Тюремные записки Рихарда Зорге - Зорге Рихард - Страница 16

• Предыдущая
• 16/36
• Следующая

Моя группа, за исключением чисто служебных связей с группами Джимма и Харбинской, не имела отношений с любыми другими группами. Поскольку я прибыл в Шанхай как преемник Джимма, у меня были, естественно, контакты с ним. Харбинская группа выполняла роль почтового ящика между Москвой и мной, но помимо этого никаких других связей не было. Иногда мы выпивали вместе с членами группы Тео – Фельдмана и беседовали о повседневных проблемах, но по работе отношений совершенно не было. Характер нашей работы был совершенно различным. Более того, указаниями из Москвы запрещалось смешивать наши служебные функции. Такими же были и мои отношения с Герхардом. Он был моим другом с 1921 года, когда мы присоединились к коммунистическому движению в Германии, и часто ходили друг к другу, когда оба были в Москве. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в Шанхае мы возобновили наше знакомство. Как я уже говорил раньше, мы встречались очень редко. К тому же совершенно не были связаны по работе. С КПК я лично не вступал ни в какие близкие отношения, – это было запрещено Москвой. Мне и с Герхардом встречаться запрещалось Москвой. Но когда я позже доложил в Москву о моих связях с Герхардом, в Центре совершенно не обратили на это внимания. Итак, я утверждаю, что поскольку задачи, которые выполняли моя группа и группа Герхарда, были различными, они никогда не пересекались по работе.

Вопрос распределения функций по сбору информации и разведывательных сведений, естественно, определялся людьми, составлявшими мою группу. Клаузен был целиком занят выполнением чисто технических задач и поэтому фактически не имел возможности участвовать в сборе информации и сведений. Одзаки добывал главным образом политическую и экономическую информации. Мияги собирал материалы по экономике и военным проблемам и, кроме того, отвечал за перевод всех документов с японского языка. Вукелич получал информацию в основном от иностранных корреспондентов и знакомых французов, а также занимался фотографированием и другой технической работой. Сам я добывал информацию от иностранцев, главным образом от немцев.

Вообще члены группы знали о нашей работе только то, что я сам им рассказывал и только о тех специальных заданиях, которые я им непосредственно давал. В то же время, когда кто-то из моих сотрудников приходил ко мне, мы вместе обсуждали проблемы, которые представляли интерес для него или казались ему важными. Поэтому не только Одзаки, но также Мияги и Вукелич должны были добывать всю возможную информацию по политическим и экономическим вопросам, а Одзаки должен был делать то же самое в отношении военной информации. При распределении заданий я намеренно поступал гибко, стремясь получать информацию по возможности из самых широких областей. В случае с Мияги, например, для меня самым важным было, чтобы он, уйдя с головой в политические и экономические вопросы, не забывал о военной информации. В принципе каждый член группы все свои усилия сосредоточивал на поставленной разведывательной задаче, однако я сохранил за собой право в случае необходимости вносить в это правило некоторые изменения. Разумеется, я старался насколько возможно не менять правил, однако время от времени прибегал к коррективам.

В некоторых особых случаях, не придерживаясь персонального распределения задач, я всех членов группы нацеливал на ту или иную специальную проблему. Вот несколько подобных примеров.

Когда произошел известный инцидент 26 февраля 1936 года[39], я поручил всем членам группы сосредоточить усилия на сборе разнообразной информации, на основе которой я вырабатывал собственные заключения. Во время японо-китайского конфликта 1937 года[40] я дал указание своим сотрудникам в первые несколько недель особое внимание уделить вскрытию планов первичной мобилизации японской армии. Когда происходили бои на Халхин-Голе, я всех нацелил на выяснение планов военного усиления Японии в районах, прилегающих к государственным границам Монголии, и потребовал материалов, которые позволили бы сделать вывод о возможных пределах расширения конфликта. После нападения Германии на Советский Союз вся группа занималась сбором различных подробных данных о политической позиции Японии в отношении этой войны, а я в это время внимательно следил за масштабами и направлением (север или юг) начинавшейся в Японии широкомасштабной мобилизации. Когда же у меня созрела уверенность в том, что войны между Японией и СССР не будет, я дал указание всем членам группы переключить внимание на проходившие тогда в условиях обостряющейся обстановки японо-американские переговоры и тенденцию их развития в будущем.

Когда по информации, собранной членами разведывательной группы и мной лично, возникали вопросы, требовавшие, как представлялось, особого внимания, я нацеливал на них своих коллег. В случаях, когда те или иные проблемы не представляли важности для нашей работы или в результате обсуждения выяснялось, что по некоторым вопросам сообщается противоречивая информация, я дал указания искать более достоверные сведения и стремился вскрыть истинные причины событий.

Кроме того, я определял, какую часть информации, полученной лично мной или собранной по моему распоряжению, нужно сообщить в Москву по радио, какую необходимо после этого отправить курьерской почтой в более подробной письменной форме, а какую – вообще не докладывать.

Я не раскрывал своим сотрудникам, как я использовал полученные сведения и информацию. Только Клаузен, занимавшийся шифрованием, знал, что я передаю в Москву и как я дополняю полученную мною информацию (разумеется, время от времени я совещался с Одзаки, чтобы наиболее точно оценить и истолковать разнообразные сообщения и важные политические события). Я полностью засекречивал свои письменные доклады, независимо от характера содержавшихся в них сведений. Стремясь придать докладу законченный вид, я просил кого-либо (чаще всего Ми-яги) собрать дополнительные или уточняющие сведения, но старался не злоупотреблять этим. Я часто просил Одзаки и Мияги подготовить сообщения в письменной форме по военным или другим вопросам для моих очередных докладов, но к этому я прибегал, только когда чувствовалось, что Москва проявляет особый интерес к тем или иным специальным проблемам или требуется доложить по какому-то срочному вопросу.

Я не только отбирал информацию, необходимую для доклада в Москву, но и решал, как лучше всего ее использовать. Другими словами, я не отправлял в Москву полученную от своих сотрудников информацию в ее первоначальном виде. Используя в качестве материала для моих донесений по радио и другим каналам различную информацию, я сопоставлял ее с другими данными и проверял степень ее ценности и достоверности. Именно поэтому мои радиограммы и другие донесения не обязательно дословно повторяли текст сообщений моих коллег. Конечно, это не означает, что я действовал произвольным образом. Я очень добросовестно использовал всю получаемую информацию после ее серьезного изучения.

Я очень редко беседовал со своими сотрудниками об информации и материалах, добываемых мной или другими членами группы. Я делал это только в тех случаях, когда необходимо было выработать четкий курс в отношении способов работы или избежать сбора ложной информации. Были, впрочем, случаи, когда я считал полезным сообщить моим коллегам собранные мной или другими членами группы сведения в связи с общей политической ситуацией.

• Предыдущая
• 16/36
• Следующая