Тюремные записки Рихарда Зорге - Зорге Рихард - Страница 22

• Предыдущая
• 22/36
• Следующая

6. Общая мобилизация лета 1941 года. Задачи по этой проблеме частично затронуты в предыдущем разделе. Но так как в течение нескольких месяцев для моей разведгруппы это была проблема чрезвычайной важности, ее можно рассматривать как самостоятельную задачу. Получение достоверных сведений о масштабах и направленности (север или юг) мобилизации делало ясным, стремится или нет Япония к войне с СССР. Крупные масштабы мобилизации и отправка некоторых резервных частей на север сначала дали нам повод для беспокойства, но постепенно стало понятным, что эти действия не имеют главной целью СССР. Поэтому на вопрос, поставленный в пятом пункте, мы наконец-то смогли дать четкий ответ. Короче, можно было сделать вывод, что этим летом или осенью Япония не планирует нападения на СССР, или, выражаясь иначе, нападения не будет, по крайней мере, до весны будущего года.

После такого заключения перед нами непосредственно встала проблема крупного кризиса в японо-американских отношениях. В декабре этот кризис в конце концов вылился в войну, но мы смогли изучить только начальный его этап и были, к несчастью, лишены возможности завершить свою миссию.

В течение многих лет пребывания в Японии я, в добавление к задачам, перечисленным в первой части, получил множество директив из Москвы. Они передавались главным образом по радио, но иногда я получал их и с курьерской почтой. Директивы носили как общий, так и очень специальный характер. Общие директивы содержали инструкции по активизации разведывательной деятельности, требовали подбора более надежных источников информации и время от времени рекомендовали предпринимать различные меры предосторожности. Специальные директивы предписывали уточнить те или иные конкретные вопросы, например: существует ли на самом деле та или иная дивизия, где она дислоцируется, какие новые типы самолетов приняты на вооружение в японской армии, какие новые типы танков производятся. Иногда также присылались директивы по политическим вопросам. Например, однажды был получен запрос о возможности достижения взаимопонимания между Японией и США в вопросах, касающихся СССР. Однако я не получал новых заданий, выходящих за рамки обязанностей, определенных Москвой или выбранных мной самостоятельно. По крайней мере, я не помню сообщений, содержавших такие задания. Москва полностью доверяла политическому чутью и политической сознательности моей разведгруппы. Полное описание задач, возложенных на мою группу, содержится в первом и втором разделах.

Я хотел бы рассказать немного о том, как выполнялись задачи, о которых шла речь выше.

В период с осени 1933-го по весну 1935 года говорить о реальном выполнении задач почти не приходилось. Это время мы провели в подготовительных работах в условиях очень трудной обстановки в Японии. Надо было организовать разведывательную группу и создать основу для разведывательной деятельности. Будучи иностранцами, мы должны были прежде всего хорошо узнать проблемы, ставшие объектом нашей миссии. Добиться точного понимания различных проблем, которыми мы обязаны были заниматься, сразу было почти невозможно. Даже для Мияги, который долго жил за границей, потребовалось определенное время для того, чтобы войти в курс японских проблем. Нам же, иностранцам, для этого был необходим гораздо больший срок. Начало действительной разведывательной деятельности пришлось на то время, когда я вернулся из своей короткой поездки в Москву летом – осенью 1935 года, а примерно с осени 1936 года группа стала сильной организацией и смогла выполнять свои функции. Предыдущий период следует рассматривать как время изучения ситуации в Японии и подготовки к реальной работе. Критиковать начальный период моего пребывания в Японии значит то же самое, чти и критиковать результаты моей плодотворной деятельности. Это означает, что до 1936 года не могли бы быть достигнуты результаты такой же ценности.

Перед тем как подробно изложить этот вопрос, я хочу пояснить некоторые общие моменты. Я не знаю полностью всех источников информации, которые могли использовать члены группы. Я знаю только те из них, которые были особенно важными, и те, которые пригодились в работе. Я знаю только общий характер источников и не располагаю данными о конкретных людях и их именах. То, что я недостаточно знал об информационных источниках своей группы, объясняется не отсутствием интереса к деятельности и усилиям своих сотрудников и не тем, что я ленился. Характер нашей работы был таков, что большая часть с трудом созданных источников информации быстро «пересыхала», и я не считал источник действительно ценным и пригодным, если он не был проверен в течение длительного времени. Поэтому, если канал информации моих сотрудников не проходил подобной проверки, я считал эти сведения не очень ценными. Моим принципом было не придавать важного значения именам людей, от которых исходила информация. Я делал это умышленно, для того, чтобы на вопрос об этих людях я не мог бы ничего ответить и тем самым доставить им неприятности. Это одно из традиционных правил нелегальной деятельности.

Самым важным источником информации Одзаки была группа лиц, вращавшихся около принца Коноэ, своего рода «мозговой центр», в который входили Кадзами[47], Сайондзи[48], Инукаи[49], Гото[50] и сам Одзаки. Возможно, там были и другие люди, но я помню только те имена, которые иногда слышал. Когда Одзаки или я сам упоминали этих людей, мы обычно называли их «группа Коноэ». В сообщениях в Москву я называл их «круги, близкие к Коноэ». Я полагаю, что большая часть информации Одзаки по вопросам внутренней и внешней политики, если только ее источником не являлись личные обширные знания и глубокие выводы самого Одзаки, несомненно, поступала через эту группу. Информация, исходившая от группы Коноэ, касалась внутриполитического курса кабинета Коноэ, разнообразных сил, оказывающих влияние на формирование внутренней и внешней политики, а также различных планов, находящихся в стадии подготовки. Иногда Одзаки представлял экономическую информацию и, в очень редких случаях, общеполитическую и военную. Он продолжал получать сведения от этой группы и в то время, когда Коноэ уже не был премьер-министром, но не так часто, и их содержание не всегда было достоверным. Я не могу сказать, кто из членов этой группы давал больше всего информации. Определить это было очень сложно. Возможно, это был Кадзами, с которым Одзаки был в наиболее близких отношениях, а может быть, это был Инукаи. Я хочу подчеркнуть, что это только мои смутные предположения, так как с Одзаки не было специального разговора на эту тему. Так или иначе, с этими двумя людьми Одзаки был наиболее близок. Однако иногда казалось, что их близости наступал конец. Одзаки был очень независимый человек, и не всегда он был в гармонии с ними. По этой причине то различия во взглядах на что-либо, то испорченное настроение оказывали влияние на их отношения.

Одзаки иногда встречался непосредственно с принцем Коноэ, но наедине или нет, не знаю. Информация, получаемая им в результате этих встреч, не представляла собой конкретные политические доклады, а отражала лишь мнения и соображения по общеполитическим вопросам, а иногда даже настроение принца Коноэ. Такая информация, хотя и не отличалась конкретностью, была чрезвычайно важной, так как давала более глубокое понимание политики японского правительства, чем целые горы подробных фактов. У меня в памяти осталось, в частности, очень важное сообщение Одзаки о его встрече с принцем Коноэ в 1941 году. Она ясно показала, как стремился принц Коноэ разрешить японо-китайскую проблему и избежать столкновений на дипломатическом фронте. Эта встреча лучше вереницы политических документов отобразила политику третьего кабинета Коноэ по отношению к СССР, Великобритании и США. Однако такие личные встречи между Одзаки и принцем Коноэ происходили очень редко.

• Предыдущая
• 22/36
• Следующая