мои собственные мальчишки, возможно, вот так же разъезжают безнадзорно и пялятся на прохожих, – с этими мыслями я благополучно доехала до дому. Свернув во двор, я вдруг увидела белое платьице, ровно срезанные густые волосы и детскую руку, держащую загорелый плод. Я, конечно, долго брела со своими авоськами, и девочка вполне могла меня догнать на подошедшем автобусе – кто же не знает, что они ходят именно так: ждешь, ждешь, а потом появятся целых три штуки, – она вполне могла и перегнать меня на последнем пешеходном отрезке.

Мальчишки мои никуда не ездили, сидели дома и ждали меня. И муж меня ждал, и целая гора немытой посуды, и немалая куча мелких дел.

Дела я переделала, мы поужинали, посмотрели телевизор. Перед сном муж вышел на балкон покурить, я пошла следом, чтобы рассказать, что будет аванс, что на этот аванс обязательно надо купить младшему кроссовки и что сегодня на остановке я видела странного ребенка.

Он курил, облокотясь на перила, и я облокотилась рядом. Во дворе было уже тихо, темно, и только на качелях раскачивалась девочка в белом платье, светясь в темноте. «Это, наверное, она, – сказала я. – Вон там, на качелях». Он тоже посмотрел, но без очков ничего не увидел. Мы еще немного постояли, белое платьице продолжало раскачиваться, потом мы пошли спать.

На следующий день я снова увидела девочку на остановке, потом недалеко от конторы, в которой я служила. Она была все в том же белом платье, очень чистенькая и хорошенькая, и снова ела персик. Я решила, что ее семья, вероятно, недавно переехала в наш двор, потому что раньше я эту девочку у нас не видела, значит, раньше ее не было – не заметить этого ребенка нельзя. А в районе конторы она, видимо, учится или ездит туда, за тридевять земель, на какую-нибудь гимнастику или хоровой кружок. И она, видимо, болеет чем-нибудь таким, от чего народная медицина советует персики, – вот мама и дает ей на дорогу.

24
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело