Радость жизни - Золя Эмиль - Страница 28
- Предыдущая
- 28/83
- Следующая
— Вероника! Вероника, вставай скорее! Полина умирает!
Перепуганная Вероника, кое-как одетая, вошла в спальню Полины. Лазар, ругаясь, — топтался посреди комнаты.
— Что за проклятое место! Здесь можно подохнуть, как собака… Врачебная помощь в двух лье отсюда!
Он подошел к Веронике.
— Найди кого-нибудь, чтобы тотчас привез доктора…
Служанка приблизилась к постели больной и с ужасом взглянула на красное лицо Полины. Она все больше привязывалась к этой девочке, которую раньше так ненавидела.
— Я сама пойду, — сказала она просто, — это будет скорее… Хозяйка может растопить печь внизу, если вам понадобится.
Полусонная Вероника надела свои башмаки на толстых подошвах и закуталась в шаль. Предупредив г-жу Шанто, она вышла из дому и зашагала большими шагами по грязной дороге. На колокольне пробило два часа. Ночь была до того темная, что Вероника то и дело спотыкалась о кучи камней.
— Что случилось? — спросила г-жа Шанто, входя в комнату.
Лазар еле отвечал. Он перерыл шкаф, ища свои старые медицинские учебники, и, склонившись над комодом, дрожащими руками перелистывал страницы, стараясь воскресить былые познания. Но в голове у него все смешалось, он беспрестанно пересматривал оглавления и ничего не мог найти.
— Это просто сильная мигрень… — сказала, усаживаясь, г-жа Шанто. — Самое лучшее — дать ей выспаться.
Тогда он не выдержал.
— Мигрень, мигрень!.. Знаешь, мама, твое спокойствие меня раздражает. Пойди-ка вниз, согрей воды.
— Я думаю, не стоит будить Луизу? — спросила она.
— Да, да, совершенно не стоит… Мне сейчас никого не нужно. Если надо будет, позову.
Оставшись один, он подошел к Полине и взял ее за руку, чтобы сосчитать пульс. Он насчитал сто пятнадцать ударов. Ее горящая рука долго сжимала его руку. По-прежнему не раскрывая глаз, девушка вложила в это пожатие всю свою благодарность и в то же время просила прощения. Она не могла улыбнуться, но хотела дать понять, что она все слышала и тронута его вниманием, знает, что он здесь, возле нее, с нею одною, не думает о другой. Лазар относился к болезням с отвращением. Он совершенно не умел ухаживать за больными и при малейшем недомогании кого-либо из домашних бежал из дому; по его словам, чужие недуги так действовали ему на нервы, что он боялся не сдержать слез при больном. А потому его самоотверженность вызывала в Полине удивление и чувство благодарности. Он и сам не мог бы объяснить, почему испытывает такое горячее желание, такую потребность сделать, все от него зависящее, чтобы облегчить ее страдания. Пожатие этой пылающей маленькой руки привело его в смятение, он захотел ободрить Полину.
— Пустяки, дорогая… Я жду с минуты на минуту доктора Казэнова… Ты только не бойся.
Не открывая глаз, она с трудом прошептала:
— О, я совсем не боюсь… Меня огорчает, что из-за меня у тебя столько забот…
Затем еле слышно добавила:
— Прощаешь меня, да?.. Сегодня я была нехорошая.
Он наклонился и поцеловал ее в лоб, как поцеловал бы жену, и отошел в сторону; его душили слезы. Ему пришла мысль приготовить ей успокоительное питье в ожидании доктора. В узком стенном шкафчике находилась аптечка Полины. Он боялся взять не те лекарства и стал ее расспрашивать, где что стоит. Наконец он нашел морфий и влил несколько капель в стакан со сладкой водой. Ей было так больно глотать, что он не решался заставить ее выпить. Этим кончились все его попытки. Ожидание становилось невыносимым. Когда он сам изнемог от усталости, простояв столько времени у кровати, и больше не в силах был видеть ее страданий, он снова стал перелистывать учебники в надежде наткнуться на диагноз и метод лечения болезни. Может, у нее злокачественная ангина? Но почему тогда он не заметил пленок на мягком небе? И он снова принимался перечитывать описание и способ лечения злокачественной ангины, терял нить, не понимая смысла длинных фраз, и заучивал ненужные подробности, как ребенок заучивает непонятный урок. Как только раздавался новый вздох, он в трепете бежал к постели; голова его гудела от научных терминов, а тревога все росла.
— Ну что? — спросила г-жа Шанто, тихо входя в комнату.
— Все то же… — ответил он и, рассердившись, добавил: — Беда с этим доктором… Можно двадцать раз помереть, пока его дождешься.
Двери оставались открытыми. Матье, спавший в кухне под столом, поднялся наверх по своей всегдашней привычке повсюду следовать за хозяевами. Его большие лапы ступали по паркету так мягко, словно он был в войлочных туфлях. Ему, видимо, понравилась эта ночная вылазка. Пес не понимал, что хозяева озабочены; он начал ловить собственный хвост и. уже собирался игриво броситься на постель к Полине, когда Лазар, возмущенный неуместной веселостью Матье, пихнул его ногой.
— Вон, не то я тебя задушу!.. Не видишь, что делается, дурак?
Пес сперва удивился, что его ударили, затем повел носом и, как бы поняв, в чем дело, смиренно забрался под кровать. Жестокосердие Лазара возмутило г-жу Шанто. Она не стала ждать и пошла на кухню, сухо сказав:
— Если тебе понадобится горячая вода, пожалуйста… Я вскипячу.
Лазар слышал, как она ворчала, спускаясь по лестнице: возмутительно, дошел до того, что бьет животное! Кончится тем, что он и родную мать поколотит, если она там останется. Лазар, обожавший мать, сейчас глядел ей вслед в крайнем раздражении. Он поминутно подходил к Полине. Разбитая лихорадкой, она лежала совсем без сил. В жуткой тишине слышалось только ее тяжелое, затрудненное дыхание, похожее на предсмертный хрип. Его опять охватил безумный, нелепый страх: она, наверное, задохнется, если помощь не подоспеет вовремя. Он шагал из угла в угол, беспрестанно посматривая на часы. Скоро три. Вероника еще не дошла до дома доктора. Он мысленно следовал за ней в беспросветной ночи по дороге в Арроманш: вот она обогнула дубовую рощу, теперь подходит к мостику, наверно, бегом сбежит с пригорка, это сократит путь минут на пять. В яростном нетерпении он раскрыл окно, стараясь что-нибудь разглядеть во тьме. Далеко в Бонвиле мерцал одинокий огонек; должно быть, фонарь рыбака, уходящего в море. От всего кругом веяло такой мрачной тоской, таким запустением, что казалось, жизнь здесь обречена на угасание и гибель. Он закрыл окно, раскрыл его снова и опять затворил. Он утратил всякое представление о времени и удивился, что пробило три. Теперь доктор уже велел запрягать, вот экипаж катится по дороге, пронизывая желтым оком ночную мглу. Лазар так отупел от напряженного ожидания, с глазу на глаз с больной, которая задыхалась все сильнее, что вскочил, словно спросонья, когда в четыре часа услышал шаги на лестнице.
— Наконец-то! — вскричал он.
Доктор Казэнов сейчас же велел зажечь вторую свечу, чтобы осмотреть Полину. Лазар держал одну свечу, а Вероника, растрепанная от ветра, по пояс забрызганная грязью, поднесла другую к изголовью постели. Г-жа Шанто смотрела со стороны. Больная лежала в забытьи; когда ей пришлось раскрыть рот, она застонала от боли. Окончив осмотр, доктор, осторожно уложил ее и отошел от постели; он казался гораздо спокойнее, чем когда приехал.
— Ох и напугала же меня ваша Вероника! — тихо проговорил он. — Судя по тому, что она мне наплела, я предположил отравление… Видите, я набил лекарствами все карманы.
— Это ангина, не правда ли? — спросил Лазар.
— Да, простая ангина… Пока что непосредственной опасности нет.
Г-жа Шанто с торжествующим видом развела руками, словно говоря, что она так и знала.
— Вы говорите, непосредственной опасности нет, — повторил Лазар, к которому вернулись его страхи, — но разве вы боитесь осложнений?
— Нет, — ответил после некоторого колебания доктор. — Но, знаете, когда болит горло, черт бы его драл, ни в чем нельзя быть уверенным.
Он объяснил, что сейчас не нужно делать ничего, придется подождать до завтрашнего дня и тогда, быть может, пустить кровь. Когда Лазар стал умолять его чем-нибудь облегчить страдания больной, доктор решил попробовать горчичники. Вероника принесла таз с горячей водой; доктор сам смочил горчичники и обложил ими ноги Полины, от колен до щиколоток. Но горчичники только усилили страдания; лихорадка не проходила, головная боль сделалась невыносимой. Доктор назначил смягчающее полоскание. Г-жа Шанто приготовила настойку из ежевичного листа. Но пришлось отказаться и от этого: при первой попытке пополоскать горло боль сделалась нестерпимой. Начинало светать. Было уже около шести часов, когда доктор собрался уехать.
- Предыдущая
- 28/83
- Следующая
