Андреевское братство - Звягинцев Василий Дмитриевич - Страница 168
- Предыдущая
- 168/189
- Следующая
– Главные очаги мятежников подавлены почти повсеместно, но мало ли... Половина наверняка по домам и чердакам разбежалась. Кто затаился до лучших времен, а кто с отчаяния в вервольфов играться вздумает... Вон, слышишь?
Действительно, время от времени в разных концах города еще слегка бабахало, но судя по звукам, – совсем на окраинах. Беспорядочные хлопки винтовочных выстрелов, заполошные, перебивающие друг друга автоматные залпы, а то вдруг даже звонкие, с оттяжкой, удары пушек, полевых или танковых.
Шульгин резко дал газ, покрышки взвизгнули по мокрой брусчатке. На Дмитровке мы повернули влево, на углу Кузнецкого снова влево и не спеша покатились вниз к Петровке.
– ... Операцию «Никомед» мы готовили больше двух лет. Поименована она в честь одного древнего грека, принадлежащего к философской школе киников и отличавшегося даже среди своих единомышленников редким цинизмом. Как-то он довел своими хамскими выходками одного из достойных афинских до нервного срыва, тот естественным образом дал ему в морду. После чего означенный Никомед повесил себе на щеку табличку. Над синяком: «В это место меня ударил недостойный Кратет». И все афиняне жалели Никомеда и осуждали грубого Кратета. Ну вот и мы тоже...
– Что, осуждали?
Шульгин, откинувшись на спинку сиденья и едва придерживая руль руками, рассмеялся.
– Отнюдь. Использовали его методику. Целых два года всеми силами способствовали тому, чтобы враги нынешнего режима создавали подпольные организации, вооружались и, наконец, выступили, вывели честных коммунистов, недовольных предательской позицией Троцкого, на улицы...
– И что? – спросил я, уже догадываясь о возможном ответе.
– А вот что... – Шульгин затянутой в узкую черную перчатку рукой показал за окно машины. Улицы, по которым мы неторопливо проезжали, несли на себе следы скоротечных, но жестоких боев.
После вчерашнего вечера и ночи у меня в памяти остались довольно сюрреалистические сцены вспыхивающих перестрелок, бессмысленных ударов «растопыренными руками» во все стороны, будто драка пьяных мужиков после престольного праздника.
Сейчас же кое-какая реальная картина начинала у меня складываться. Со стороны правительственных войск четкий, скоординированный замысел наверняка был. Причем основывался он, что теперь очевидно, на хорошем знании обстановки и замыслов противника.
На каждом направлении главного удара противника непременно оказывались готовые к отпору силы, превосходящие неприятеля по вооружению и опережающие в тактическом развертывании. Центр Москвы представлял крайне удобный театр военных действий как для атакующих, так и для обороняющихся, вопрос был лишь в одном – в качестве разведки и наличии единого, обеспеченного решительным управлением и надежной связью плана. На этом мятежники и прокололись. Шульгин (то есть его организация) знал о них все, заставлял выявить и главные силы, и резервы, а потом бил насмерть.
На колеса автомобиля неторопливо наматывались кривые и узкие улицы осторожно приходящей в себя после очередного шока Москвы. Вот сгоревший каркас трамвая, оставшегося на рельсах, но обсыпавшего все кругом осколками своих окон. На булыжнике – клубки медных проводов. Хорошо, хоть не видно внутри трамвая трупов: люди, значит, успели разбежаться.
Вот перекресток, где совсем недавно случился скоротечный встречный бой, и победили в нем явно «наши», потому что тротуары и мостовая покрыты россыпью свежих золотистых автоматных гильз, а у стен домов грудами серого тряпья валяются убитые. Кое-кто до сих пор сжимает в окостеневших пальцах оказавшиеся никчемными в уличных схватках длинные винтовки с примкнутыми штыками.
Двенадцати– тринадцатилетние мальчишки возникают на мгновения из подворотен, то торопливо обшаривают убитых, то тащат что-то из магазинных витрин.
Насколько это похоже на аналогичные картины охваченных гражданскими войнами городов Азии и Африки, где мне доводилось бывать. Ничто не меняется под солнцем.
Дом на Лубянской площади встретил нас выбитыми окнами трех нижних этажей, запахом дыма и копоти, опять же грудами и рядами трупов, которые лежали здесь особенно густо. Однако ночью все равно было страшнее. Впрочем, убитых уже начали убирать.
Десяток грузовых пароконных платформ двигались по кругу, и люди, похожие на каторжников, забрасывали на них тела, как дрова на лесном складе. (Вот у меня уже и местная терминология непроизвольно начала проскакивать. Что я в своей прошлой жизни мог знать о лесных складах и дровяных биржах?) От ступенек здания наркомата иностранных дел и до самого фонтана площадь уже очистилась.
– Хорошо, погода прохладная, – сказал Шульгин, – а то б скоро санитарные проблемы возникать начали.
Даже на самый первый взгляд защитники Лубянки уложили наповал не меньше двух сотен мятежников.
– Возьми левее, – показал я рукой в проезд, где стоял ровно полсуток назад вместе со Станиславом и Людмилой.
Там тоже от стены до стены лежали трупы тех, что на короткий миг были вроде бы моими соратниками. Странно, но я подумал именно так. Остановиться сейчас, выйти из машины, посмотреть, не узнаю ли кого-то, кто ночью был жив и вместе со мной готовился к штурму ГПУ.
Хорошо, что мы с Сиднеем вовремя отсюда уехали. Судя по мелким, окантованным по краю копотью воронкам в булыжном покрытии, после того как атакующая пехота залегла, ее накрыли сосредоточенным огнем из ротных минометов. А это на голом пространстве верная смерть, от которой и не убежишь, и не спрячешься.
– Нельзя было обойтись без этого? Вы ведь все знали. Могли пресечь события в корне. Без жертв. Ну, почти...
Шульгин плавно нажал на тормоз и сцепление, выключил скорость. Остановил машину, специально или случайно, как раз посередине круга из веером разбросанных тел. Здесь 82-миллиметровая мина упала особенно удачно. Внутри коридора каменных стен осколки, даже не нашедшие с первого раза свою жертву, рикошетами летали по кругу на метровой высоте и рубили людей в капусту.
– «Никомед», парень, «Никомед», прошу не забывать. Как здорово жить на свете, убежденным, что... Ну как там у Достоевского про слезинку ребенка? Черт, не могу вспомнить! А просто дай ты этим ребятам, невинно убиенным, на твой взгляд, реализовать свое право на свободное волеизъявление, и – сколько бы грузовиков трупов прибавилось в Москве и в мире? Очень многие сегодня висели бы на фонарях...
- Предыдущая
- 168/189
- Следующая
