Ночи Калигулы. Восхождение к власти - Звонок-Сантандер Ирина - Страница 43

• Предыдущая
• 43/79
• Следующая

Друзилла сидела на янтарно-жёлтой постели, рассматривая лошадь, искусно отлитую из бронзы на изголовье ложа. Кассий застыл у входа, любуясь жёлто-красной узкой туникой, оставлявшей на виду лодыжки в жёлтых башмачках. Тонкий носик и бледные, розовые губы выглядели трогательно хрупкими среди складок огненного покрывала.

Кассий присел на мраморный пол около невесты и дрожащими пальцами распутал ленты башмачков.

— Не надо рабынь, я сам помогу тебе раздеться, — шептал он, припадая губами к узким розовым ступням.

Друзилла молчала. Она покорно поднимала руки, когда Кассий стягивал с неё тунику. «Как он красив! — благодарно думала она. — Его неспешные, медлительные ласки не схожи с порывистыми, грубыми объятиями Гая! О боги, лишь бы он не догадался!..»

Друзилла, повинуясь напряжённому телу Кассия, откинулась на ложе. Масляный светильник, пахнущий нардом и вербеной, бросал отблеск на высокое изголовье брачной постели. Бронзовая лошадь скалила в улыбке крупные зубы прямо над головой Друзиллы. И белые зубы Кассия Лонгина тоже были видны в гримасе наслаждения, когда он торжествовал над хрупким телом Юлии Друзиллы.

Луций Кассий Лонгин молчал, пристально рассматривая побелённый неаполитанской известью потолок. Друзилла недоуменно терзалась, лёжа рядом: «Почему он молчит? Так ведут себя все мужчины после любовных утех? Или он догадался?»

Измучавшись неопределённостью, она незаметно уснула. Проснувшись, Друзилла поначалу спросонья удивилась незнакомой опочивальне. «Я же вышла замуж вчера!» — вспомнила девушка, и улыбнулась своей забывчивости.

Она перевела взгляд на мужа. Кассий спал на спине, заложив руки за голову. В этой позе видела его Друзилла перед тем, как заснуть. За всю ночь он ни разу не шевельнулся. У девушки защемило в груди от неясного предчувствия. Она сползла с высокой постели и поспешно накинула тунику — вчерашнюю, свадебную, пропахшую потом и вином.

Юлия Друзилла потихоньку вышла из опочивальни. Незнакомый чужой дом, в котором она стала хозяйкой, пугал её. Скалились посмертные маски предков Кассия, разложенные поверх сундуков в широком атриуме. Девушке казалось, что покойники смотрят на неё со злобным осуждением. Лица неслышно скользивших мимо рабов и рабынь были ей незнакомы. Влагой и холодом Аида веяло от стен старого дома Кассиев.

Друзилла присела на каменную скамью в атриуме. Рядом топорщилась прялка, подаренная Антонией. Друзилла презрительно поморщилась: теперь она сама себе хозяйка и никто не заставит её натруждать нежные руки домашней работой. Для этого существуют рабыни!

В крыше атриума было проделано квадратное отверстие, через которое дождевая вода стекала в фонтан такой же формы и размера, как и отверстие над ним. По водной глади плавали розы, ещё свежие, но уже неживые.

— Отведай завтрак, домина, — немолодая темноволосая рабыня остановилась за спиною Друзиллы с подносом в руках.

Девушка обернулась и скользнула взглядом по подносу: пшеничный хлеб, сыр, маслины, копчёная велабрская колбаска и кубок с розовым вином, разбавленным водою. Обыкновенный сытный завтрак. Такой же подавали Друзилле на вилле бабки. Напрасно она думала, что в Риме будет ежедневно вкушать нечто изысканное — павлинов, фазанов, или, на худой конец, дроздов и куропаток.

— Поставь на стол, — высокомерно велела она. Друзилла зараннее решила вести себя с непомерной гордостью с рабами Кассия, чтобы заставить бояться и уважать себя. Узнавалась школа императора Тиберия.

С рассеянной небрежностью Друзилла отломила кусок хлеба и уже готовилась отправить в рот. Но, вовремя вспомнив о традициях, подошла к домашним Ларам, стоящим в нише у очага. Справляя первый жертвенный обряд в новом жилище, она положила перед каждой глиняной статуэткой по кусочку хлеба и сыра и побрызгала их вином. «Чтобы мне жилось счастливо здесь!» — молилась про себя она.

Склонённой и молящейся возле Ларов нашёл Друзиллу Кассий Лонгин. И ему, нахмуренному и злому, показалась такой трогательной тонкая шея юной жены и рыжие волосы, небрежно завёрнутые в узел на затылке. «Разве можно поверить, что Друзилла, выглядящая такой хрупкой и невинной, познала до замужества другого мужчину?» — горько думал он.

— Друзилла! — едва слышно позвал он, остановившись за её спиной. Девушка вздрогнула и испуганно обернулась, забыв подняться и глядя на Кассия снизу вверх. У него заныло сердце: до того хороша была его возлюбленная лгунья. Прогнать Друзиллу с позором? Вернуть в дом родственников? Избить её, и тем самым отвести душу? Ничего этого Луций Кассий Лонгин сделать не мог!

Взглядом велев рабам удалиться, Кассий присел на пол, рядом с Друзиллой. Обнял её, чувствуя под ладонями молодую упругость груди. Неужели кто-то уже касался этого тела, которое Кассий считал своим? В глазах патриция это выглядело таким же святотатством, как для весталок — мужчина, профанирующий святыни Весты!

— Скажи, Друзилла, — хрипло проговорил он. — Кто тот человек, с которым ты была близка?

Девушка вжала голову в плечи. Зеленые зрачки заметались, выдавая испуг.

— Говори! — упорно настаивал Кассий. Его ладони были по-прежнему нежны, но в голосе слышалась злобная сила.

Друзилла жалко заплакала, закрыв руками лицо, искривлённое страхом.

— Не спрашивай меня, — сквозь слезы умоляла она. — Если я виновата перед тобой — дай мне развод. Но заклинаю всеми богами: не допытывайся о былом, которое я хочу забыть!

Кассий Лонгин молчал, кусая тонкие губы. Какую тайну прячет Друзилла? Её горе и раскаяние выглядели такими искренними… А главное — Кассий всеми силами желал поверить в искренность жены.

«Может, она перенесла насилие? — думал Кассий, тоскливо рассматривая дрожащие от рыданий плечи Друзиллы. — Тиберий жесток к родственникам тех, кого он ненавидит. Маленькую дочь Элия Сеяна палач обесчестил перед тем, как придушить… Боги, в какое время мы живём?!»

— Я забуду горькое разочарование этой ночи, — делая над собой усилие, решил Кассий. — Но ты никогда не забывай о том, что я переступил через гордость римлянина, прощая тебя! — он замолчав, опустив глаза. Душу томила горечь, ибо Кассий сознавал унизительность положения обманутого, но закрывающего глаза жениха.

Друзилла утешилась почти мгновенно. Улыбаясь сквозь слезы, она пообещала:

— Я буду тебе верной и преданной женой! Пенелопа не сравнится со мною.

Слова звучали искренне. Но произнося их, девушка сознавала, что готова пообещать что угодно, лишь бы избежать неприятностей. «Может, увлечь его в постель?» — мельком подумала она. И тут же решила: «Нет. Иначе он решит, что я — распутна!»

Кассий разрешил сомнения Друзиллы.

— Идём в опочивальню… — уткнувшись лицом в грудь юной жены, шептал он голосом низким и хриплым от желания. 

Дом префекта претория находился на склоне Виминальского холма. У дубовых ворот, в тени платанов, стояли на страже преторианцы. Висели на каменной стене кожаные плети — для устрашения. По узкой, уложенной булыжниками улице, мерно покачиваясь, продвигались носилки — какой-то праздный патриций ехал в термы. А у подножья холма шумело, переливалось яркими крикливыми красками устье Субуры.

Макрон сидел в кресле без спинки. Рядом с ним, на поверхности гранитного стола с одной ножкой, в беспорядке лежали свитки, восковые таблички, желтоватые папирусы. Узкое помещение со слюдяным окном называлось таблинум, потому что в нем хранились таблицы с важными документами. В таблинуме Макрона, бывшего солдата, вознёсшегося к вершинам власти, решались судьбы великой империи.

Макрон сознавал своё могущество и упивался им. Сквозь тяжёлую парчу занавеса доносился гул голосов. То римляне пришли униженно просить о чем-то нового префекта претория. О выгодной должности, о затянувшейся судебной тяжбе… И все, как один, обещали не остаться в долгу. Макрон даже завёл особого раба — принимающего подарки и подношения. Обильной и богатой стала жизнь бывшего солдата. Роскошен новый дом его. Красива и стройна темноволосая жена.

• Предыдущая
• 43/79
• Следующая