Мастер силы - Жвалевский Андрей Валентинович - Страница 39

• Предыдущая
• 39/42
• Следующая

Романова он нашёл на балконе. Николай Николаевич подставлял лицо солнышку и разве что не жмурился.

— Лучшее время, — сказал он, не прерывая солнечные ванны, — поздняя весна. А вы какую пору любите?

— Лето. Пора отпусков. Хотя нет, осень. Самое плодотворное время.

— Ну да, ну да… Метаболизм… Зависимость от насыщенности витаминами.

Николай Николаевич полуобернулся к гостю.

— А хотите жить вечно?

Леденцов растерялся и не подобрал адекватного ответа.

— Это ведь несложно, — Романов потянулся, вытянув руки над головой, — достаточно подчинить сознанию внутриклеточные процессы. Приказать тканям “Обновляться, раз-два!”, и они обновятся. Приказать почкам и печени “Вывести шлаки и доложить об исполнении!” — выведут и доложат.

“Эк его, — подумал Емельян Павлович, — развезло от весеннего воздуха”.

— Может, начнём? — спросил он.

— Не начнём, — ответил Николай Николаевич, пребывая в прежней безмятежности, — мы уже давно все закончили.

— Давно?

— Да. Я просто ждал оказии поговорить с вами наедине. Ваша супруга очень болезненно реагирует на некоторые вещи.

— На некоторые вещи и я… без восторга.

Романов сделал последний глубокий вдох и с явным сожалением покинул балкон. Леденцов хмуро двинулся за ним. Весеннее настроение несколько померкло. Когда Николай Николаевич извлёк на свет божий серую картонную папку, настроение выругалось и скрылось в неизвестном Леденцову направлении.

— Я же её сжёг, — сказал он, — ещё на прошлый Новый год.

— Это другая такая же. Здесь копии всех документов, которые вы не решились изучить тогда.

Николай Николаевич положил папку на стол у окна, а сам с отсутствующим видом уставился на книги в шкафу.

— А если я опять?

— Да жгите на здоровье, — пожал плечами Романов. — Оригиналы-то никуда не денутся. Не вижу смысла прятаться от правды.

— От вашей правды нужно хорониться, как от чумы.

Николай Николаевич оторвался от изучения корешков и почти без улыбки предложил:

— Давайте считать это (кивок на папку) прививкой. Малая доза правды поможет вам справиться с большой.

Емельян Павлович наклонился над столом. Он понял, что любопытство грызло его почти полтора года, и ещё пять минут он не выдержит. “Всё равно не отвяжется”, — подумал Леденцов себе в оправдание и решительно развязал тесёмочки.

Ничего не случилось. Джинн не вылетел, потусторонний жар не испепелил его, даже фотографии с искорёженными телами не бросились в глаза. Фотографий вообще не было — только какие-то бумаги казённого вида да несколько газетных вырезок. Последние сопровождались иллюстрациями, но явно были результатом не слишком умелого коллажа.

Леденцов подвинул стул к столу, сел и взял в руки верхнюю вырезку.

— Я пойду пока чайку соображу, — сказал Романов и удалился.

Вернулся он через четверть часа с подносом, от которого пахло бергамотом.

— Я зелёный пью, — буркнул Емельян Павлович, не отрываясь от чтения.

— Знаю. Вас Иван Иванович пристрастил. А вот я своих… — Николай Николаевич оборвал себя. — В вашей чашке — “Зелёная обезьяна”.

И Романов неуместно хмыкнул. Леденцов оторвался от папки и уставился на Николая Николаевича.

— Мой воспитанник Гринев, — пояснил тот, — однажды сказал во время тренировки: “Как можно не думать о зелёной обезьяне? Я не справлюсь!”

Емельян Павлович вернулся к бумагам. Он помнил эту старую восточную притчу. Николай Николаевич снова посерьёзнел.

— Как видите, он себя недооценил.

— Так это все он, — Леденцов спросил больше для проформы, он уже догадался, кто был главным героем газетных статей и милицейских протоколов, — ваш любимый ученик Гринев?

— Он. Как видите, силу он не потерял. И на сей раз его не пришлось полгода выхаживать под присмотром психологов в штатском.

Емельян Павлович перелистал непрочитанные ещё бумаги. Там мелькало всё то же: “…найден мёртвым…”, “…покончил с собой…”, “…доставлена в психиатрическую клинику…”. Только последний документ смотрелся неуместно.

— “Договор аренды”, — Леденцов постучал пальцем по жёлтому листку. — А это тут зачем?

— Это косвенное доказательство. На случай, если вы усомнитесь. Андрей Валентинович снял квартирку по указанному адресу за три месяца до описанных событий. И она стала как раз эпицентром всего этого кошмара. На обратной стороне схема.

Емельян Павлович перевернул ксерокопию договора и обнаружил чертёж, напоминающий схему Солнечной системы. Солнце изображала загогулина, подписанная “Гринев”, планеты — кружочки с числами.

— Это номера документов, которые вы только что пролистали.

Планет было очень много.

— И как он это?

— Вы не поверите. Пожелал счастья. Да-да, счастье — штука разрушительная. В пароксизме люди не чувствовали боли, не обращали внимания на страдания. Ни на свои, ни на страдания ближнего. В результате — все описанные несчастные случаи.

— Понятно.

Леденцов вспомнил одну заметку, в которой клеймились врачи “Скорой”. Они не спеша подошли к больному-инфарктнику (он упал прямо на улице и уже задыхался), улыбались ему, даже, кажется, целовали, но и не подумали произвести реанимацию. И больной тоже улыбался. Задыхался и улыбался.

— А потом, — сказал Романов, — счастье кончилось. Не все это выдержали. Кто-то сиганул с балкона. Кто-то просто тронулся умом.

— Сволочь, — Леденцов тыльной стороной ладони отодвинул от себя папку. — Это был один случай?

— Неизвестно. Больше он так не прокалывался, возле своего дома не проводил акций. А за пределами… Кто знает?

Емельян Павлович всё ещё смотрел на папку. Вспомнилось, как он пытался оправдать Гринева, придумывал для него благородные мотивы…

— Почему его не пристрелили? — спросил Леденцов. — У вас же есть свои люди в спецслужбах. Тот же Минич.

— Слишком высок риск, что Андрей Валентинович обнаружит покушение. Он наверняка от него застраховался.

Заметит — будет мстить не только вам, но и всему миру. Ладно, пусть не миру, пусть только спецслужбам. Представляете, что начнёт твориться? Нет, мы его остановим другим способом. Вы его остановите. Собирайте свою команду. Обещаю, что это — в последний раз.

— Он служит здесь, — говорил Минич, откинувшись на заднем сиденье, — кем-то вроде консультанта. Окучивает важных клиентов. Впрочем, продажа автомобилей — это так, крыша. Через господ предпринимателей текут очень серьёзные деньги. Настолько серьёзные, что вам, прошу извинения, даже намекать не буду на источник.. Вполне возможно, наш общий друг прикрывает именно эти финансовые потоки. И имеет долю с них.

Сергей Сергеевич нахмурился чему-то своему.

— Хорошо прикрывает? — спросил Романов.

Он сидел на переднем сиденье, но гримасу рассказчика почуял спиной.

— Слишком. Все концы, которые к ним вели, вдруг поотваливались, как, пардон, хвосты у ящериц. Наши ребята эту контору два года разрабатывали, и вдруг… Ладно, ещё раз: просто приходите и разговариваете. Емельян Павлович, очень прошу, никаких активных действий. Пострадает мирное население.

Леденцов кивнул. Он уже в десятый раз слышал эту инструкцию и начал раздражаться. Саня, который сидел за рулём, на мгновение оглянулся и подмигнул — дескать, правильно думаете, гражданин начальник. Это ещё больше разозлило Емельяна Павловича. Алена Петровна, устроившаяся у противоположного окна, едва заметно дёрнулась, гася всплеск ярости Леденцова. Впрочем, даже не обернулась.

— После демонстрации намерений, — продолжил Минич, — постарайтесь его немного подразнить…

— Насколько немного? — Леденцова уже давно мучил этот вопрос, ещё с первого инструктажа. -А вдруг он выйдет из себя? Тогда мирное население не то что пострадает… костей не соберёт.

— Не выйдет, — ответил за подполковника Николай Николаевич, — он очень хорошо научился себя контролировать. Я его учил.

— Научили, — хмыкнул Емельян Павлович, — на нашу общую голову.

• Предыдущая
• 39/42
• Следующая