Покровские ворота - Зорин Леонид Генрихович - Страница 12

• Предыдущая
• 12/14
• Следующая

А л е в т и н а (тихо). Я ничего не понимаю.

К о с т я. Не все же сразу. Я объясню.

Уходят.

Х о б о т о в. Всю жизнь я жил твоим умом. Всю жизнь я делал, что ты велела. Теперь я хочу простого права: решать свою судьбу самому.

М а р г а р и т а. Банально, Хоботов.

Х о б о т о в. На здоровье. Независимые умы никогда не боялись банальностей.

М а р г а р и т а. Ты тут при чем?

Х о б о т о в. Грубо, но правда. Я ни при чем. А чья вина? Я мог быть ученым, мог книги писать, а стал каким-то столоначальником, блохоискателем, сундуком. (Бьет кулаками по сундуку.) Весь век копаюсь в чужих предисловиях. Если б не ты…

М а р г а р и т а. Если б не я, ты получал бы одни щелчки.

Х о б о т о в. Пусть!

М а р г а р и т а. И каждый проворный кляузник вешал бы на тебя собак.

Х о б о т о в. Пусть! Но я бы жил! Я бы жил!

С а в в а. Лева, уймись!

Х о б о т о в. Савва, подумай, — всю свою жизнь себя ограничивать, бояться прохвостов и дураков, работать вполсилы, жить впол-ноги, не знать ни ожиданий, ни взлетов. Для этого надо было родиться?

М а р г а р и т а. Неблагодарный эпилептик!

Х о б о т о в. Так вот, я женюсь!

М а р г а р и т а. Нет, ты не женишься. Умалишенных не регистрируют.

Х о б о т о в. Увидишь. (Садится.) Мне что-то нехорошо. Колет. Перед глазами круги…

М а р г а р и т а. Колет. Ну, хватит. Ждать нельзя. Савва, дай записную книжку.

Савва идет.

На тумбочке.

Х о б о т о в. Что ты намерена делать?

М а р г а р и т а. Буду звонить Вере Семеновне.

Возвращается Савва с блокнотом.

Х о б о т о в. Я протестую.

Входит Алиса.

А л и с а. Друг мой, почему вы кричите?

Х о б о т о в. Алиса Витальевна, дорогая, меня хотят зарезать.

А л и с а. Пардон?

Х о б о т о в. Зарезать.

А л и с а. Душа моя, что за шутки?

М а р г а р и т а (по телефону). Веру Семеновну.

Х о б о т о в. Остановитесь!

М а р г а р и т а. Верочка, какая удача, что ты у себя. Да, Маргарита. Спустись, родная, в приемный покой. Я сейчас привезу тебе Хоботова. Его аппендикс что-то шалит. (Специально отводит трубку от уха.)

Доносится громкий прокуренный голос.

Голос В е р ы С е м е н о в н ы. Резать ко всем чертям!

Х о б о т о в. Чудовищно!

А л и с а. Ах, бедняжечка…

С а в в а. Ну? Слыхал?

М а р г а р и т а (победоносно глядя на Хоботова, в трубку). Твое направление мне известно, я целиком на твоей стороне. (Кивая.) Ты совершенно права, дорогая, — с этим отростком надо кончать. (Кивая.) Не дожидаясь перитонитов. (Кивая.) Единственно прогрессивный взгляд. Что делать, что делать, мы все несознательны. За что и расплачиваемся. Да, едем. Спасибо, дружок! (Вешает трубку.) Лев, собирайся.

Х о б о т о в. У меня уже все прошло.

М а р г а р и т а. Возьми туалетные принадлежности. И пару белья. Помоги ему, Савва!

Савва бросается в комнату Хоботова. Она стучит к Велюрову. Тот отворяет дверь.

Аркадий, срочно найдите такси. Хоботову нужно в больницу.

В е л ю р о в. А что случилось?

М а р г а р и т а. Аркадий, быстро. Дело идет о жизни и смерти. Или вы снова не в состоянии?

В е л ю р о в. Сколько можно припоминать? Я же принес свои извинения. (Убегает, на ходу надевая пальто.)

Х о б о т о в. Что происходит, ты можешь сказать?

А л и с а. Друг мой, надо быть рассудительным.

Х о б о т о в. Нет у меня никакого приступа.

М а р г а р и т а. Будет.

Х о б о т о в. Нормальная температура.

М а р г а р и т а. Тем лучше. В холодном состоянии операция пройдет безболезненно. Хотя, согласись, твое состояние от холодного далеко.

Х о б о т о в. Какой-то бред!

М а р г а р и т а. Со всех точек зрения тебя полезно госпитализировать. Отлежишься, придешь в себя…

Выходит Савва с хоботовским портфелем.

С а в в а. Все в аккурате.

Х о б о т о в. Я не пойду!

М а р г а р и т а (возмущенно). Доктор наук ждет в приемном покое. Не заставляй меня краснеть.

Вбегает Велюров.

В е л ю р о в. Почти немыслимая удача. У подъезда остановил.

Х о б о т о в. Нет! Ни за что!

М а р г а р и т а. Тебя не спрашивают. Савва, Аркадий, ведите его!

Велюров и Савва надевают на Хоботова пальто, нахлобучивают шляпу и под руки ведут к машине. Маргарита, торопливо одеваясь, идет за ними, Алиса шлет воздушные поцелуи. Меланхолично бьют часы.

Занавес

Голос Костика.

Дело к маю идет. Оживают бульвары.

Днем — совсем теплынь. И только тогда,

Когда загораются фонари и озаряются витрины,

Когда вспыхивают названия фильмов

И призывы Аэрофлота,

Когда город тысячами огней

От Лефортова до Останкина

Зовет, советует, приглашает, -

Только тогда становится ветреней

И прохладней. А днем печет

Изголодавшееся солнце.

Днем уже ходят в костюмах и платьях.

Старожилы опять ничего не помнят.

На этот раз они не помнят

Такой дружной весны, такой летней весны.

Дело к маю идет.

Красят скамьи,

Красят скворечники автоматов.

Красят двери. «Осторожно, окрашено!»

Осторожно!

Но нет — не до осторожности.

Дело к маю идет.

Больничный дворик. Светит солнышко. Кустарники и деревца. На одной из скамеек сидит Хоботов. Он во фланелевой пижаме, которая ему широка. В глубине под навесом за длинным столом выздоравливающие больные с громкими выкриками «забивают козла». Входит Людочка с кульком.

Х о б о т о в. Людочка! Я вас ждал! Я верил!

Л ю д о ч к а. Ешьте, пожалуйста, я прошу.

Х о б о т о в. Спасибо, я сыт.

Л ю д о ч к а. Вы отощали. Пижама прямо на вас висит.

Х о б о т о в. Просто она не по размеру.

Они целуются.

Когда меня привезли с операции, меня уронили.

Л ю д о ч к а (всплеснув руками). Я так и знала!

Х о б о т о в. Людочка, сколько я пережил! Людочка, я лежал на столе. Обнаженный и беззащитный. Со мной могли сделать все что угодно.

Л ю д о ч к а. Зачем вы? Чего не надо, не сделают.

Х о б о т о в. Откуда у вас такая уверенность?

Л ю д о ч к а. Просто я медицинский работник.

Х о б о т о в. А потом я лежал неделю, а вы не шли…

Л ю д о ч к а. Ну, я ж не знала…

Х о б о т о в. Конечно, конечно… Я сам виноват.

Л ю д о ч к а. Если бы Костик меня не нашел…

Х о б о т о в. То вы не пришли бы.

Л ю д о ч к а. Ну я ж не знала.

Х о б о т о в (умиленно). Боже, сколько в вас чистоты!

Целуются.

Л ю д о ч к а. Но почему же вы не едите?

Х о б о т о в. Не знаю. Не хочется. Не идет. (Чуть нараспев.) «О господи, по жизненной дороге с усилием передвигаю ноги…»

Л ю д о ч к а. Вы говорили об этом врачу?

Х о б о т о в. Эти стихи принадлежат одной французской поэтессе. Знаете, в это самое время она носила под сердцем дитя и, видимо, тяжко переносила этот период. «Что ждет его, младенца моего? О горький мрак, не вижу ничего. Ничто не мило. Взор мутится мой. Не ем, не пью. Тревожусь в час ночной».

Л ю д о ч к а. Это бывает и очень часто. Проявления самые неожиданные. К нам в девятнадцатый кабинет ходила дама в таком положении. Можете себе представить, при виде мужа ее тошнило.

Х о б о т о в. Моя любимая!

Целуются.

Входят Костик и Алевтина.

К о с т и к. Поправляетесь?

Х о б о т о в. Костик, я вам так благодарен. Вы мне вернули этот мир.

К о с т и к. Да ради бога. Чуть что — обращайтесь. Людочка, — это Алевтина.

Л ю д о ч к а. Здравствуйте, Костик про вас говорил.

• Предыдущая
• 12/14
• Следующая