Адская война - Жиффар Пьер - Страница 22

• Предыдущая
• 22/62
• Следующая

— Опять там дерутся! — крикнул Вами, В самом деле, из «Сириуса» доносились револьверные выстрелы. Негодяи бились за верный шанс спасения; облегченный еще на одного человека, «Сириус», без сомнения, ушел бы от нас.

Но было уже поздно. Наступил наконец час расплаты. Мы были на одной линии с «Сириусом», на высоте около сотни метров от него. Широкое, в метр, отверстие на верхней стороне шара ожидало наших страшных гранат.

— Внимание! — крикнул Мурата. — Я спущусь еще на пятьдесят метров. Через полминуты…

Я стал лихорадочно отсчитывать до тридцати.

— Бросаем! — крикнул мне Вами, поднимая гранату.

— А, Джим Кеог! Наконец-то я сведу с тобой счеты!

Моя граната — именно моя, потому что Вами промахнулся — влетела в углубление «Сириуса». Последовал страшный взрыв. «Черепаха» мгновенно разлетелась в мелкие дребезги. Осколки долетели до нас, на высоту пятидесяти метров. «Южный» быстро подался в сторону. Передо мной мелькнуло искаженное — не страхом, а бешенством — лицо Кеога. Он успел еще схватить и разрядить в нас скорострельное ружье. Секунду спустя пылающая гондола «Сириуса» была уже далеко внизу.

Победа! Триумф!

Но что такое с Марселем? Он лежал на дне гондолы, раскинув руки. И капитан Мурата не шевелился, уткнувшись лицом в дно.

— Мотор не действует! Резервуар пробит! — крикнул Вами. Да, Джим Кеог сумел послать парфянскую стрелу. Кажется, ни одна его пуля не пропала даром. Две поразили наших товарищей, третья пробила резервуар мотора, испортив его непоправимо. Наш аэрокар стал неуправляемым. Он превратился в такую же игрушку ветра, как сферические шары прежних времен.

Беспомощное положение. Предложение Вами. На Северном полюсе. Медведи. Смерть капитана Мурата. Кошмар. Солнце. Брошенное судно. Последние минуты «Южного». Встреча с американским крейсером. В плену. «Притворитесь сумасшедшим».

Надо было спускаться как можно скорее, иначе ветер, дувший с востока, занес бы нас в Атлантический океан. Притом нужно было подать помощь нашим товарищам. Они лежали без чувств, но, как мне казалось, были еще живы.

— Откройте клапан, Вами! — сказал я. — Живее!

Но и здесь нас ожидало разочарование. Одна из пуль Кеога перерезала веревку клапана и он оказался недоступным для нас. Между тем ветер крепчал, превращаясь в настоящий ураган.

Мы решились сделать разрыв оболочки. Веревка разрывного приспособления, к счастью, осталась нетронутой. Но тщетно мы дергали ее изо всех сил — она не действовала, Приспособление испортилось и все наши усилия оставались бесплодными.

Положение было отчаянное. Мы не могли спуститься, а ветер неумолимо мчал нас в море. Мне пришло было в голову выстрелить в оболочку, чтобы пробить ее пулями — но к чему? Автоматические закупориватели, оказавшие нам такую услугу под Мезьером оказали бы ее и здесь.

Можно было распороть ее ножом, но ни я, ни Вами не могли добраться до оболочки.

Приходилось убедиться, что мы совершенно беспомощны. Гибель казалась неотвратимой.

Вами, до сих пор метавшийся в лихорадочном возбуждении, вдруг как-то странно и неожиданно для нас успокоился.

— Сударь, — сказал он очень серьезно, — нам больше нечего делать. Может быть, вы желаете умереть?

— Э, нет, милейший, — ответил я. — А отчет в «2000 год?»… Придет смерть, постараемся встретить ее, как подобает мужчинам, но торопиться к ней на встречу?.. Нет, наши европейские идеи о самоубийстве не сходятся с вашими. Что сказал бы патрон, если б узнал, что я покончил с собой, когда еще не была потеряна надежда спуститься и написать статью о расправе с Джимом Кеогом? А разве с нами не могут случиться новые приключения, сообщение о которых составит гвоздь номера? Хорош журналист, который добровольно отказывается от такого материала. Вы тоже обязаны сообщить своему правительству о геройских подвигах ваших товарищей. Нет, Вами, не будем искать смерти, постараемся жить и делать свое дело!

Не знаю, убедился ли Вами моими аргументами, но он пробормотал:

— Вы начальник, я обязан вам повиноваться. Мы еще раз осмотрели тела наших товарищей. Капитан Мурата был тяжело ранен. Пуля пробила ему верхнюю челюсть между правым глазом и ртом; рана была смертельная.

Но Марсель, к моему изумлению и радости, был, по-видимому, невредим. Я не мог найти на его теле никаких признаков раны. Я пытался привести его в чувство, вложил ему в рот таблетку концентрированного коньяка, растирал грудь… Наконец, мои старания увенчались успехом. Он вздохнул и открыл глаза.

— Как вы себя чувствуете? — спросил я.

— Ничего… В голове шумит, мысли путаются… Я не ранен?

— Кажется, нет. Я не мог найти раны. Чувствуете вы боль в каком-нибудь месте?

— Ни малейшей… нигде… Теперь припоминаю, я был поражен точно электрическим разрядом. Что-то блеснуло, как молния… страшное сотрясение… и я потерял сознание.

Я вспомнил о странных, напоминавших молнию, лучах вылетавших порою из «Сириуса». Положительно, бандит изобрел какой-то новый способ приложения электрической энергии. А, впрочем, черт с ним и с его изобретениями! Благо счеты сведены.

— Где мы? — спросил Марсель. — Я не слышу мотора…

— Увы, друг мой, и не услышите. Мы теперь без мотора, без рулей, без пропеллера, и несемся первобытнейшим способом по ветру куда-то на край света. Проклятый бандит послал нам напоследок гостинец… Мотор испорчен непоправимо… И вдобавок капитан Мурата смертельно ранен.

Потянулись тоскливые часы. Ветер переменился и мчал нас к северу с быстротою сотни километров в час. Было холодно; мы завернулись в одеяла и сидели молча на дне гондолы. Под нами клубились облака, нельзя было ничего разобрать. Вами накрыл одеялами капитана и ухаживал за ним, как умел. Время от времени Мурата приходил в себя, но большей частью лежал в забытьи.

Я думал об этой идиотской — другого эпитета я не мог подобрать — войне. Пятнадцать дней — а сколько жертв! Все наполеоновские кампании вместе взятые вряд ли загубили столько душ, сколько погибло их за эти две недели. Зачем, собственно, понадобилась эта бойня?

Потом мысли мои обратились к нашей участи. Мы несемся на север: где же конец нашему странствию — в водах Атлантического океана или во льдах полярной области?

Изредка мы обменивались мыслями с Марселем, неизменно начиная каждый раз со слова: «Предположим… Предполагался благополучный спуск в норвежском фиорде, где рыбаки помогут нам выбраться из затруднения, или в море близ случайно подвернувшегося парохода, который пошлет шлюпку нам на помощь, и т. п. Но эти приятные перспективы плохо утешали. Ветер выл в снастях, холод забирался под одеяла, порою мокрый, ледяной туман охватывал нас своими липкими лапами. День клонился к вечеру.

Стемнело, наступила ночь. Утомление взяло верх над тревогой и мало помалу мы забылись сном.

Когда мы проснулись, было уже светло. Моя борода примерзла к одеялу. Мы были засыпаны снегом. Зрелище, представшее перед нашими взорами, окончательно разбудило нас.

Мы находились на высоте не более пятидесяти метров над землей. Безотрадная полярная пустыня простиралась под нами всюду, куда хватал взгляд. Унылые снежные поля, бесконечные ряды исковерканных льдин, мертвая тишина, никаких признаков живого существа. Где мы находились? В северной Норвегии, над Шпицбергеном? Над Землей Франца Иосифа? Марсель, плававший в северных морях, утверждал, что мы летим над морем, одетым льдами. Но мы не могли ориентироваться, так как инструменты были выброшены во время состязания на высоту с «Сириусом». Направление полета оставалось прежнее — прямо на север.

Мы заметили, что шар продолжает спускаться, и постарались его облегчить, выбрасывая части мотора и других приспособлений, ставших ненужными для нас. Спуститься здесь означало бы неотвратимую гибель.

Из вещей мы оставили только ящик с «бертлотками» — концентрированными съестными припасами — и несколько одеял. Все остальное было постепенно выброшено, даже бомбы, ружья, револьверы… «Южный» взвивался в высоту, но мало помалу упорно опускался к земле. Так прошло несколько часов. Ветер упал, мы летели не быстро. Первоначально немые и безжизненные, снежные поля оживились. Мы видели северных оленей, стаи бакланов, пингвинов,[5] гаг. Потом показались медведи.

• Предыдущая
• 22/62
• Следующая