Философия истории - Ирвин Александр - Страница 83

• Предыдущая
• 83/159
• Следующая

Для тоталитарной партии характерно, что она имеет простую и четкую программу радикального переустройства общества, замены существующего социального устройства совершенно новым. Поскольку поставленная цель является неприемлемой для существующего общества и его конституции, партия называется и Лениным, и Гитлером «революционной». И она действительно является революционной, поскольку цель ее – насильственное изменение существующего конституционного строя и установление своей диктатуры.

Программа революционного преобразования общества включает не только создание принципиально нового общества, но и обязательное формирование «нового человека», без которого это общество невозможно реализовать в полной мере. Программа тяготеет также к выдвижению задачи создания «новой среды» или «новой природы», достойной нового общества и его человека. Коммунистическая программа говорит об утверждении коммунизма во всем мире и о тех материальных богатствах, которые польются полным потоком благодаря исключительно высокой производительности коммунистического труда. Национал-социалистическая программа говорит об утверждении избранной нации на отвечающем ее потребностям жизненном пространстве и опять-таки о материальном изобилии.

Тоталитарная партия имеет собственную оригинальную идеологию, по-новому объясняющую ход исторического развития и представляющую цели, очерченные в программе, как закономерный или естественный результат всего предшествующего развития и даже, более того, как высшую точку такого развития, после которой история как таковая завершается. В идеологическом арсенале имеется, как правило, «основная книга», имеющая для данной партии то же значение, что Библия для христиан. Идеология требует, чтобы основные положения программы партии признавались незыблемой догмой, не подлежащей обсуждению. Идеология предлагает новое решение всех экзистенциальных проблем, касающихся смысла истории и человеческой жизни, человеческого счастья, справедливости и т. п. Она обосновывает также новый кодекс моральных предписаний, в котором высшим долгом объявляется служение не обществу в целом, а какой-то узкой его части, а также самой партии.

Тоталитарная партия объявляет себя авангардом определенного радикального социального движения и единственным инструментом, который способен реализовать диктатуру этого движения в период перехода к новому обществу. Поскольку партия стремится повести за собой массы, она, подготавливая их к своему руководству, не оставляет без внимания любые массовые объединения, начиная с профсоюзов и кончая спортивными секциями.

Врагами тоталитарной партии являются как старое общество в целом, так и все представленные в нем политические партии, и в особенности партии, близкие ей по духу и по электорату, с которыми она считает нужным постоянно размежевываться. Поскольку партия с момента своего возникновения нацелена на монопольную власть и на диктатуру, ее союзы с другими партиями носят сугубо временный характер. Самым большим своим врагом тоталитарная партия как подчеркнуто коллективистическое сообщество считает западное индивидуалистическое общество. Этот внешний враг может иметь своих агентов внутри самой партии, поэтому она должна постоянно проявлять бдительность и бороться с проникновением «буржуазных» (индивидуалистических) идей и агентов в свою среду. Вместе с тем тоталитарные партии разной и даже одной и той же ориентации могут вести ожесточенную борьбу друг с другом.

Тоталитарная партия отрицает «буржуазную демократию» и «буржуазный парламентаризм». Национал-социализм вообще отрицает полезность всякой демократии. Коммунизм высказывается за «социалистическую демократию», результатом которой должно быть избрание подавляющим большинством тех, кто рекомендован партией. В сущности, это только иная форма отрицания демократии.

Тоталитарная партия имеет ясную структуру и четкую иерархию. Она всегда нуждается в вожде и постоянно тяготеет к болезни под именем «культ вождя», хотя в коммунистической партии периодически возникает разговор о «коллективном руководстве» партией, сменяемости руководства и т. п.

Руководящее ядро (номенклатура) тоталитарной партии четко отграничивается от всех остальных членов партии, и, несмотря на постоянно идущие кадровые перестановки, остается достаточно стабильным.

Тоталитарная партия не допускает внутри себя фракций, по-разному трактующих ее программу и намечающих разные планы будущих действий.

Тоталитарная партия отрицательно относится к религии, и, придя к власти, не устраняет ее полностью только в силу случайных исторических причин.

Захватив власть и обеспечив свою монополию, тоталитарная партия отождествляет себя с государством, а государство – с обществом.

Тоталитарная партия подозрительно относится к частной собственности и экономической свободе. Коммунистическая партия считает частную собственность основой всех пороков буржуазного общества, и, придя к власти, вводит государственную собственность на средства производства и централизованное экономическое планирование. Национал-социалистическая партия ставит частную собственность под существенный контроль государства и также пытается ввести элементы централизованного планирования.

Находясь у власти, тоталитарная партия сочетает идеологию, призванную вызывать энтузиазм, с террором, постоянно внушающим страх. Будучи монопольной, партия не считает себя связанной конституцией и всячески пытается продлить период своей «революционности», не связанности никакими законами.

Тоталитарная партия полностью контролирует все стороны жизни входящих в нее индивидов, не оставляя ни малейшей возможности для их автономии. Не остается суверенной ни сфера их мыслей и чувств, ни сфера их личной жизни. Придя к власти, партия устанавливает тотальный контроль за всеми индивидами, в том числе и не являющимися ее членами. Исключение индивида из партии означает не только завершение его партийной карьеры, но обычно и конец любого его продвижения в тоталитарном обществе, а возможно, и конец его жизни.

Этот сухой перечень основных черт тоталитарной партии, быть может, оживит рассказ о ней большевика Г.Л. Пятакова, расстрелянного в 1937 г., но до последних дней оставшегося преданным своей партии. Этот рассказ, записанный Н. Валентиновым в Париже, относится к 1928 г.

Пятаков подчеркивает, что то чудо, каким кажется Октябрьская революция, не могло бы претвориться в жизнь, было бы только кратковременной вспышкой, мимолетным для истории явлением, если бы не было другого чуда, основания которого были заложены Лениным, – коммунистической партии. Эта партия не имеет никаких исторических прецедентов, она не похожа ни по своей организации, ни по своему духу, ни по силе своего действия ни на какую другую партию. «Не будь скрепившей всю страну нашей партии, не будь ее управления, не вдохни она повсюду свойственный ей дух – никакого СССР не было бы. Что было бы? Черт знает, что было бы. Когда отдаешь себе ясный отчет, что такое партия, что она сделала и делает, – просто чудовищным кажется вопрос: почему вы так огорчены, что вас – Пятакова – исключили из партии. Почему вы так хотите возможно скорее в нее вернуться?»[481]. Пятаков убежден, что такой вопрос может задавать только член меньшевистской, противостоящей коммунистической, партии, не понимающий ее сути. «Характерной чертой меньшевизма было органическое непонимание, что такое настоящая партия, чем она может и должна быть. Это обнаружилось еще двадцать пять лет тому назад на втором съезде только что складывавшейся партии, в связи с обсуждением первого параграфа устава партии, когда все еще было в тумане, недоговорено, и все же можно было догадаться, что люди, образующие партию, состоят из индивидов разной породы, разного теста, разной психической натуры. Большевикам был совершенно чужд панический страх меньшевиков перед партийной дисциплиной, а эта черта и сделала возможным образование могущественной большевистской партии»[482]. Различие психологии большевиков и меньшевиков остро сказалось на их отношении к такому вопросу, как диктатура пролетариата. «Наша революция шла под флагом диктатуры пролетариата, и Ленин превосходно показал, – отмечает Пятаков, – что действительным носителем и выразителем этой диктатуры может быть только партия. Он прямо заявил, что после опыта двух первых годов советской власти только тупым людям неясно, что диктатура пролетариата иначе как через коммунистическую партию осуществляться никак не может. Ленин говорил: „диктатура пролетариата есть власть, осуществляющаяся партией, опирающейся на насилие и не связанной никакими законами“. На чем в этой формуле нужно делать главное ударение – на „насилии“ или на „несвязанности никакими законами?“ Конечно, на последних словах»[483]. Все, что находится вне физических или физиологических законов, все, на чем лежит печать человеческой воли, – не должно и не может считаться неприкосновенным, связанным какими-то непреодолимыми законами. Закон – это ограничение, запрещение, установление одного явления допустимым, другого недопустимым, одного акта возможным, другого невозможным. «Когда мысль держится за насилие, принципиально и психологически свободное, не связанное никакими законами, ограничениями, препонами – тогда область возможного действия расширяется до гигантских размеров, а область невозможного сжимается до крайних пределов, надает до нуля. Беспредельным расширением возможного, превращением того, что считалось невозможным, в возможное, этим и характеризуется большевистская партия. В этом и есть настоящий дух большевизма. Эт. е. черта, глубочайше отличающая нашу партию от всех прочих, делающая ее партией „чудес“. Большевизм есть партия, несущая идею претворения в жизнь того, что считается невозможным, неосуществимым и недопустимым. Ей доступно то, что всем другим натурам, небольшевистским, кажется невозможным»[484]. Интересно заявление Пятакова, что мысль о насилии, центральная в идеологии коммунистической партии, должна обращаться ее членами не только вовне, но и на самих себя. «Я согласен, – говорит Пятаков, – что небольшевики и вообще категория обыкновенных людей не могут сделать мгновенного изменения, переворота, ампутации своих убеждений. Но настоящие большевики-коммунисты – люди особого закала, особой породы, не имеющей себе исторических подобий. Мы ни на кого не похожи. Мы партия, состоящая из людей, делающих невозможное возможным; проникаясь мыслью о насилии, мы направляем его на самих себя, и, если партия того требует, если для нее это нужно или важно, актом воли сумеем в 24 часа выкинуть из мозга идеи, с которыми носились годами. Вам это абсолютно непонятно, вы не в состоянии выйти из вашего узенького „я“ и подчиниться суровой дисциплине коллектива. А настоящий большевик это может сделать. Личность его не замкнута пределами „я“, а расплывается в коллективе, именуемом партией»[485]. Пятаков убеждает, что когда он просит о восстановлении его в партии и утверждает, что изменил свои взгляды, он не лжет, а говорит правду. «Согласие с партией не должно выражаться только во внешнем проявлении. Подавляя свои убеждения, выбрасывая их, нужно в кратчайший срок перестроиться так, чтобы внутренне, всем мозгом, всем существом быть согласным с тем или иным решением, постановлением партии. Легко ли насильственное выкидывание из головы того, что вчера еще считал правым, а сегодня, чтобы быть в полном согласии с партией, считаю ложным? Разумеется, нет. Тем не менее насилием над самим собою нужный результат достигается»[486]. На возражение, что партия может ошибаться и что нельзя, чтобы быть в согласии с нею, с ее высшими органами, считать белое черным, Пятаков отвечает: «…Да, я буду считать черным то, что считал и что могло мне казаться белым, так как для меня нет жизни вне партии, вне согласия с нею… Чтобы быть в партии, участвовать в ее рядах в грядущих мировых событиях, я должен отдать ей без остатка самого себя, слиться с нею, чтобы во мне не было ни одной частицы, не принадлежащей партии, с нею не согласованной. И еще раз скажу, если партия для ее побед, для осуществления ее целей потребует белое считать черным, я это приму и сделаю это моим убеждением»[487].

• Предыдущая
• 83/159
• Следующая