Выбери любимый жанр

Под властью фаворита - Жданов Лев Григорьевич - Страница 54


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

54

Остерман кивнул на Головкина.

– Князь Михаил? Что же! Бедный Шаховской и то не мало пострадал по службе за эту дружбу. Его понизили чинами. И теперь посылают глядеть на муки людей, которых он так уважал…

– Вот это верно сказано: «уважал»!.. В России все хорошее и честное – в прошедшем времени… «Уважал»!.. А теперь просто: «жал», до полусмерти! Дикари… азиаты! Я же их всех воспитал, создал, они жили мною, и, как Сатурн, породил таких кровожадных детей, которые уничтожили меня самого. Проклятие судьбе!.. О-ох! Опять нога… Помогите же, графиня!..

Быстро нагнулась кроткая женщина и осторожно стала укутывать ногу.

Закусив губы, Остерман, сурово хмуря брови, словно мимоходом, взял руку жены и поднес к своим губам. Затем вытянулся на постели и затих.

Послышались шаги за входною дверью. Большой, тяжелый ключ дважды повернулся в замке, и дверь распахнулась.

Офицер и человек шесть конвойных, войдя в каземат, выстроились у двери, вдоль стены.

Показалась тучная фигура Шаховского.

Щуря глаза, ничего не видя в полутьме тюрьмы, куда попал со двора, залитого светом, он спросил офицера:

– Здесь, в этом каземате? Где же все они? Граф Райнгольд Левенвольде? Миних?.. Граф Остерман?

Услыхав свое имя, Левенвольде вскочил, кинулся к ногам Шаховского, невнятно лепеча:

– Государь мой… молю тебя… помилуй… Прошу!..

– Возьмите этого несчастного! – не узнавая прежнего приятеля, обратился Шаховской к офицеру конвоя. – Я прошу позвать сюда Левенвольде.

– Он самый и есть, ваше сиятельство. Вот этот! – отрапортовал офицер, козыряя обер-прокурору.

– Он! – разглядев наконец, проговорил Шаховской, стараясь овладеть собою и не выдать перед окружающими жалости, сдавившей ему грудь. – Да, да… Он… Встаньте, ваше сиятельство! Вам пора отправляться… Не далеко, не беспокойтесь. В Соликамск, Там довольно хорошо жить.

Поглядев в сторону офицера, который, следуя данной ему инструкции, следил за Шаховским больше, чем за арестантами, князь негромко, быстро проронил:

– Надейтесь! Бог не покинет никого из своих детей! Берите ваши вещи. Этот узелок?.. Это – все… Полушубок вам дадут. Вам будет тепло дорогою. Идите!..

– Господь… спаси… вас! – признательно кивая головой, проговорил Левенвольде, захватил свой узелок и вышел в сопровождении двух конвойных.

– Граф, и вам пора! – различив стройную еще фигуру Миниха на фоне светлого окна, направился к нему князь.

С суровым, надменным лицом, властно, как в былые дни, обернувшись, поглядел фельдмаршал на обер-прокурора.

– Ехать в Пелым… На смену Бирону, которого милостивейшая государыня простила и приказала вернуть?! Что же, я готов!

– Исторические танцы! – не удержался, чтобы не ужалить, Остерман. – Смена позиции. Это случается в самых лучших семействах. Ха-ха!..

– С своей стороны, граф, – как будто не слыхав замечания старика, продолжал Шаховской, обращаясь к Миниху и очень почтительно отдавая поклон его жене, – должен прибавить: мне приказано от имени ее величества, чтобы в пути и на месте ваши сиятельства не терпели ни в чем нужды. И все, что пожелаете вы взять с собою… подводы будут даны немедленно.

– Благодарю вас и мою государыню. Особенно – за жену. Я привык к тяжким и дальним походам. Но вот она… Да это ее дело! Я не звал… и не зову!

– Бог позвал меня, граф, когда мы венчались с вами! – ласково, но решительно отозвалась графиня Миних. – Прожили столько лет, вырастили детей. Как же мне теперь без вас – а вам без меня? Мы поедем вместе. Ведь это решено…

– Поедем, поедем, успокойся. Держи свой кофейник… и молчи! – ворчливо откликнулся Миних, чтобы не выдать слез, навернувшихся у него на глазах. – А что наш сын? Он тоже?..

– Успокойтесь… Легкая ссылка. Потом его вернут по-старому. Я так слышал.

– Ну, слава Богу! Слыхала, старуха?

Графиня тихо улыбнулась в ответ, отирая слезы.

– Ты все улыбаешься… всем довольна! Ну, и слава Богу. Да благословит Господь государыню нашу и царствование ее.

– Аминь!.. Только бы сынок наш… – начала и не докончила графиня, сморкаясь усерднее обыкновенного.

– Теперь, когда мне не осталось уж в этом мире ничего желать… ни ожидать, – опуская глаза, заговорил негромко Миних, – когда все кончено в моей жизни… – Он остановился, словно был уверен, что Шаховской шепнет ему слово надежды, откроет что-нибудь светлое, радостное.

Но Шаховской печально молчал, ожидая, что скажет старик.

И Миних совсем печально докончил:

– Беру смелость просить государыню, пускай со мною отправят и пастора, чтобы я мог сохранить от вечной гибели мою душу! В этой просьбе, надеюсь, отказано мне не будет!

– Я неуклонно передам о том государыне, граф!

– Благодарю вас, князь! Там все готово? Ну, идем, старуха! Вместе… в последнюю поездку на земле!..

Они вышли из каземата.

Проводив их глазами, Шаховской, словно не замечая, прошел мимо Головкина, который, проснувшись, глядел и, видимо, ждал, что князь поспешит к нему, и остановился перед Остерманом, отдавая почтительный поклон его жене и кланяясь более сдержанно самому бывшему канцлеру империи.

– Ваше сиятельство… Графиня!.. Я явился сообщить вам, граф, что время ехать.

– Миниху – в Пелым. Мне – в Березов, где еще стены полны стонами светлейшего Меншикова… Где… Ха-ха… Там тоже, как видно, есть умные шутники, у вас в новом правительстве. Занятно мне знать: куда потом попадут они сами, когда придет их черед? Ну, да там не мое дело. Подымайся, жена… и подымай меня! Не трогайте! – повелительным окриком и взглядом остановил он конвойных, которые хотели его поднять. – Здесь не плаха! Я сам себе хозяин. Прочь!

И, кряхтя кое-как, стал на ноги с помощью жены, гнувшейся от усилий поднять это исхудалое, но еще довольно грузное тело, плохо державшееся на хворых ногах.

– Ее величеству угодно было, чтобы я выслушал от вас ваше последнее желание. И по возможности оно будет исполнено, граф! – проговорил Шаховской, провожая к двери и слегка поддерживая старика.

– Да? Она так и сказала? – живо задал он вопрос. – Чего же я могу желать? Сожалею о тех «преступлениях», которые ввергли меня в такую пропасть, вызвали гнев государыни и… ее советников. Прошу извинения. Просьба? Просьба одна-единственная: пусть примет под свою защиту моих невинных детей. Теперь, когда Остерман пал, заклюют его бедных птенцов! Вручаю их покровительству императрицы. Я верю: она карает, но не питает злобы. Вот моя просьба. Идем, жена! А ты не приготовила мне кофейника, как фельдмаршалу его супруга? Ты никогда ни о чем не подумаешь!

И с ворчаньем, опираясь всей тяжестью на нее, он вышел из каземата.

Шаховской нерешительно подошел и остановился перед Головкиным, не в силах заговорить. Наконец начал негромко:

– Ваше сиятельство, не могу ли я перед отбытием вам чем служить? Верьте, что я…

Заметив, что офицер слушает особенно внимательно, он остановился.

– Знаю, знаю, старый друг! – негромко отозвался Головкин. – Вижу… понял теперь все! И вас наказывают вместе с нами! Вижу… Мне ничего не надо теперь. А там?.. Я напишу. Нездоровится мне, ну, да пройдет! Одна беда: столько лет прожить, не зная ни нужды, ни горя… Счастье так баловало вечно. Удача все росла… И вдруг такое испытание, когда годы мои ушли, когда нет сил, нет привычки к лишениям… Ну, да ничего. Я верю: Господь поможет! Да поможет он и вам, здесь, в этом шумном, опасном городе. А мне – там, в тайге, в Сибири. Дайте руку. Прощайте!..

Низко наклонившись, словно подымая что-то, Шаховской украдкой, быстро прижал к губам морщинистую, исхудалую руку своего благодетеля. Выпрямился и твердо произнес:

– Прошу следовать к подводам!

Головкин двинулся к выходу. Двое конвойных – за ним.

54
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело