Радость жизни - Золя Эмиль - Страница 69
- Предыдущая
- 69/83
- Следующая
Наконец раздался взволнованный, прерывистый шепот Лазара:
— Полина, открой мне… Ты здесь, я знаю…
Дрожь пробежала у нее по телу от этого голоса, ее обдало жаром с головы до ног. Однако она ничего не ответила. Склонив голову, она одной рукой придерживала спадающие юбки, а другой, схватив расстегнутый лиф, старалась прикрыть голую грудь.
— Ты страдаешь так же, как и я, Полина, — продолжал шептать Лазар. — Открой, умоляю тебя. Зачем нам лишать себя этого счастья?
Он боялся разбудить Веронику, спящую в соседней комнате. Мольбы его звучали тихо, словно стоны больного.
— Открой же… Открой… Потом, если захочешь, мы умрем вместе… Разве мы не любим друг друга с самого детства?.. Ты должна была стать моей женой, и это неизбежно должно совершиться… Я люблю тебя, я люблю тебя, Полина…
Она дрожала все сильнее, при каждом слове у нее сжималось сердце. Поцелуи Лазара, казалось, ожили на ее плечах и горели огнем. Она словно окаменела, боясь открыть, боясь отдаться ему, не совладав со своим жаждущим полунагим телом. Лазар прав — она страстно любит его. К чему отказывать себе в наслаждении, ведь об этом никто в мире не узнает! Все в доме спят, ночь так темна! Уснуть в объятиях друг у друга, обладать им хотя бы час!.. Жить, жить, наконец!
— Боже, как ты жестока, Полина!.. Ты даже не хочешь откликнуться, а я так страдаю… Отвори мне, я возьму тебя, скрою в своих объятиях, мы позабудем все… Отвори, отвори мне, молю тебя…
Послышались глухие рыдания, и Полина тоже заплакала. Она по-прежнему молчала, несмотря на то, что вся кровь в ней кипела. Целый час Лазар то умолял, то сердился и бранил ее, говорил ей грубые слова, а потом снова шептал жгучие признания. Дважды Полине казалось, что он ушел, и дважды он снова возвращался из своей комнаты; желание его все росло. Но когда он в бешенстве захлопнул свою дверь, Полину охватила беспредельная тоска. Теперь кончено; на этот раз она победила; но от этой победы осталось только чувство страшного отчаяния и стыда. Полина разделась и легла, не зажигая свечи. Мысль, что она увидит себя голой, в изорванной одежде, вызывала мучительное смущение. Свежесть постели охладила огненные следы его поцелуев, которые еще горели у нее на плечах. Долго лежала она неподвижно, подавленная отвращением и тоской.
Полина не могла заснуть до самого утра. Все происшедшее между нею и Лазаром неотступно преследовало ее, не давая забыться. Весь этот вечер был сплошным ужасным преступлением. Теперь ей не найти себе оправдания, она должна признать всю двойственность своего нежного чувства. Ее материнская привязанность к Лазару, тайные упреки Луизе — все это просто лицемерно скрытое пробуждение давней страсти. Полина поддалась этой лжи, уступая бессознательному зову сердца, и должна признаться себе, что в глубине души ее радовала мысль о раздорах молодой четы и что она тайно надеялась этим воспользоваться. Разве не она первая заставила Лазара возобновить прежнюю жизнь? Разве она не должна была предвидеть, что все это кончится ее же падением? Теперь она поняла весь ужас создавшегося положения: она отдала Лазара другой, а сама страстно любит его, и он тоже хочет обладать ею. У нее кружилась голова и в висках стучало, словно молотом. Сначала она решила уехать на другой же день. Но затем ей показалось, что такое бегство будет недостойным малодушием. Раз Лазар сам уезжает, почему ей не подождать? Наконец в ней снова заговорила гордость: Полина хотела преодолеть себя, чтобы не стыдиться потом дурного поступка. Она чувствовала, что не сможет никому смотреть в глаза, если будет знать, что совесть ее нечиста после этого вечера.
На следующее утро Полина сошла в столовую в положенный час. Только темные круги под глазами говорили о пережитых ею ночью муках. Она была бледна, но совершенно спокойна. Затем явился Лазар. Когда отец спросил, почему у него такой утомленный вид, Лазар просто ответил, что до поздней ночи просидел за работой. День прошел в обычных занятиях. Ни Лазар, ни Полина и не намекали на то, что произошло между ними, даже когда оставались с глазу на глаз и никто не мог их услышать. Они не избегали друг друга, полагаясь, видимо, на свои силы. Но вечером, прощаясь в коридоре у своих дверей, они, как безумные, бросились друг другу в объятия и замерли в страстном поцелуе. Полина, испуганная, тотчас же вырвалась и заперлась в своей комнате, а Лазар ушел к себе и в слезах бросился на постель.
Так и пошла теперь их жизнь. Потекли долгие дни, а они все продолжали жить рядом, в томительном ожидании нависшей беды. Они никогда не говорили об этом, не обмолвились ни единым словом о той ужасной ночи, и все же оба постоянно думали о ней и страшились падения: страсть могла настигнуть их внезапно, как удар молнии. Случится ли это утром, когда они встают, или вечером, когда они обмениваются последними словами перед отходом ко сну? Случится ли это у него в комнате, или у нее, а может, где-нибудь в потаенном уголке дома? Кто знает? Но рассудок не покидал их. Каждый внезапный порыв, мгновенное ослепление, неистовое объятие где-нибудь за дверью, жгучий поцелуй, сорванный впотьмах, сменялись мучительным негодованием на самих себя. Почва колебалась у них под ногами, и, чтобы не сорваться в бездну, оба судорожно цеплялись за решения, принятые ими в спокойную минуту. Но ни у Лазара, ни у Полины не хватало сил прибегнуть к единственному спасительному средству, к немедленной разлуке. Она, желая доказать свою стойкость, продолжала упорствовать перед лицом опасности. Он, безраздельно охваченный первым порывом нового увлечения, перестал даже отвечать на настойчивые письма жены. Уже полтора месяца жил он в Бонвиле. Ему и Полине казалось, что это мучительно-напряженное и сладостное существование будет длиться вечно.
Как-то в воскресенье, за обедом, Шанто развеселился: он разрешил себе рюмку бургундского, хотя всякий раз жестоко расплачивался за подобные излишества. День был ясный, и Полина с Лазаром провели несколько восхитительных часов, гуляя по берегу под синим небом. Сидя за столом, молодые люди обменивались нежными взглядами, в которых мелькало смущение и боязнь самих себя, вносившая теперь в их дружеские отношения трепет страсти.
Все трое весело смеялись в ожидании десерта, как вдруг на пороге кухни появилась Вероника и крикнула:
— Хозяйка приехала!
— Какая хозяйка? — спросила ошеломленная Полина.
— Понятно, молодая хозяйка, — госпожа Луиза!
Послышались какие-то невнятные восклицания. Перепуганный Шанто смотрел на Лазара и Полину; они побледнели. Но вдруг Лазар резко поднялся, голос его дрожал от гнева:
— Как! Луиза? Она мне ничего не писала! Я бы запретил ей приезжать… Что она, с ума сошла?
Спускались тихие, светлые сумерки. Бросив салфетку, Лазар вышел. Полина последовала за ним, стараясь встретить гостью со своей обычной приветливой улыбкой. В самом деле, то была Луиза — она с трудом выходила из рыдвана дядюшки Маливуара.
— Ты с ума сошла? — крикнул ей муж, стоя посреди двора. — Можно ли решаться на такую безумную затею, не написав заранее ни слова?
Луиза расплакалась. Она чувствовала себя очень плохо и ужасно скучала! Лазар не ответил на два ее последних письма, и вот ей страшно захотелось уехать; к тому же она мечтала снова побывать в Бонвиле. Она нарочно не предупреждала Лазара, боясь, что он ей не позволит.
— А я-то радовалась! Хотела сделать вам приятный сюрприз!
— Это просто смешно! Ты завтра же поедешь обратно! Луиза, ошеломленная подобным приемом, упала в объятия
Полины. Девушка еще больше побледнела при виде ее неловких движений и располневшего стана, обрисовавшегося сквозь тонкое платье. Когда Полина почувствовала, как прижался к ней живот этой беременной женщины, ее охватило отвращение, смешанное с жалостью. Наконец усилием воли она подавила вспышку ревности и заставила Лазара замолчать.
— Почему ты говоришь с ней так сурово? Обними же ее… Дорогая моя, ты правильно сделала, что приехала к нам, если думаешь, что в Бонвиле тебе будет лучше. Ты ведь знаешь, как мы все тебя любим.
- Предыдущая
- 69/83
- Следующая
